Обрученные грозой - Екатерина Юрьева

— Что за приятель? — спросила Докки, внезапно разволновавшись.

«Это не может быть он, — сердце ее чуть не выскочило из груди. — Ведь Ольга сама сказала, что он на войне, где-то под Смоленском. А если… Что, если его вызвали к императору? Или он взял отпуск? О, Господи! О чем я думаю? Какой отпуск во время войны?!»

— Барон Швайген, — сообщила Ольга, чуть порозовев. — Он был ранен, находился сначала в госпитале где-то под Псковом, а потом приехал долечиваться к родственникам в Петербург. Вы успеваете застать его здесь — кажется, он только на следующей неделе отправляется в армию. Я вспомнила о нем — ведь он служит под началом Палевского, — скороговоркой добавила она.

— Ах, Швайген, — выдохнула Докки, одновременно радуясь возможности увидеть его и испытывая немалое разочарование, что этим знакомым оказался всего лишь барон, а не некий граф.

— Благодаря случайности, по которой выяснилось, что вы являетесь нашей общей знакомой, у нас с ним появилась и общая тема для разговоров. Он сказывал мне, что вы встретились с ним неподалеку от Двины, — продолжала Ольга.

— Да, мы… виделись там, — Докки стало неловко. Ее попытка скрыть от подруг встречу с отступающей армией не увенчалась успехом. Поэтому она шутливым тоном добавила:

— Убегая от французов, — с моим-то везением! — по дороге мы прямиком попали на место сражения. Признаться, я была напугана до смерти, и только хладнокровие моего слуги позволило нам благополучно выбраться с того места. Так что лишний раз стараюсь не вспоминать о том случае.

— Никогда не видела сражений! Кедрин ни разу не брал меня с собой на свои войны. Думаю, это не самое приятное, хотя, возможно, увлекательное зрелище, — Катрин с интересом посмотрела на смущенную Докки и вдруг воскликнула:

— А, так это вы ехали с Палевским на глазах всего корпуса?

— Докки с Палевским? — удивилась Ольга.

Катрин довольно хмыкнула.

— В корпусе среди офицеров ходят легенды о появлении во время марша к Дриссе некоей дамы, которой сам Че-Пе уделял немалое внимание.

Докки насторожилась, с толикой облегчения заметив, что и самой Катрин имя этой дамы неизвестно.

— Как я ни пытала мужа в письмах, он так и не признался, что за таинственная спутница была у Поля, — с лукавой усмешкой сказала Катрин и спросила:

— Так он простил вам исчезновение из Вильны?

— По-видимому, простил, — пробормотала Докки и, понимая, что подруги ждут разъяснений, добавила: — В виденном мной сражении участвовал корпус графа, и мы потому и встретились. Случайно. И он помог мне со слугами добраться до переправы через Двину. Тогда-то, проезжая мимо поезда с ранеными, я и повстречала барона Швайгена.

— Каких только совпадений в жизни не случается, — кивнула Ольга. — О нем здесь только и говорят.

— О Швайгене? — удивилась Докки.

— О Палевском. Он выказывает такие выдающиеся способности при сражениях с французами, что ежели б все командующие их имели, то русская армия была бы непобедима.

Докки покосилась на Катрин, но та уже заговорила о государе, который на днях вернулся из Москвы, из чего можно было сделать вывод, что ночь, проведенная с Палевским, пока не стала достоянием гласности. «Впрочем, рано или поздно слухи пойдут, и я должна быть к этому готова», — Докки украдкой промокнула салфеткой вдруг повлажневшие ладони.

— Вы слышали, верно, о манифестах, призывающих к созданию народного ополчения? — говорила Катрин. — В Москве, сказывают, они произвели огромное впечатление, но здесь многим не понравился их сдержанный тон. Де Бонапарте не был разруган, как положено. Некоторые опасаются, что его величество может пойти на мирные переговоры с французами.

— На переговоры?! — ахнула Ольга. — Но это невозможно!

Все знали, сколь недовольно общество как заключенным несколько лет назад унизительным Тильзитским договором и последовавшей за ним континентальной блокадой, разорявшей страну, так и самим поведением Бонапарте, обращавшимся с Россией, словно господин с холопом. Если сейчас — когда французы заняли столько западных земель России — будет предпринята попытка заключения мира с Францией, то последствия этого шага могут стать для государя весьма нежелательными.

— Судя по всему, его величество к тому не склонен, — Катрин пожала плечами, показывая, что удивляться ничему не приходится. — На место Барклая-де-Толли прочат графа Кутузова, поскольку все страшно возмущены отступлением наших армий, военного министра кто во что горазд обвиняют в измене. Кутузов выбран начальником петербургского ополчения, государю же все равно придется кого-то назначать в руководство объединенных армией, поскольку Багратион с Барклаем вместе не уживутся.

Обсудив военные дела, дамы заговорили о светской жизни в Петербурге, поведав Докки новости столичного общества последних месяцев.

— Работают театры — ставят нечто очень патриотическое, и все валом валят на какую-нибудь трагедию вроде «Дмитрия Донского». Французский театр, напротив, пустует. Кстати, сейчас здесь находится мадам де Сталь проездом из Москвы. Наши шутники утверждают, что стоило ей лишь появиться в России, как Бонапарте последовал за нею сюда. Ее принимают в салонах, хвалят в лицо, а за глаза, по обыкновению, обвиняют в безнравственности и легкомыслии, сравнивая ее известность с Коцебу: мол, оба популярные писатели, но оба не стоят того, чтобы ими восхищались.

Докки невольно улыбнулась, осознавая, как ей не хватало общения с подругами.

— Я очень рада, что вы вернулись, — будто угадав ее мысли, сказала Ольга. — Ужасно соскучилась по вашему обществу и вашим вечерам, которые, как все надеются, возобновятся.

— Чем еще заниматься в Петербурге, если не наслаждаться беседами с интересными людьми? В Вильне, увы, все разговоры сводились к обсуждению потенциальных женихов, их чинам да состояниям.

— Для Мари с Алексой, верно, это были самые занимательные обсуждения, — предположила Катрин.

— Вы угадали, — рассмеялась Докки.

После ухода Ольги и Катрин она еще долго сидела на месте, уставившись в одну точку, растревоженная разговорами о Палевском. «Интересно, знает ли о том Швайген?» — рассеянно думала она, не столько вспоминая беседу с подругами, сколько Палевского, мучительно желая оказаться рядом с ним и завидуя всем тем, кто мог в эту минуту видеть его и слышать.

Ее раздумья прервал дворецкий, возникший в дверях библиотеки.

— Госпожа Воропаева, — доложил он.

— Проси, — обреченно кивнула Докки. Ей вовсе не хотелось видеться с Мари, но было невозможно не принять ее.