Еретики Дюны - Фрэнк Херберт

— Сейчас на Гамму находятся посольства великих религий, — ответила Сирафа. — С некоторыми из них ты никогда не встречалась. Они — из Рассеяния, как вы это называете.

— А как вы это называете?

— Искание, — Сирафа умиротворяюще подняла руку. — Не бойся! У нас общий враг.

— Преподобные Черницы?

Сирафа повернула голову налево и сплюнула на пол.

— Посмотри на меня, Бене Джессерит! Я была подготовлена только для того, чтобы их убивать! Это моя единственная функция, мое единственное назначение!

Луцилла осторожно проговорила:

— По тому, что нам о вас известно, вы должны быть очень хороши.

— В кое-чем я, вероятно, получше тебя. Теперь слушай! Ты сексоманка. Ты понимаешь?

— С чего бы вмешиваться жрецам?

— Ты называешь их жрецами? Ну, что ж… да. Они не станут вмешиваться ни по одной из причин, которые ты можешь вообразить. Секс ради удовольствия — враг религии, да?

— Неприемлемы никакие подмены священной радости, — ответила Луцилла.

— Танкрус защити тебя, женщина! — Есть разные жрецы из Искания, есть такие, которые не возражают против экстаза сейчас вместо обещанного после.

Луцилла почти что улыбнулась. Неужели эта дилетантка, убийца Преподобных Черниц, считает, будто ей есть чему поучить Преподобную Мать насчет религии?

— Есть здесь люди, которые расхаживают переодетыми в жрецов, — продолжила Сирафа. — Очень опасно. Самые опасные из всех — последователи Танкруса, провозглашающие, что секс — единственный способ поклонения их Богу.

— Как я их узнаю? — Луцилла услышала искреннее беспокойство в голосе Сирафы.

— Пусть это тебя не заботит. Ты никогда не должна вести себя так, будто ты распознаешь подобные различия. Твоя первая забота — убедиться, что тебе заплатят. Тебе, по-моему, следует запрашивать пятьдесят саляриев.

— Ты не сказала мне, почему они могут пристать к нам? — Луцилла вновь взглянула на Бурзмали. Он разложил другую одежду и снимал свой боевой наряд. Она опять перевела взгляд на Сирафу.

— Некоторые следуют древнему соглашению, которое дает им право расторгнуть твою сделку с Бурзмали. В действительности некоторые будут испытывать тебя.

— Слушай внимательно — сказал Бурзмали. — Это очень важно.

Сирафа продолжила:

— Бурзмали переоденется в полевого рабочего. Только так удастся представить естественными его мозоли от оружия. Ты будешь называть его Скар, обычное имя здесь.

— Но как мне быть, если пристанут жрецы?

Сирафа вытащила из своего корсажа небольшой кошелек и передала его Луцилле, которая взвесила его в руке.

— Здесь двести восемьдесят три салярия. Если кто-нибудь обратится к тебе как к божественной… ты запоминаешь? Божественной…

— Как бы я могла об этом забыть? — в голосе Луциллы почти прозвучала насмешка, но Сирафа не обратила внимания.

— Если кто-либо такой к вам пристанет, ты вернешь назад пятьдесят саляриев Бурзмали со своими извинениями. Здесь же, в этом кошельке, твоя карточка гетеры на имя Пиры. Дай мне услышать как ты произносишь это имя.

— Пира.

— Нет! Намного больше сакцентируйся на «а»!

— Пира!

— Это неплохо. Теперь слушай меня с особым вниманием. Ты и Бурзмали появились на улицах поздно. Будет считаться само собой разумеющимся, что у тебя были клиенты и до него. Должно быть доказательство этому Следовательно, ты будешь… развлекать Бурзмали перед тем, как уйти отсюда. Ты понимаешь?

— Такая деликатность! — сказала Луцилла.

Сирафа восприняла это как комплимент и улыбнулась, но это было жестко контролируемое выражение. Ее реакции так чужды!

— Только одно, — сказала Луцилла. — Если я должна буду развлекать божественного, как я потом найду Бурзмали?

— Скара!

— Да, как я найду Скара?

— Он будет ждать поблизости, куда ты ни пойдешь. Скар найдет тебя, когда ты освободишься.

— Замечательно. Если вмешивается божественный, я возвращаю сотню саляриев Скару и…

— Пятьдесят!

— По-моему, нет, Сирафа, — Луцилла медленно покачала головой. — После того, как я его развлеку, божественный поймет, что пятьдесят саляриев — слишком малая сумма.

Сирафа поджала губы и взглянула сквозь Луциллу на Бурзмали.

