Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века - Коллектив авторов

– Хочу, я хочу, очень хочу… давай же. Хочу! – При этом она как обезумевшая ощупывала тело учителя.

Тот рассердился и ударил ее по щеке. Из-за близкого расстояния пощечина оказалась слабой, но она привела женщину в себя. Аймо высвободился из ослабевших объятий, поставил урну с прахом Дуаньдуаня на стол перед алтарем. Ему было стыдно перед этой урной, и он смущенно уставился на нее. Тут Кайхуа громко крикнула:

– Аймо!

Он повернулся и вновь напоролся на взгляд ее покрасневших глаз. Она тяжело и часто дышала, будто бежала к нему издалека. Задыхаясь, она выпалила:

– Ты обязательно должен дать мне ребенка, хорошего ребенка. Иди ко мне, Аймо. У меня здоровье хорошее, твое семя уже завтра в моем животе даст побег, иди же ко мне…

Она продолжала кричать, из глаз вдруг хлынули слезы и закапали на пол. Красные глаза наполнились влагой, как цветочные бутоны во время дождя. Если бы она продолжала звать его, если бы учитель и дальше смотрел в ее тоскующие глаза, то он может и забыл бы, что приходится ей дальним родственником, прижал бы ее к себе, отнес на кровать и зачал с ней ребенка. Но она рыдала все громче, ее горе выплескивалось короткими прерывистыми всхлипами, она чуть не задыхалась от недостатка воздуха.

Со временем стали происходить странные вещи. Каждый раз, как учитель Аймо приходил в школу, туда приходила и Кайхуа, она прилежно слушала, что он рассказывает на уроке. Учитель не назначал ей встречу, ему просто необходимо было продолжать вести уроки, он нуждался в этом даже в отсутствие учеников. Кайхуа так объясняла свое поведение:

– У вас потребность вести уроки, а у меня – еще раз побыть вашей ученицей, все сходится.

На это учитель отвечал:

– Дуаньдуаня больше нет, тебя ничто не держит, поезжай разыскивать своего мужа.

– Я лучше умру, чем поеду его искать, – отвечал она, поджав губы.

На это учителю нечего было ответить.

– Продолжайте-ка лучше урок.

Аймо помрачнел, продолжая молчать. Женщина оглядела класс и призналась:

– Я скучаю по сыну, когда я здесь, на душе спокойней.

Учителю ничего не оставалась, как продолжать урок.

Долгое время в школе деревни Муэрцунь можно было наблюдать эту картину, Кайхуа за партой, Аймо у доски. Это была всего лишь игра, но относились они к ней со всей серьезностью.

Однажды учитель получил письмо от Му Сяоци и Сунь Фэя, где было сказано, что у них нет городской прописки, за учебу нужно платить много денег, таких денег у их родителей нет, их отдали в школу для глухих и немых детей. Им там очень скучно, они очень хотели бы вернуться в школу учителя Аймо.

Учитель отправился в уездный город забрать детей. Накануне вечером Кайхуа пришла, чтобы попросить ключ от дома и заниматься домашними делами в его отсутствие. Учитель отказал, дома и дел-то никаких нет, еще не успевшую подрасти свинью он продал. Он специально от нее избавился, чтобы не давать Кайхуа повода заниматься его домашними делами и ключа ей не дал. Но тем вечером он решил поговорить с молодой женщиной по душам:

– Дочка, послушай своего дядю, отправляйся-ка в город, как все молодые из нашей деревни, бог с ними, с деньгами, тебе просто надо сменить обстановку. Ты еще молода, красива, мир ведь огромный, кто знает, может, через год-полтора ты встретишь хорошего человека.

В комнате горела одинокая лампочка, друг напротив друга сидели одинокие мужчина и женщина, Кайхуа не особо слушала, что внушает ей учитель, она не отрываясь смотрела на его нос, так что учителю стало неловко. Он напустил на себя строгость и спросил, почему она уставилась на его лицо. Кайхуа ответила начистоту:

– Я смотрю на ваш нос. Всем бабам в деревне нравится смотреть на ваш нос, вы знаете почему?

Учитель смутился, лицо стало похоже на стену, выкрашенную неумелым маляром, – все в пятнах разных оттенков. Он смог лишь пробормотать:

– Я уже стар.

– Да, вы постарели.

Эти слова его задели, внутри него все напряглось. Как бы он мечтал показать этой женщине, сидящей напротив, каким был в молодости, чтобы она на себе испытала это! Но этот запал очень быстро прошел, потому что Кайхуа отвернулась и перестала пялиться на его нос. Аймо взглянул на ее ставшее рассеянным лицо, только что оброненные слова теперь казались чем-то призрачным, вероятно, это тщеславие учителя ему нашептало, а не вымолвила Кайхуа. Уходя, она подвела итог:

– Я вижу, что в этом доме и впрямь нет никаких дед, поезжайте спокойно встречать учеников.

