Танковые асы вермахта - Ганс Шойфлер

Что нам было делать? Если бы мы ушли с небольшого плацдарма, то наш первый взвод и баварская пехотная часть рядом с ним были бы отрезаны от основной массы войск. Занимать брошенные позиции на холме перед деревней нашим одетым в черную форму бойцам, которые имели мало опыта в позиционной войне или в ближнем бою, было крайне рискованно. Но за последние несколько недель мы повидали слишком многое. Колонны беженцев – плачущие мужчины и дрожащие от страха женщины и дети, – гонимые наступающими русскими танками и которые могли быть безжалостно расстреляны, не дойдя до побережья и спасительных кораблей. Могли ли мы разочаровать этих беспомощных людей, которые рассчитывали на нашу помощь? Только эта мысль облегчала нам принятие решения.

Мы поодиночке двинулись вперед под артиллерийским огнем русских. Мы уже понесли потери – два человека погибли. Затем заняли оставленные позиции на холме. Нам удалось удержать эти передовые позиции, правда недолго – всего на несколько часов, потому что русские значительно превосходили нас в силах. Когда мы наконец удостоверились, что справа и слева от нас уже больше нет немецких солдат, около полудня начали медленно выходить из боя и собираться на окраине деревни. Нас беспокоил наш первый взвод, так как с утра у нас с ним не было связи.

Лишь чуть позже мы выяснили, что первый взвод был окружен русскими и, несмотря на свое мужество и проведенные нами контратаки, был почти полностью уничтожен. Только горстке солдат удалось выбраться оттуда.

Мы сами постепенно втягивались в «ведьмин котел» Данцига, который русские атаковали с трех сторон. Все, кто был еще жив и не сдался русским без боя, лежал за баррикадами, остатками стен, грудами щебня и даже развороченными взрывами надгробиями. Мы слышали крики деморализованных и уставших людей из подвалов и дотов. Они не угрожали, нет, это были голоса отчаявшихся.

– Бросайте оружие! – просили они, буквально умоляли. Там были также и солдаты, думавшие, что спасутся, надев гражданскую одежду поверх формы. Даже некоторые наши товарищи не прошли испытание на прочность. Бесследно исчез мотоциклист-вестовой. Один солдат умоляюще спросил у меня, можно ли ему пробиться в тыл, так как дома у него жена и ребенок. Я не мог ответить на его просьбу отказом. Я написал ему приказ об операции нашей роты, так как палачи[149] могли схватить его, если бы при нем не было официального приказа с боевой задачей. Давайте будем честными. Не боролся ли каждый из нас с вопросом: «Продолжать сражаться или сдаться? Что делать сейчас?»

Прислушаться к голосам упавших духом в подвалах или, сопротивляясь, помочь десяткам тысяч на побережье?

Но нам не стыдно ни за один наш боевой день перед нашими погибшими товарищами! Для нас борьба за Данциг продолжалась, даже если бы мы остались совсем одни.

За последние несколько дней мы разработали успешную тактику блокирования и уничтожения танков в уличных боях. Мы передвигались по крышам домов, которые были связаны между собой пробоинами в стенах для несения противовоздушной обороны, и незаметно подбирались к авангарду танкового подразделения русских. Мы ставили бойца с автоматом у одного из окон на крыше, чтобы обеспечить прикрытие. Затем стреляли во вражеские танки из «панцерфаустов» (фаустпатронов) из вентиляционных отверстий в крышах. Впечатление, производимое на русских, было огромным, когда очередной Т-34 взлетал на воздух. Мы использовали замешательство неприятеля, незаметно скрывались и отправлялись искать новые цели. Действуя в подобном духе, мы вынуждали русских продвигаться медленно и аккуратно. Для беженцев сейчас был очень важен каждый день, каждый час. Фаустпатронов повсюду валялось достаточно, и мы их могли подбирать[150]. С продуктовыми пайками, к сожалению, история была совершенно другая.

Когда Данциг оказался в огне пожаров и с грохотом начали рушиться мосты, мы через рукав Вислы отошли в пригород Хойбуде. Охваченный пожаром мост медленно рушился, и я в первый и в последний раз в жизни увидел один из всемирно известных символов Данцига, Крановые ворота, охваченные пламенем. Глубокое уныние охватило меня. Я печально опустил голову. И все же каждая спасенная человеческая жизнь стоила в тысячу раз больше, чем все эти исторические здания, вместе взятые. Я провел бессвязный разговор с самим собой и рассмеялся горьким смехом. Затем я побрел дальше и не сразу понял, что слышу свой собственный смех.

