Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века - Коллектив авторов

Рука у Цао-младшего оказалась тяжелой, он надолго уложил Хуан Лянь. Проведя после побоев несколько дней в постели, жена младшего брата еле-еле передвигалась. Синяки еще не зажили, но Хуан Лянь, встав на ноги, забыла о боли и поставила себе цель выяснить, кто же проболтался о ее похождениях. А поправившись, эта женщина уже из кожи вон лезла, желая во что бы то ни стало разведать, кто же ее застукал и заложил мужу. Образно говоря, она решила, двигаясь по плети, добраться до тыквы. Первой такой «тыквой» оказалась Большеротая Ян. Определившись с объектом, Хуан Лянь развернула свое наступление. В палящий полдень, взяв старую мотыгу, она направилась к Большеротой Ян. Кто-то из очевидцев утверждал, что мотыгу она подобрала у ворот Цао Шуюя, но мы не будем вдаваться в подробности о происхождении мотыги, отметим лишь неоспоримый факт: Хуан Лянь направилась к Большеротой Ян, вся кипя от злости.

Застав ту дома, Хуан Лянь потребовала, чтобы та выложила все начистоту. Сперва Большеротая Ян ни в какую не соглашалась. Крепко сжимая серп в целях самообороны, она сопротивлялась:

– Ты зачем попусту на хороших людей клевещешь?

Подняв над головой мотыгу, Хуан Лянь возразила:

– Я ничего не придумала. Я спрашивала у мужа, и он сказал, что это ты. Так что не увиливай, если сейчас же не расколешься, то даю слово, что вырежу твой свинячий язык.

Большеротая Ян никак не рассчитывала на столь скорое примирение супругов. Она уступала своему противнику не только по вооружению, но и по смелости. И поскольку ее загнали в угол, она просто вынуждена была честно и в деталях рассказать обо всем, что произошло в тот день. Хуан Лянь не собиралась так просто уходить от противника. Проучив Большеротую Ян, словно девчонку, она отправилась на огород к сплетинце и, размахивая мотыгой, разнесла несколько кочанов капусты.

Выяснив, что с Ли Баотянем ее обнаружил Цао Дашу, который и растрепал эту новость, рассерженная Хуан Лянь решила нанести тому ответные удары. Теперь каждый раз, когда Цао-старший возвращался домой, он обнаруживал какую-нибудь пропажу: то деньги по мелочи исчезали, то кусок нового мыла, а иногда даже ношеные носки… Пропавших вещей становилось все больше, так что Цао Дашу старался без особой нужды из дома не выходить, чтобы следить за своим добром. Он прекрасно понимал, что, отлучись он, и у него обязательно что-то да украдут. Но что поделать, в их комнате даже ширмы не стояло, никакой преграды, кроме проведенной по полу известковой черты. Так что своровать в таких условиях было проще простого.

Сложившаяся ситуация не на шутку перепугала Цао-старшего. Он даже не мог спокойно выйти в туалет: справит кое-как свою нужду и бегом назад. Понимая, что далее так продолжаться не может, Цао решил изменить положение дел. Иначе, пусти он все на самотек, в следующем году ему придется положить зубы на полку. В расстроенных чувствах Цао Дашу направился к Бай Лин, умоляя ее найти жену, которая присматривала бы за домом. Выслушав жалобы Цао, Бай Лин тяжело вздохнула:

– Если так будет продолжаться, ты, того и глядишь, совсем разоришься.

Цао-старший тоже вздохнул:

– Поэтому тебе следует поторопиться с поиском невесты, а то я вот-вот без штанов останусь.

– Непростое это дело, – ответила Бай Лин, – тебя не устраивают те, кто уже побывал замужем, а ты не нужен тем, у кого еще не было семьи.

– Да мне особо не важно, были женщины замужем или нет, основная претензия, что все они уже с детьми.

Бай Лин усмехнулась:

– Ну и что с того, без всяких усилий с твоей стороны ты задаром получаешь детишек.

– Да я не то чтобы не любил детей, – со вздохом сказал Цао Дашу, – просто у меня нет средств, мне их не вырастить. Тут бы двоим прокормиться, а если нас будет больше, то и с голоду помереть недолго.

Бай Лин снова хихикнула:

– Похоже, для тебя только я сгожусь.

Раньше у Бай Лин был ребенок, но потом он где-то подхватил простуду. Мать помчалась за единственным в Емачуне врачом Ма Бухуанем. Тот, преисполненный энтузиазма, захватил чемоданчик с лекарствами и явился на вызов. Не разобравшись в сути дела, он поставил ребенку укол, а малыш той ночью взял и умер.

Увидев, что Цао остолбенел от ее неожиданного заявления, Бай Лин повторила:

– Как ни крути, а я тебе больше всех подхожу, а то, что ты бедный, меня не смущает.

Услышав это, Цао Дашу вдруг просиял.

В тот вечер Цао старший оказался в постели Бай Лин.

