Ледовое небо. К югу от линии - Еремей Иудович Парнов

— Тебе виднее, Казимирович, заражаясь зевотой, промямлил стармех. — Сил моих больше нет, так спать хочется.

— Идите, лягайте, — ласково сделал ручкой Дикун. — Так зато в лебедке опять законтачило, Петр Казимирыч? Вот же бог послал наказание. То искрит, то дымит, то вообще не контачит. Надо рекламацию писать. Лучше совсем их не надо. Обойдемся.

— Вы, может, и обойдетесь, — остановил бессмысленные словоизлияния стармех. — А как насчет швартовой команды? Счастье еще, что «дракон» у нас богатырь. Выбирает конец лучше любого шпиля. Но разве это дело? Занялись бы вы ею, что ли…

— Пожалуйста! — Дикун выразил полнейшую готовность сейчас же броситься на корму. — Особенно с ними, — обвел он Шимановского ласкающим взором. — Может, после вахты?

— Какое там, — отмахнулся электрик. — Неисправность мы ликвидировали, а остальное не в нашей компетенции. Дефект конструкции. Менять их нужно ко всем чертям.

— Мастеру сказал? — Загораш невольно радовался тому, что неисправность обнаружилась не в машине. — Он-то понимает, почему отключилось питание?

— Он понимает, зато я никак понять не могу. До конца, по крайней мере… Ты идешь?

— Сейчас, — стармех сидел, как приклеенный. — Только пару слов скажу. — Он снял трубку. — Константин Алексеевич?.. Загораш говорит… У нас тут вот какое дело приключилось: металл обнаружился.

— Тоже мне новость, — после непродолжительного молчания ответил Дугин. — И это все?

— Нет, не все. Сразу в трех цилиндрах и много. Почистить надо…

— Сколько потребуется времени?

— Часа четыре, потому что прокладку тоже давно пора сменить.

— Да, помню, вы говорили… Только ничего не выйдет, Андрей Витальевич. Ужо потерпите как-нибудь несколько часов. Вот подойдем к «Оймякону» — тогда и решим. Глядишь, и запчастями какими разживемся. Продержитесь?

— Попробуем, Константин Алексеевич.

— Значит, договорились. Этой ночью и станем. Получите восемь, а то и все десять часов на профилактику.

— Но это уже точно?

— Я слов на ветер не бросаю.

— Все-таки придется сделать маленькую остановку. Минут на тридцать. Хочу проверить как следует. Для верности, Константин Алексеевич.

— Ладно… Я вас предупрежу.

Когда ударил звонок и стрелка машинного телеграфа передвинулась на «тихий ход», Загораш и электрик шли к трапу.

— Это еще что за новости? — стармех поспешно вернулся к пульту. — Мостик?! Почему заранее не сообщили? — закричал он в трубку. — В чем, собственно, дело?

— Не сердись, Витальевич, — весело успокоил его Мирошниченко. — Ничего особенного. Ты же сам хотел стопориться… А тут как раз случай такой… рыбки, понимаешь, захотелось. Свеженькой. Сейчас подруливать начнем, — и уже другим, дикторским нарочитым голосом объявил по трансляции: — Команде аврал! Команде аврал! Занять места по швартовому расписанию.

После того, как, работая левым подруливающим, «Лермонтов» медленно приблизился к СРТ, боцман Снурков с бака и матрос Петя с кормы бросили «легкости» на шкертах, привязанных к канатным гашам. Подобрав упавшие на палубу мешочки с песком, рыбаки подтянули легкие полипропиленовые концы и закрепили их на кнехтах.

— Пошел! — махнул рукой Ян Янович, румяный молодец с шкиперской рыжеватой бородкой.

На «Лермонтове» загрохотали лебедки. Точнее, якорный брашпиль на баке и та самая кормовая автолебедка, откуда еще час назад Шимановский выгреб сгоревшие предохранители и графитовые щетки. Пока, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, мотала исправно.

Второй электрик Паша, соколом взлетел на солнечную палубу, закрепил сетку на крюке и забрался в застекленную кабинку крана. Лихо развернув ярко-желтую, как наисвежайший желток, стрелу, смайнал сетку. На корме уже лежали жестянки с кинолентой. Пока сеть не сделалась скользкой от рыбьей слизи, следовало совершить обмен пищей духовной. Не глядя на названия, потому что все было видено-перевидено, кассеты перекинули на палубу латышам. Пока они подбирали замену, Беляй сбегал на бак — в кладовую тросов, фонарей и красок. Забрав у боцмана ключи, вошел в стальную сокровищницу, где, как в банковском сейфе, хранились эмали и краски. Усилиями старпома «Лермонтов» выглядел настоящим щеголем: надстройка белая, борта черные, ватерлиния и трюмы ярко-красные, как адское пекло. На поверхности поменьше пошел уже весь спектр. Палубы и внешние устройства густо покрывал зеленый хром, приемные антенны и катер на солнечной палубе — серебрянка. Поскольку на СРТ колер был поскромнее, Вадим Васильевич остановил выбор на цинковых белилах и черной ацетатной эмали и указал матросу бидоны, предназначенные к отправке.

Уверенно орудуя рычагами, Паша уже вирал сетку с бидонами, когда Беляй дал знак отставить. Круминьш удивленно поднял брови, и даже попугай Юрочка, сидевший на Тонином плече, беспокойно захлопал крыльями. Не говоря ни слова, старпом вновь отомкнул замок и самолично добавил две здоровенные банки сурика, словно от себя оторвал. Это был хорошо продуманный, рассчитанный на благодарную аудиторию жест… Во всяком случае, понят он был правильно. После того, как сетка, набитая серебристым хеком и багряным пучеглазым окунем, дважды тяжело плюхнулась на палубу, последовал ответный дар для высшего комсостава: омар с клешнями, что твои боксерские перчатки и здоровенный палтус с мраморно-белым брюхом и крапчато-бурой спиной.

Дугин, как и капитан траулера, не счел для себя удобным присутствовать при взаимовыгодном обмене. Удалился скромно в каюту, чтобы следить за всеми перипетиями действа в иллюминатор. Поведение своего старпома он полностью одобрил, хотя омар и показался сверху мелковатым. Но как бы там ни было, прилив бодрости ощущался совершенно определенно. Кратковременная встреча посреди океана оживила монотонные будни.

Вся операция, капитан засек время, продолжалась ровно двадцать четыре минуты.

— Как там у вас? — позвонил Константин Алексеевич в машину. — Заканчиваете?

— Еще минуток десять, — оживленно доложил Загораш.

— Ну и?..

— Выдюжим, надо надеяться. Не подведем.

Когда теплоход вновь лег на курс, палубу уже вовсю поливали из шланга забортной водой, а сложенную в ящики рыбу рассовали по холодильным камерам. Ближайший четверг — на море, как и на берегу, соблюдают рыбный день — обещал быть обильным.

Не дожидаясь щедрот камбуза, электрик Паша выбрал подходящих окуней на вяление, а замороженного омара, чей панцирь