В Хойбуде я встретил всех товарищей, которые вышли из Данцига живыми и в разной степени целыми, в назначенном пункте сбора, хотя наши тыловые части находились не слишком далеко. Глубокое удовлетворение наполнило меня. Там действительно царило уникальное за всю войну чувство локтя.

Мы нашли боеспособное 75-мм противотанковое орудие с большим количеством боеприпасов и блиндаж. Даже расчет, который, скорее всего, мечтал сбежать с войны под шум прибоя, был все еще при нем. Точнее, находился в процессе медленного отступления, поскольку они считали себя «забытой заставой». Мы профессионально, но решительно попросили их оказать нам товарищескую помощь, которую они действительно нам оказали, хотя и с несколько пугающей торопливостью и героическим рвением. Артиллеристы оставались с нами до последнего и не ушли из-под огня и ожесточенного натиска русских. Мы поблагодарили их от души и отпустили, так как большинство из них были старше нас и дома их ждали жены и дети.

В конце концов мы вновь установили контакт с нашим батальоном и танковым разведывательным батальоном, к которому были приписаны.

Когда меня ранили, я попросил, чтобы мою «забытую заставу» тоже отпустили.

Дневниковые записи

Ульрих Заксе, обер-лейтенант и адъютант 4-го танкового разведывательного батальона

Конец марта 1945 года. Бои за Данциг подходили к концу. 4-я танковая дивизия упорно обороняла ворота города со стороны городка Олива (10 км северо-западнее Данцига). Там был убит наш командир дивизии, генерал Бетцель; рядом с ним был капитан Коль. Были убиты капитан Кале и капитан Шалмат из 35-го танкового полка.

Русские выпускали залп за залпом по железнодорожным сортировочным станциям. Вспыхнули ожесточенные бои за верфи Шихау. И вновь нам удалось задержать русских еще на день. Один танк успешно прикрывал направление на Лангфур.

За ночь город к западу от Моттау был эвакуирован. Весь Данциг горел – от одного края до другого. Мы отошли через последние действующие пропускные пункты в Хойбуде, к востоку от Данцига[151]. Русские вели ковровые бомбардировки, накрывая и беженцев и медсанбаты. Мы отчаянно сражались с рвущимся через Вислу неприятелем.

Выбросивший белый флаг расчет зенитной батареи был приговорен к смерти военно-полевым трибуналом. Была дана отсрочка, чтобы израсходовать боеприпасы. Все до последнего человека погибли в первом же бою с русскими танками.

Мы держались под огнем в полях близ Хойбуде. Капитан Келш был убит; командиры почти всех рот были ранены. Наконец мы медленно отошли к Нойфарвассеру. Был занят и укреплен плацдарм в устье Вислы. А в это время моряки и саперы лихорадочно работали в местах выгрузки, где беженцев и раненых доставляли на косу Хель, а оттуда на больших кораблях через всю Балтику везли в Германию.

Кёнигсберг капитулировал. Остатки немецких войск из Восточной Пруссии[152] нескончаемыми колоннами под непрерывным обстрелом с материка тянулись по бревенчатой дороге через косу Фрише-Нерунг[153] на Эльбинг для погрузки на суда.

В начале апреля 1945 года командование 4-м танковым разведывательным батальоном принял майор фон Гаупп. Низины у Данцига были затоплены после открытия шлюзов на дамбе. Батальон сдерживал натиск неприятеля, ведя ожесточенные оборонительные бои.

Из Данцига в Австрию

Петер Оберхубер, обер-ефрейтор 35-го танкового полка

Данциг, конец марта 1945 года. Мы, то есть то, что осталось от 2-го батальона, были расквартированы по частным домам в городке Циганкенберг. 18 марта нас с нашими последними 4 танками влили в состав 1-го батальона. Скука, недостаток действий и осознание того, что мы танкисты без танков, не улучшали настроения.

В это время русские вклинились между Данцигом (Гданьском) и Готенхафеном (Гдыней) и вышли к Балтийскому морю в районе Сопота. Они начали наступление к старинному ганзейскому городу[154] через Оливу. Что теперь будет с нами, танкистами? В этом состояла наша главная озабоченность.

Мы получили приказ отступать. Мы шли на запад почти два года. Теперь нам снова приходилось отступать, но на сей раз на восток. Мы оказались в большом мешке. Единственная дорога, остававшаяся открытой, вела на восток. Настоящим нашим спасением могла бы стать Балтика, но судов не хватало, да и русские подводные лодки все время рыскали в поисках добычи.