Он решил провести исследование. Ему захотелось выяснить, насколько отличаются между собой побывавшие замужем женщины от молодых девушек. Цао Дашу никак не ожидал, что, несмотря на замужество и рождение ребенка, обнаженное тело Бай Лин окажется похожим на нетронутый конверт. У нее не обнаружилось практически никаких изъянов, что стало для Цао в высшей степени приятным сюрпризом.

Глядя на взбудораженного Цао, Бай Лин спросила:

– А у тебя в жизни были другие женщины?

Как-то раз Цао-старший переспал с Хуан Лянь, теперешней женой его младшего брата, именно она была мерилом для только что проведенного им сравнения. Но не мог же он сказать об этом Бай Лин, она непременно подняла бы его на смех. Поэтому Цао замялся и ответил, что никого у него не было.

– Это правда? – удивилась Бай Лин.

– Конечно правда, говорю все как есть, с чего мне тебя обманывать?

Тогда Бай Лин крепко обхватила голову Цао Дашу и запричитала:

– Ах ты бедняжка, ах ты мой бедняжечка.

В последующие дни Бай Лин только и успевала мотаться туда-сюда: на день она прибегала домой ухаживать за свекровью, а вечером мчалась к Цао-старшему, с которым проводила ночь. Цао настаивал на ее переезде, но Бай Лин отказывалась, объясняя это невозможностью оставить свекровь одну.

Старушка была уже совсем немощной, от нее остались кожа да кости, между тем она оказалась очень живучей. Уже несколько лет будучи прикованной к постели, она не подавала никаких признаков ухода в мир иной. Она и сама мучилась из-за этого, понимая, что сильно обременяет Бай Лин, и уже не один раз уговаривала женщину снова выйти замуж. Но каждый раз Бай Лин заливалась слезами:

– Мама, ну что вы такое говорите? Неужели я могу вас бросить?

– Бай Лин, я уже старая. Будь что будет. Мне кажется, что Цао Дашу человек неплохой. Никого лучше ты в нашей деревне не найдешь. Так что давай-ка ты уже оставайся с ним, не хочу я тебя больше мучить.

– Нет, мама, я не уйду. Ведь я вам как дочь родная, я останусь с вами.

Свекровь тоже расплакалась.

– Ну что за непослушное дитя! – говорила она, утирая слезы.

– Вы, мама, больше ничего мне не говорите, я все равно вас не брошу и никуда не уйду.

– Вот грех-то какой! – причитала матушка. – Не ведаешь ты, Всевышний, что творишь!

После таких душещипательных разговоров намерение Бай Лин остаться со свекровью только укрепилось. И, чтобы уделять ей побольше внимания, по вечерам она перестала навещать Цао Дашу. Тот приставал к ней с постоянными уговорами, но она ответила решительным отказом, взамен предложив приходить к ним самому.

– Да как я посмею? Ведь у тебя дома свекровь. Пусть она и не встает, но слышать-то все слышит.

– Матушка моя – это не тигр какой-нибудь, не съест она тебя, чего ты боишься?

– Пусть и не съест, – засмущался Цао, – но как-то нехорошо получается, что я прибегаю в ее дом и краду у нее дочь.

Бай Лин зарделась и, опустив голову сказала:

– Да свекровь сама просит, чтобы ты к нам ходил.

Цао-старший удивился:

– Не может быть! Как она может звать того, кто крадет у нее дочь?

– Что ты заладил про какую-то кражу, прямо слушать страшно.

– Что тут страшного, я просто называю все своими именами.

Бай Лин опечалилась:

– Я же не вещь какая-то, чтобы меня красть.

– Ну раз ты сама не соглашаешься на переезд, значит, можно сказать, что я тебя краду. – Тут же, словно опомнившись, Цао спохватился: – А твоя свекровь точно не заругается, если я приду к тебе?

– Верить или нет – это твое право, – пробурчала Бай Лин.

Выдержав паузу, Цао Дашу ответил, что он ей верит.

Тогда Бай Лин чуть слышно спросила:

– Ну, так ты придешь сегодня вечером?

– Нет, не приду, я лучше дома спать буду, – покачал головой-Цао.

Бай Лин вдруг опечалилась:

– Ну почему? Что тебя опять не устраивает?

– Да все в порядке, просто я как представлю, что кто-то будет лежать в комнате и следить за мной, так сразу не по себе становится.

Сказав это, Цао поспешил удалиться. Словно боясь, что Бай Лин его не отпустит, уходил он почти бегом: какой-то миг – и он превратился в маленькую черную точку.

Цао-старшему показалось, что эта ночь тянется бесконечно долго. Сон его умчался неизвестно куда, и сколько он не силился, уснуть никак не получалось. Он лежал в кровати, уставившись в потолок, и пытался хоть что-то разглядеть. Но, как ни старался, ничего, кроме кромешной тьмы, увидеть не мог. «Так вот она какая, оказывается, слепота! – вздохнул про себя Цао Дашу и тут же порадовался: – Хорошо, что я не слепой, тяжко бы мне пришлось».