Письма Уильяма Берроуза - Оливер Харрис

Слава богу, послезавтра полковник сваливает из Танжера. На прощание он, правда, отпечатал манифест касательно «непригодных к жилью условий в «Отеле Сесиль», где у него по кровати «бегали гигантские жуки», и это «не считая тошнотворного зрелища, когда управляющий целовал бармена-норвежца в коридоре». Он планирует размножить манифест на мимеографе и через уличных мальчишек разослать по всем кафе Танжера. Надеюсь подобного не застать.

Я постепенно разрываю отношения с Лундом и иже с ним. Хлопот больно много. Полковнику могу ответить лишь словами Бессмертного барда: «Старик, с тобой я не знаком» [390].

Аллен, прошу, не тяни больше с приездом. Месяц назад ты не приехал, и это к лучшему — мне нужно было в одиночку отточить новый метод работы. Теперь позарез нужна помощь, совет, правки… понимаешь, Алан умудрился пропихнуть пролог к моему роману в одно парижское издательство, «Олимпия пресс», и они вроде бы заинтересовались. Говорят: присылайте все, что есть готового, но не раньше апреля. Мне самому трудно оценить написанное; кое-что, разумеется, вырежу, да и целиком вещь надо бы упорядочить.

Интересно, что у нас выйдет, когда за работу возьмемся в четыре руки? Думаю, заебатую книгу напишем! Сам видишь, я больше и больше углубляюсь в написание стихотворений в прозе, ухожу от линейного повествования. Записываю, пока прет… Теперь смотри сюда: если я вдруг не сумею встретить тебя в порту (югославы, бывает, приводят свои паромы когда им вздумается), то сразу же бери такси — БЕЗ ГИДА! В жопу их, уродов поганых! И езжай в ОТЕЛЬ «МУНИРИЯ» НА УГЛУ УЛИЦЫ КУКА И МАГЕЛЛАНА.

Люблю,

Билл

БИЛЛУ ГИЛМОРУ

Марокко, Танжер Дипломатическое представительство США

25 марта 1957г.

Дорогой Билл!

Я вернулся в Танжер, сижу тут с сентября. Писал тебе на Ибицу, но ты к тому времени оттуда, похоже, уехал. Буду очень рад повидаться с тобой; в следующем месяце думаю отправиться в тур по Европе. Здесь со мной Аллен Гинзберг и Джек Керуак [391]. Любопытно узнать поподробней о делах, о которых ты мне рассказывал. Мое собственное писательство нисколько меня не кормит.

Напиши, пожалуйста.

Помнишь Алана Ансена? Он сейчас в Венеции… работает в представительстве «Американ экспресс», сюда приедет восьмого апреля. Мы вместе с ним хотим поехать в Италию. Однако все как всегда неопределенно… С тобой, впрочем, уверен, вскорости сможем пересечься. Ты во Франции часто бываешь? Планирую съездить туда весной-летом, разведать, нет ли шансов опубликовать мой последний опус, который, сдается мне, чересчур откровенен даже для «Олимпии пресс». Фрехтману (он еще «Богоматерь цветов» переводил) то, что он видел, понравилось, но чувак говорит: публикация крайне сомнительна [392].

Напиши обязательно, чем занимаешься и каковы твои планы. Надеюсь, скоро увидимся.

Всегда твой, Билл Берроуз

АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ

[Танжер]

15 июня 1957г.

Дорогой Аллен!

Рассылаю всем письма. Мы наконец покончили с рукописью, и вышло очень неплохо. Алан через несколько дней собирается назад в Венецию.

Пришло письмо от Уолберга. Ничего так письмо, весьма приятное содержание. Все по-старому. В бухте выловили трупешник неопознанной национальности; в затылке — дыра от револьверной пули.

Ребята вернулись в Париж неженатыми и невредимыми. Мне по крайней мере удалось сорвать операцию «Лактоза».

Я сам определенно в конце месяца сорвусь с места. Пить не могу совершенно. Завязал наглухо и чувствую себя замечательно. Прочел сегодня в газете самую ужасную новость: единственная форма жизни, которой радиация идет только на пользу, это вирус. Вспышка! И под пепельным небом ядерной катастрофы вирусы размером с клопов пожирают стофутовых многоножек…

Большой привет Питеру… Увидимся в Барселоне [393].

Люблю, Билл

P.S. Вот тебе адреса мадридских гей-баров и/или просто злачных местечек:

«Ринкон ордобес» на Калле Уэртас.

«Ла Пануэлита» на Калле Хардинес. «Бар Танжер» на Калле Эчегаррас. На Калле Эчегаррас вообще много клевых баров. Бар на Калле Хардинес, «Эчакарди». Станция метро «Плаза-Майор» — у Толстухи можно спросить ганджубаса.

АЛАНУ АНСЕНУ

Лондон

18 июля 1957г.

Дорогой Алан!

Я на полчаса смотался в «Прадо». В Мадриде почти все время валялся в постели, занавесив окна у себя в комнате. Я болен. Сдал анализы и вот жду диагноза. Хрен его знает, что за болячка во мне, однако про вино даже думать тошно. Лондон — как всегда скучен до одури. Планов никаких, разве тодько определить, какая дрянь завелась в организме.

Вот бы кто-нибудь соизволил потратить пять минут своего времени и отослал издателю мою рукопись (кроме «Слова» и окончания текста с «Рыночной» частью [394]). В конце концов найти издателя да еще без проволочек — тот еще гемор. Посылаю тебе обновленную версию «Слова», урезанную до тридцати страниц. Хотя, наверное, разделю ее на кусочки, которые затем разбросаю по всей книге. А так большую часть рукописи можно уже представлять потенциальному издателю. Время внести исправления остается всегда.

Говоришь, Пегги Гуггенхайм назвала парочку «Питер плюс Аллен» идеальной [395]? Как по мне, дамочка ведет себя непоследовательно: общается с людьми заведомо богемного склада ума и ожидает от них адекватного поведения.

Лондон скучен до одури, но я об этом уже говорил. Может быть, получится съездить в Копенгаген, однако все зависит от здоровья и того, как там дела у Келлса [396]. Он скоро приедет…

Всегда твой, Билл

АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ

Копенгаген 30 июля 1957г.

Дорогой Алан!

Я на земле свободы. Иду в бар и ловлю на себе взгляд красивого паренька, который вчера день как приехал. Выпиваем вместе пару стаканчиков, и я предлагаю, давай, мол, ко мне в номер. Он говорит: «К тебе в номер? Мы оба?» Отвечаю: «Ну, типа того». Паренек: «Ты точно этого хочешь?» Я: «Ну да, да». Он: «Нет, не могу» и, выдержав паузу, добавляет: «Я женат». Какого, спрашивается, хрена было вот так динамить?! Сначала заманил, а потом — нате, отшил и к тому же соврал. Называется «Доктор Бенуэй! Срочно подойдите в отделение реадаптации».

Закусочная. Рабочий в комбинезоне слушает по радио классику. Все молчат, и ладно — если датчанина завести, он будет трещать, что твой пулемет, без умолку и без смысла.

Мрачнее Лондона я места не видел. Это огромный кафкианский лабиринт из агентств, продающих клиентам расстройство. Ничего кошмарнее лондонских бань не бывает. Они, дорогой мой, словно придаток ада. Как ни странно, с печенкой у меня все тип-топ; оказалось — легкая форма нетипичного гепатита. Так я и думал. Получается, зря переживал, мучился.