— Ты предупреждал меня насчет ее сорта, но я не предполагала, что…

Используя Голос лишь чуть-чуть, Луцилла произнесла:

— Ты не предполагаешь ничего, пока ты не услышишь этого от меня!

Сирафа нахмурилась. Она явно смутилась от Голоса, но ее интонация осталась такой же надменной, когда оправилась.

— По-твоему, мне следует предположить, что тебе не нужно объяснений насчет сексуального разнообразия?

— Никчемное предположение, — ответила Луцилла.

— И мне нет надобности рассказывать тебе, что твое облачение определяет тебя, как послушницу пятой ступени Ордена Хорму?

Настал черед Луциллы нахмуриться.

— А что если я проявлю способности свыше этой пятой ступени?

— Ага, — сказала Сирафа. — Значит, ты будешь продолжать слушать мои слова?

Луцилла коротко кивнула.

— Очень хорошо, — сказала Сирафа. — Могу я думать, что ты способна исполнять вагинальную пульсацию.

— Да, способна.

— В любой позе?

— Я могу контролировать каждый мускул своего тела!

Сирафа поглядела мимо Луциллы на Бурзмали.

— Это правда?

Бурзмали проговорил совсем близко от Луциллы:

— Иначе бы она так не говорила.

Сирафа задумалась, глядя на подбородок Луциллы.

— В этом, по-моему, есть трудности.

— Чтобы не возникло неправильного представления, — проговорила Луцилла, — способности, которые у меня развиты, не выносятся на обычный рынок. У них иное назначение.

— О, я уверена, что это так и есть, — сказала Сирафа. — Но сексуальная живость, это…

— Живость! — Луцилла вложила в свой голос все негодование Преподобной Матери. Неважно, что, может быть, именно этого Сирафа и надеялась достичь, ее следовало поставить на место! — Живость, ты говоришь? Я могу контролировать температуру гениталий. Я знаю и способна возбуждать пятьдесят одну эрогенную зону. Я…

— Пятьдесят одну? Но ведь их только…

— Пятьдесят одна, — огрызнулась в ответ Луцилла. — А по последовательностям и количеству сочетаний — две тысячи восемь. Более того, сочетание с двумястами пятью сексуальными позами…

— Двести пять? — Сирафа была явно потрясена. — Ты, наверняка, говоришь о…

— На самом деле их даже больше, если считать вариации. Я Геноносительница. Это означает, что я владею тремястами ступенями усиления оргазма!

Сирафа прокашлялась и облизнула губы.

— Тогда я должна тебя предостеречь, чтобы ты себя обуздала. Держи свои способности на привязи, или… — она опять посмотрела на Бурзмали. — Почему ты меня не предостерег?

— Я предостерегал.

Луцилла ясно расслышала насмешку в его голосе, но не оглянулась, чтобы увериться в этом.

Сирафа два раза глубоко вдохнула и выдохнула.

— Если тебе начнут задавать хоть какие-нибудь вопросы, ты скажешь, что как раз готова к испытанию на переход в следующую ступень. Это снимет подозрения.

— А если меня спросят об испытании?

— О, это легко. Ты загадочно улыбнешься и промолчишь.

— А что если меня спросят об этом Ордене Хорму?

— Тогда пригрози спрашивающему, что доложишь об этом своим вышестоящим. Вопросы сразу исчезнут.

— А если не исчезнут?

Сирафа пожала плечами.

— Сплети какую-нибудь историю, если захочешь. Даже Видящую Правду повеселят твои увертки.

Луцилла сохраняла выражение задумчивости на лице, размышляя над сложившейся ситуацией. Она слышала, как Бурзмали — Скар! — зашевелился за ее спиной. Она не видела серьезных трудностей в том, чтобы осуществить такой обман. Это могло бы даже предоставить ей забавные возможности, о которых она позже отчиталась бы на Доме Соборов. Сирафа, она отметила, улыбается Бурз… — Скару! Луцилла оглянулась и поглядела на своего клиента.

Бурзмали стоял обнаженный, его боевая амуниция и шлем аккуратно сложены рядом с небольшой кучкой грубых одежд.

— Я вижу, Скар не возражает против твоих приготовлений к этому приключению, — сказала Сирафа. Она показала рукой на его жестко стоящий пенис. — Значит, я вас покидаю.

Луцилла услышала, как Сирафа удаляется через отсверкивающий занавес. Все мысли Луциллы захлестнуло гневной волной: «На этом месте сейчас должен бы быть гхола!»

Забывчивость — вот твоя судьба. Все, чему прежде учила жизнь, ты теряешь и обретаешь, снова теряешь и обретаешь.

— Во имя нашего Ордена и нерушимого единства его.

Сестер этот отчет признан достоверным и достойным помещения в хроники Дома Соборов.