Дни и ночи Невервинтера. Книга 2 - М. Волошина

— Красиво.

Вот и поговорили. Светский лев и амазонка.

Но я так просто не сдаюсь. Я, вообще-то, большой эгоист. Если вижу, что человек мне интересен, я его всеми путями стараюсь сохранить при себе. Буквально, будь рядом и не исчезай. А зачем мне это надо — сам себе не могу объяснить. И со своей стороны предлагаю ему… ну, не больше, чем могу предложить. Но и не меньше. Эйлин на меня, как на придурка, посмотрела, когда я еe однажды сватал к себе в Девятку. А Сола… она молчала, только бровки поднимала, когда я заливался соловьем, и смотрела на меня очень внимательно, изредка мигая, пыталась по моей таинственной морде понять, что у меня на уме. А что у меня было на уме — мне бы самому кто сказал. Я ее как-то с волчицей сравнивал. Так вот, у нее и взгляд такой — темный, волчий, его трудно долго выдерживать. Но я могу. Наверное, потому что наглый и опытный, не одного взглядом обломал, и уверен, что она знает, на что я способен. И потому спокоен.

И паладин тоже с ней может в гляделки играть. Он вообще человек особенный, прямолинейный, но в нем чувствуется внутренняя сила, за это сестренка его и любит, надо полагать. Ну, и за бицепсы там, трицепсы, косые мышцы живота и ягодичные тоже.

В тот вечер, когда все произошло, я сидел в большой купальне внизу, и пытался думать о возвращении в Невервинтер. Что нас ждет, что за бульон на тамошней кухне варится, кто политику делает? Два месяца без малого — большой срок. А может, как только я появлюсь в землях Нашера, меня тут же захотят арестовать. Ко всему надо быть готовым, продумать тактику.

Но долго я о серьезном думать не мог в такой расхолаживающей обстановке. Какие мысли могут прийти в голову мужику, который третий день предается безделью, подставляет тело под экзотические процедуры, жрет, пьет пиво и греется в ванне с пузырьками. Ясно, какие. И тогда я подумал, что Сола и Касавир лучше друг другу подходят. На вкус такого махрового эстета, как я, Эйлин с паладином не смотрятся. Ведь на нее посмотреть — какое-то женское недоразумение. Фигурка-то есть, но какая-то мелкая, кость тонкая, а лицо благородством не блещет. Хотя, она оригинальна в своем роде, я даже во сне ее видел после той бани, когда мы еще не были родственниками (стереть из памяти, чтобы по пьяни не ляпнуть). Сола — другое дело. Высокая, сильная, фигура, как у пловчихи и профиль точеный. Я представил их с паладином — красота, хоть роман пиши. И хмурятся они одинаково. И помолчать им вдвоем будет интересно.

Вот такой идиотизм мне в голову лезет иногда (стереть из памяти все вышесказанное).

Все-таки умеют там создать комфорт. Купальня большая, даже по человеческим меркам вместительная, почти по грудь стоишь. Розовый мрамор, состаренный или на самом деле старый, колонны, навес, все увито диким виноградом. Рядом шумит водопад, зелень кругом, а ты расслабляешься на островке цивилизации и комфорта. И главное — никого. Мне это больше по душе, чем плескаться в каменной луже среди плавающих листьев, да еще в компании Келгара.

Я задремал на сиденье в теплой воде и пузырьках. Что-то представлял себе, мечтал… Стосковалось, все-таки, тело по всяким приятностям. Тут и истукан не выдержит. Поэтому, очнувшись, я выскочил из этих коварных пузырьков и бегом к пиву. У них там стояли каменные чаши с каким-то специальным льдом, а в нем маленькие пивные бутылки темного стекла. Хочешь в стакан наливай, хочешь так пей. Почему у нас так не делают? Волшебники. Надо, все-таки, гнома отобрать, это самое ценное ее приобретение.

До чего же приятно, когда ты горячий, распаренный и слегка возбужденный, глотнуть холодного пива прямо из бутылки. Ммм… первые три глотка пьются быстро, не для того, чтобы почувствовать вкус, а чтобы губы на миг обожгло от прикосновения к холодному горлышку бутылки, стало покалывать нeбо и язык, и чтобы приятный студеный ручеек заскользил вниз по горячему горлу. Внутри все сжимается, затылок, шея и грудь покрываются мурашками, все твое тело впитывает этот щекочущий холодок — это просто феерия какая-то. Никакого оргазма не надо. А потом приходит и вкус — он должен быть обязательно чуть горьковатым. Пиво танцует иголочками на языке и охлаждает изнутри, а на душе становится тепло и как-то бархатно, аж глаза слезятся. Я, конечно, репутации ради вином балуюсь, игристое употребляю по случаю. Но этот плебейский напиток люблю с детства. В Невервинтере его варить не умеют, я пью только Уотердипское. Эйлин это знает, поэтому для меня у нее всегда есть свежий бочонок, а это недешево обходится. Любит она меня, наверное, хоть и вредничает.