Когда учитель уехал, Кайхуа выкопала на своем заднем дворе высокое, ростом с человека, апельсиновое деревце и посадила возле персикового дерева на школьном дворе. Персики были уже размером с куриное яйцо, скоро должно были созреть. Она подумала: «Пройдет несколько лет, мое дерево тоже зацветет. И тогда в школе весной будет цвести персик, а летом апельсин, вот будет благоухание!»

Перевод Е. Л. Завидовской

Два брата по фамилии Цао

Цао Юн

С корзинами за плечами Цао Дашу и его младший брат Цао Сяошу отправились на поле за красной фасолью. Едва они вошли в заросли, листва поглотила их, словно морская пучина. Стебли один к одному вытянулись плотной стеной. Братья трудились бок о бок. Вдруг Цао-младший заговорил. Он объявил, что хочет жениться. В ответ старший брат, точно немой, никак не прореагировал. Младший решил, что тот не расслышал, и повторил еще раз. Старший брат продолжал хранить молчание, слова Цао Сяошу просто позабавили его: кто же не хочет жениться? Вопрос в том, есть ли такая возможность. Бабы – они ведь не огурцы, которые выращивают на грядке, их просто так не сорвешь. Видя, что старший брат никак не отзывается, Цао Сяошу несколько озлобился и напористо спросил:

– Ты чего это не разговариваешь, оглох что ли? Я сказал тебе, что хочу жениться, ты слышал? – На этот раз его голос звучал громко, словно старая треснутая труба.

Цао Дашу понял, что если он снова никак не отреагирует, то младший, чего доброго, закричит ему прямо в ухо, поэтому раздраженно ответил:

– Да у нас же нет ничего, без штанов ходим, за тебя если только нечисть какая пойдет.

Младший захохотал:

– Нечисть не пойдет, а вот Хуан Лянь пойдет.

Цао Дашу подумал, что ослышался:

– Кто? Кто, ты сказал?

Цао Сяошу весь просиял и повторил, что намерен жениться на Хуан Лянь.

– Не бывать этому, я против. Если ты возьмешь в жены Хуан Лянь, то опозоришь всю нашу семью. Так что и разговора тут никакого быть не может!

Младший перестал смеяться и спросил, почему брат настроен столь категорично. Цао Дашу понимал, что не обо всем можно открыто говорить, поэтому просто сказал, что нельзя и все. Младший рассерженно выкрикнул:

– Я все равно женюсь на Хуан Лянь!

Испуганный этим его криком, Цао Дашу с каменным выражением лица произнес:

– Если женишься на Хуан Лянь, то считай, что старшего брата у тебя больше не будет.

Цао-младший отшвырнул собранную фасоль в сторону, развернулся и пошел прочь. Было слышно, как он выкрикнул:

– Не будет так не будет, не велика потеря!

Цао Сяошу ушел, вокруг сразу стало тихо, лишь было слышно, как ветер колышет траву. У Цао-старшего пропала вся охота собирать фасоль. Он уселся посреди поля, словно одинокая рыбешка, прибившаяся ко дну, и не шевелился. Он никак не мог понять, как его брат спутался именно с Хуан Лянь. Хуан Лянь – искусительница еще та, несмотря на свою заурядную внешность, она вела распутную жизнь. С ней переспал практически каждый из деревенских мужиков, и ему было совершенно непонятно, о чем вообще думает младший брат. Тут он несколько сконфузился: ведь как-то раз и сам он заплатил пятнадцать юаней, чтобы переспать с ней. Если только брат приведет ее в дом, то не общаться с ней будет невозможно, ну не срам ли это?

Когда Цао-старший был чем-то озадачен, работа у него не ладилась. Закинув за спину корзину, которую он так и не наполнил, Цао Дашу отправился домой. По дороге он все думал над тем, как же ему расстроить свадьбу. Но когда он со своей полупустой корзиной ступил на порог, то впал в полное отчаяние, поскольку в доме уже сидела разряженная в пух и прах Хуан Лянь.

Цао-старший раскаивался, что сразу же не догнал младшего брата, ведь если бы он пошел за ним следом, то проблему можно было бы уладить намного проще, тогда наверняка удалось бы избежать катастрофы, пятнающей семейную репутацию.

Опорожнив во дворе свою корзину с фасолью, Цао Дашу с каменным лицом вошел в дом. Он заметил, что посреди комнаты стоял стол, уставленный разными блюдами. А еще он заметил два рта, уплетающих еще горячие кушанья. Его чуть не разорвало от злости, он с возмущением подумал, что это полное безобразие – сесть обедать, не дождавшись его. В этот самый момент Цао-младший громко пригласил его к столу. В ответ старший брат грубо огрызнулся: