Много добра, мало зла. Китайская проза конца ХХ – начала ХХI века - Коллектив авторов

И именно в эту золотую пору Бай Лин с выцветшим добела узлом на спине направилась в дом к Цао-старшему. Подойдя к воротам, она увидела возившегося с курами Цао и спросила:

– Цао Дашу, я тебе нужна?

Тот опешил, и она повторила:

– Ну, говори же, чего ты молчишь? Скорее отвечай, нужна я тебе или нет. Если нужна, то я останусь и буду жить с тобой, а если нет, просто уйду.

– И куда же ты пойдешь? – спросил Цао, очищая руки от земли.

– Сама не знаю, куда глаза глядят. Где понадоблюсь, там и останусь.

Цао Дашу взял с ее плеч узел и сказал:

– Ну тогда и не уходи никуда, оставайся со мной.

– Правда?

– Правда!

– Да только я ведь вдова, тебе и вправду нужна вдова?

– Ну, раз ты выйдешь за меня замуж, то у тебя появится мужчина, так что вдовой ты быть перестанешь.

Бай Лин улыбнулась, и по лицу ее маленькими змейками расползлись морщинки.

– Цао Дашу, ты такой хороший, – сказала она.

Цао тоже улыбнулся, обнажив два ряда совершенно желтых зубов. Ничего не ответив, он повел Бай Лин в дом.

Войдя в совсем пустую комнату, женщина попросила:

– Цао Дашу, сделай для меня какой-нибудь шкаф.

– У тебя же свекровь умерла, давай просто перенесем сюда твою мебель.

– Ради ее лечения я по уши залезла в долги. А чтобы отдавать деньги – распродала всю мебель. Да что там мебель, я даже дом продала!

– Ну, продала, так продала, – ответил Цао-старший. – А шкаф – это не проблема, завтра же я срублю грецкий орех за нашим домом и сам сделаю тебе шкаф. Ты знаешь, что я в этих делах мастер на все руки? Кому только в нашей деревне я мебель не делал! Может, тебе еще что-то нужно? Только скажи, я все сделаю.

– Ты для начала смастери мне шкаф, а то, гляди, даже вещи положить некуда.

– Ну хорошо. Завтра срублю дерево и сделаю.

– А почему не сейчас? – спросила Бай Лин.

– Сейчас не выйдет, топор у меня заржавел от долгого лежания. Для начала нужно топор наточить. Не будешь же ржавым орудием работать! Не волнуйся, завтра же приступлю к делу.

На следующий день Цао-старший чуть свет был на ногах. Проснувшись, он тут же взял топор и отправился во двор.

– Топор ведь еще поточить нужно? – окликнула его Бай Лин.

– Да я его еще вчера наточил, а сегодня займусь деревом.

Очень скоро за домом раздались удары топора, которым работал Цао-старший. Это встревожило Цао-младшего, и он выбежал на улицу:

– Ты чего это делаешь?

– Дерево рублю. Сделаю из него шкаф для Бай Лин.

Глядя на изуродованный ствол грецкого ореха, младший брат вдруг подскочил на месте:

– Так не пойдет. Это дерево наполовину мое, ты не можешь его рубить.

– Какая чушь, с какой стати это дерево должно быть наполовину твоим?

– Мы все домашнее имущество делили поровну. Поэтому и с деревом нужно поступить так же.

– Вот скандалист. Пока я к дереву не притрагивался, так ты молчал, а тут оно тебе вдруг понадобилось.

– Так или иначе, а рубить прекращай, дерево не только твое, бросай это дело.

– Да я буду его рубить, где я иначе древесину возьму, чтобы шкаф для Бай Лин смастерить?

– Если ты не прекратишь, я с тобой буду драться, – произнес Цао Сяошу, сжимая кулаки.

Старший брат вышел из себя. Потрясая топором, он выкрикнул:

– Драться так драться, не думай, что я боюсь тебя!

Глянув на сверкающее лезвие топора, Цао младший злобно огрызнулся:

– Ну хорошо, погоди же у меня, погоди! Думаешь, что на тебя управы не найдется?

Сказав это, младший брат, слившись с осенним ветром, унесся в неизвестном направлении. Бежал он что было сил, так, что одежда за спиной надулась парусом, ни дать ни взять – мастер ушу из какого-нибудь фильма.

Посмотрев вслед брату, Цао-старший снова принялся рубить дерево, гулкие звуки эхом разносились вокруг. Кора на дереве оказалась толстой, и через какое-то время руки у Цао Дашу уже не поднимались от усталости. Он отложил топор, чтобы перевести дух, вытащил сигарету и закурил. Очень скоро его голову окутал сизый туман. Когда же дым рассеялся, он увидел Цао-младшего, за которым следовали Рябой Ван, Чэнь Чаншэн и Ли Собачьи Яйца. Словно небольшой отряд, они направлялись к нему и очень скоро оказались рядом.

Осклабившись, Рябой Ван захохотал и осведомился:

– Ну что, Цао Дашу, твоя задница выздоровела?

Цао, залившись краской, злобно спросил:

– Зачем пожаловали?

– Да так, специально пришли посмотреть на твой зад.

Старший брат покраснел еще больше. Он раскрыл было рот, но так ничего и не произнес.

Тут слово взял Цао-младший:

– Цао Дашу, ты ведь собирался рубить дерево, чего вдруг остановился?

Старший поднял свой топор и сказал:

– С чего бы мне останавливаться, это ведь ничье дерево, почему бы мне его не рубить?

Но только он замахнулся топором, как сзади его неожиданно схватил Ли Собачьи Яйца.

– Ты не можешь рубить это дерево, потому что теперь оно принадлежит нам, – сказал он.

– С какой это стати оно вдруг стало вашим? – удивленно спросил Цао-старший.

Тут к нему подошел Чэнь Чаншэн и, похлопав по плечу, заявил:

– А нам это дерево подарил Цао Сяошу. Вот и думай сам, можешь ли ты рубить наше дерево?

Цао-младший подтвердил слова Чэня:

– Верно. Я подарил дерево им, так оно ни мне, ни тебе не достанется.

Старший брат собрался ему возразить, но Рябой Ван его опередил:

– Если вы двое хотите выяснять отношения, то катитесь отсюда подальше, в любом случае никто из вас теперь не претендент на это дерево. А кто посмеет к нему притронуться, то мы тому тоже топором врежем.

С ненавистью глянув на них, Цао-старший взял топор, развернулся и пошел в дом. Бай Лин, увидев его, спросила:

– Почему ты не рубишь дерево, уже срубил?

Словно немой, Цао Дашу молча забрался на кровать и провалился в сон. Он не знал, сколько проспал, но очнулся он от оклика Бай Лин, которая приглашала его за стол. Повернувшись, словно бревно, Цао старший процедил сквозь зубы, что есть не будет.

– Почему не будешь? Ты что, заболел? С чего бы здоровому отказываться от еды?

– Не буду я есть, отстань от меня!

– Я ведь добра тебе желаю, – надув губки, пролепетала Бай Лин.

Вдруг Цао Дашу встал и выкрикнул:

– А я не прошу тебя об этом, и вообще катись отсюда, да подальше!

Глаза женщины налились слезами.

– Куда же ты меня гонишь?

– Туда, где о тебе будут заботиться, а мне ты не нужна.

Бай Лин расплакалась, ее тихие всхлипывания ранили сердце сильнее, чем нож. Цао Дашу не мог этого вынести, поэтому сказал:

– Ты тут в моей комнате не реви, а если хочешь выплакаться, так иди в другое место!

Утерев слезы, женщина взяла свой узел и вышла из дома. Дойдя до порога, она загадала, что если Цао ее сейчас окликнет, то она никуда не уйдет. Но она уже подошла к калитке, однако никто ее не остановил. Ничего не поделаешь. Бай Лин обернулась, желая посмотреть, чем занимается Цао-старший, но он так и не появился на пороге. Из глаз ее снова полились горючие слезы, тогда она вернулась в дом, подошла к кровати, на которой остался лежать Цао Дашу, и сказала:

– Завтрак я приготовила, стоит у печки, не забудь покушать. И вот еще что, всю твою одежду я постирала, она сохнет на улице, не забудь вечером снять.

– Мне ничего от тебя не нужно, иди уже! – проговорил Цао-старший с закрытыми глазами.

– Ну, тогда я пошла, – всхлипнула Бай Лин.

– Вон! – словно забил гвоздь, рявкнул Цао Дашу.

Слыша, как постепенно удаляется звук ее шагов, он закрылся с головой одеялом и разрыдался в голос.

Быстрым шагом Цао Дашу подошел к единственной в их деревне харчевне «Гуйхуа», хозяйкой которого была Ма Гуйхуа. С топором за спиной зашел внутрь. В зале не оказалось посетителей, только комары кружили в воздухе. Ветер со свистом залетал в окно, отчего Цао Дашу пробрала дрожь.

Он уселся за столик у двери и обратился к Ма Гуйхуа:

– Мне бы пообедать. Сготовь-ка мне поскорее чего-нибудь.

– Что именно? – спросила хозяйка.

– Неси все, что там есть у тебя вкусненького, только быстрее.

Цао Дашу не понравилось удивление на лице Ма Гуйхуа, которая не проявила любезности к клиенту, поэтому он с силой хватил по столу, так что тот задрожал.

– Ты что, боишься, что у меня денег не хватит? Есть у меня деньги, в долг просить не буду.

Ма Гуйхуа тут же отправилась на кухню и наготовила ему блюд на целый стол. Цао-старший потребовал принести ему пол-литра водки, после чего накинулся на еду. Он ел и заливал свое горе, а на душе у него скребли кошки. Эти два дня он провел в размышлениях и в результате решил убить младшего брата. Обидчиков у Цао-старшего накопилось много: и Рябой Ван, и Чэнь Чаншэн, и Ли Собачьи Яйца, да тот же Хун Большая Пушка… Но ко всем этим людям Цао Дашу не питал ненависти. Он рассуждал так: мол, все они чужие, и нечего удивляться, что они его обижали. Одного он не мог взять в толк – как мог его родной брат оказался на стороне врагов? Цао-старший думал над этим целых два дня, так что голова распухла, и в конце концов решил избавиться от младшего брата. На самом деле эта мысль пришла ему на ум еще с тех самых пор, как он прогнал из дома Бай Лин. А прогнал он ее именно для того, чтобы беспрепятственно устроить самосуд. Перед таким важным делом, естественно, не следовало ни в чем себе отказывать, помирать – так на сытый желудок. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что за убийство придется поплатиться жизнью. Так что если он убьет Цао-младшего, его самого будет ждать холодная, как лед пуля.