Тут я ей тепленьким и попался. Я Солу имею в виду. Когда я допивал вторую бутылку, непрошенное возбуждение уже с неохотой схлынуло, и тут я уловил за бамбуками движение. Реакция сработала автоматически, я бутылку подкинул, за горлышко поймал, разбил о камень и рванул туда, а потом только подумал, что не враги же тут в засаде сидят. Остановился и думаю, какой же я идиот, это же, наверное, Касавир, да не иссякнет его мужская сила, совершает очередной акт вандализма. За что он меня так не любит? Что я ему сделал? Мог бы ведь под суд отдать или изгнать из города без права возвращения.

Но это оказались не они, и даже не знаю теперь, к худу или к добру.

И вот мы оба стоим и не двигаемся, друг друга толком не видим, но знаем, что мы здесь. Между нами бамбуки, а я красивый, как бог, и дурной, как безмозглый тролль, потому что не знаю, как выходить из неловкой ситуации. И я задал самый умный вопрос из всех возможных:

— Это ты?

П…ц.

А она, само собой, ответила:

— Я.

Пароль и отзыв совпали. Идиот.

— Мне, вообще-то, на подъемник надо. Ты дашь мне пройти?

— Да проходи, — я сделал широкий приглашающий жест.

— А штаны ты надеть не хочешь?

Действительно, неудобно как-то без штанов. Пока я одевался и обувался, у меня была возможность все обдумать и понять, что надо спровадить ее на подъемник и остаться. Еще пивка попить, поплавать. Не в том я сейчас состоянии, чтобы с ней общаться, слишком расслабленный. Но во мне проснулся интерес. Я чувствовал, что нравлюсь ей. Я это почувствовал давно. Она со мной разговаривала так колюче и насмешливо, но сама она гораздо серьезнее. Она, как упрямая девочка, которой нравится нахальный красавчик (это я, если кто не понял). Я даже подумал, что она могла за мной подглядывать, и меня в жар бросило от этой мысли. Так что, встреча с мозгами у меня так и не состоялась. И объяснить я это могу только магией, пузырьками и пивом.

Я решил напроситься с ней на подъемник и захватил с собой пару бутылочек, а когда она вышла, я их чуть не выронил. Я не ценитель женских фигур и прелестей, но совсем равнодушным они меня не оставляют. Я уже привык к тому, что она ходит черт те в чем, едва прикрывающем тело. Но сейчас на меня это произвело впечатление. На ней были ее обычные мягкие сапоги, но вместо платья — короткий кожаный корсаж на шнуровке, и весьма короткие кожаные штанишки. И все это так ладно на ней сидело. Ноги казались нескончаемо длинными, и словно вылепленными скульптором, а между корсажем и поясом была видна полоска живота, красивого — плоского, но не худого. Дикий народ эти амазонки. Появись она в таком виде на улицах Невервинтера — это был бы скандал. Я понял, что она спустилась со скал — на ней были перчатки без пальцев, а на бедрах висел пояс с крючками и скрученной веревкой. И мне представилась картина — довольно симпатичная картина — как она цепляется рукой в перчатке за выступ скалы, подтягивается, как при этом выступают жилы и напрягаются все ее мышцы под смуглой кожей, как она глубоко, размеренно дышит. Руки у нее красивые, хотя и не очень изящные для женщины. Сильные, с сухими, хорошо прорисованными мышцами, длинными цепкими пальцами и ногтями, розовыми и коротко остриженными. Почти, как у меня (я был бы не я, если бы мимоходом себя не похвалил).

В общем, та моя часть, которая отвечает за эстетическое наслаждение, искренне радовалась, глядя на нее, выходящую из зарослей бамбука с легкой усмешкой на лице. Подглядывала, точно.

— Леди, разрешите составить вам компанию.

Она лишь благосклонно улыбнулась, взяла у меня бутылку и пошла дальше, открывая на ходу.

Я снова завел разговор о Невервинтере — я ведь так и не услышал ответа на свое предложение. А она обернулась ко мне, облизнув губы, и усмехнулась. Почему она все время усмехается? Что она увидела такого смешного?!

— Знаешь, пупсик, я передумала. Пойдем-ка со мной.

И потащила меня куда-то в заросли, перепрыгивая через горячие ручейки. А я, как баран, за ней пошел.

Она привела меня к подножию покатой скалы с множеством острых и гладких выступов и молча показала наверх. Терраса, где были наши с ней домики, находилась как раз над ней в нижнем ярусе, и расстояние до нее было футов сто пятьдесят. Придирчиво оглядев меня, она кивнула каким-то своим мыслям и стала расстегивать свой пояс. Я, честно говоря, замандражировал, гадая, что она надумала делать. Обычно я свое лицо контролирую хорошо, но, видимо, на нем отразилось мое замешательство, и она пояснила: