Теневые игры - Ксения Чайкова

Хозяйка, паче чаяния, не засуетилась тут же с готовностью, как полагалось бы ей по должности, а с подозрением уставилась на руки Тени.

– Скажите, сударыня, а жена ли вы этому господину?

Торину стало понятно значение пристального взгляда – женщина высматривала обручальное кольцо. Однако ничего подобного на пальцах наемницы, разумеется, не обреталось – они могли лишь похвастаться светлой кожей, аккуратно опиленными короткими ногтями да несколькими старыми шрамами, без слов рассказывающими, как Тень однажды повздорила с кем-то сильным и неплохо вооруженным.

– Какое это имеет значение? – Храна сгрузила свою нелегкую ношу на лавку, разогнулась и вопросительно уставилась на бабу, отводя с лица растрепанные волосы и демонстрируя косой шрам на левом виске. Та покраснела, но не от смущения или растерянности, а от праведного негодования, наполнившего ее душу, как дождевая вода бочку после ливня. Торин же вдруг с неожиданным смущением подумал, что такая удобная и практичная легенда о любовнице не идет на пользу репутации наемницы. В самом деле, то, что возможно в особняках и резиденциях аристократии, просто недопустимо среди простого народа. Ведь Тень, как ни крути, девушка, и то, что ее считают чьей-то любовницей, а не женой, здорово принижает ее в глазах обывателей. Еще хорошо, что храну до сих пор какой-нибудь гадостью вроде гнилых помидоров или тухлых яиц не забросали. Правда, попробуй кто-нибудь осуществить сей воспитательный акт – и Торин не дал бы за его жизнь и ломаного медяка.

– Какое это имеет значение? – нетерпеливо повторила Тень, поняв, что хозяйка, потрясенная таким беспардонным нахальством, не собирается отвечать на поставленный вопрос,- Мы хорошо вам заплатим. И кто, где и с кем спать будет – уже не ваша забота.

– Ошибаетесь! Здесь почтенное заведение, а вы собираетесь гнездо разврата в нем свить! – взвилась поборница нравственности. Торин невольно отметил, что она не добавила никакого уважительного словечка вроде общепринятых "тэмм", "сударыня" или "госпожа".- А потом к нам из храма жрецы придут и все тут анафеме предадут, включая дом и прилежащие к нему постройки!

Торин не удержался от горького вздоха. Какой уж там разврат! От наемницы разве что натянутого на уши одеяла и дождешься. Или, как апофеоз ласки и заботы – демона на грудь и смятый в комок свитер под голову вместо подушки.

– Вон в Каленаре целому кварталу в течение сорока лет ежедневно анафему во всех храмах провозглашают, и ничего, стоит улица Грез до сих пор, и еще всех жрецов переживет, и тамошние обитательницы на развалинах божьих домов спляшут,- злобно заявила явно рассердившаяся Тень, упирая руки в бока, дабы успешнее настаивать на своем. Вэррэн, ввалившийся в общий зал с торбами наперевес, аккуратно сгрузил свою ношу в угол и присел рядом на корточки, с любопытством глядя на столкновение интересов двух представительниц прекрасного пола.

– Так то в столице! А у нас,- последнее слово было подчеркнуто так гордо и надменно, словно Маковье являлось центром грешного мира Сенаторны,- между прочим, приличные женщины в таких бесстыдных одежах не ходят!

Наемница окинула пристальным взглядом свои непрезентабельные обтягивающие брючки из потертой кожи (а кто в верховое путешествие нарядные одежды надевает?) и начала медленно краснеть. Впрочем, румянец покрывал ее щеки не от смущения, а от злости. Лицо у храны сделалось очень нехорошим, а по губам поползла такая саркастическая ухмылка, что Торин понял: сейчас будет высказано нечто весьма нелицеприятное и, возможно, даже оскорбительное.

Тень внимательно присмотрелась к своей оппонентке и задумчиво протянула:

– А у вас вот красивое платье. У меня было точно такое же, его уже лет шесть как моль съела…

Хозяйка тоже начала буреть. Что может быть ужаснее, чем в лоб сообщить женщине, что она одета старомодно и нелепо? А храна насмешливо сощурилась и нанесла еще один, поистине убийственный удар:

– Да вы не краснейте и не сердитесь так! Нам, бабам, это вредно! Вот вам, к примеру, лет шестьдесят, не больше, а как обозлились, так на все семьдесят стали глядеться.

Едва ли сорокалетняя селянка ахнула от такого откровенного оскорбления, слегка прикрытого налетом наносной благожелательности и заботы. А Тень, удовлетворенно улыбнувшись поверженной сопернице, как ни в чем не бывало поинтересовалась:

– Так есть здесь маг или лекарь какой-нибудь на худой конец?

– Увы. тэмм,- сдвинув с дороги впавшую в ступор супругу, возвестил хозяин постоялого двора. Он вошел минут пять назад и явно слышал, как мило его подруга жизни побеседовала с заезжей хамкой, но на сторону оскорбленной женушки отчего-то становиться не торопился.- Был у нас чародейщик, да не будут к нему слишком жестоки демоны Мрака вековечного.

– Помер? – насмешливо уточнил из своего угла Вэррэн. Альм, так же, как и его брат, по-райдасски говорил великолепно, практически без акцента и ошибок, но иногда путался в идиомах, поговорках и устойчивых выражениях.

– Да примут боги его душу в мир надлунный,- размашисто сотворив храмовый знак, подтвердил мужчина,- Как отпраздновал у нас Двенадцатибожье note 6 да пошел домой, так с тех пор его там и ждут. Дуреха девка, женка его так называемая, все глаза выплакала, никак не верит, что это его под забором окоченевшим уже нашли. Двое малолеток осталось, эх…

– Все это, конечно, очень грустно и поучительно,- нетерпеливо согласилась Тень,- но нам нужна помощь мага. Или лекаря. Хоть бабки-травницы какой-нибудь!

– А нету никого! – злорадно сообщила отмершая хозяйка.- Маг к демонам во Мрак вековечный опосля Двенадцатибожья убрался, а знахарка еще в позапрошлом годе померла! И без того почти сто десять зим увидела…

– Ага. А та травница, что на отшибе жила, уже, почитай, годков тридцать как в мир надлунный душу отпустила. Я мальчонкой был – и то помню, какой плач стоял, когда она опочила,- раздумчиво поведал ее муженек, опять взявшись взывать к богам,- Хорошая врачевательница была, все растения да грибы знала, к ней даже волки в голодные зимы подходить боялись, она их какими-то травками шугала… Так что нетути никого, и искать не пытайтесь.

– Да как же вы живете так?! – ахнула уже порядком взбешенная наемница.- А если роды внезапные начнутся, или на грабли кто в темноте с размаху наступит, или угорит, или бык обозленный пырнет, да мало ли… Вон, у человека нога, кажется, сломана, а вы мне тут историю деревни со дня ее основания рассказываете!

Торин как заинтересованная сторона согласно кивнул, радуясь, что телохранительница наконец-то изволила про него вспомнить и обратить сиятельное внимание всех присутствующих на его скромную персону.

– Ладно.- Тень, кажется, уже приняла какое-то малоприятное, но необходимое решение и теперь нетерпеливо оглядывалась, выискивая глазами необходимые ей предметы,- Дайте мне кружку кипятка, заварите каких-нибудь травок обезболивающих, принесите острый нож и…

– Эй, ты что задумала?! – взволновался Лорранский, не на шутку устрашенный спокойным деловитым тоном, каким храна отдавала свои распоряжения,- Нож-то тебе зачем?

В самом деле, с наемницы станется зарезать своего подопечного, чтобы зря не мучился, если уж вылечить не получится.

– Не волнуйся, Торин, я за тебя головой отвечаю,- равнодушно бросила Тень, едва взглянув на клиента. Потом резко повернулась, одним стремительным движением перетекла в противоположный конец зала и, чуть согнув колени, вытянув руку, успела подставить ладонь под донышко кружки, которую хозяйка, отправившаяся выполнять указания наемницы, несла обернутой в полотенце и выронила при виде демона, нахально объедающей свисающие над стойкой колбасы. Граф и заметить не успел, как баба вышла и вошла. А храна не только за зтим проследила, но еще и смогла предотвратить катастрофу местного значения и спасти хозяйку от серьезных ожогов: кружка кипятка на обутые в тапочки ноги – это все-таки наверняка очень больно и опасно.

– Ты двигаешься, как кошка,- с немалым удивлением заметил Вэррэн, забирая у Тени кружку, из которой не пролилось ни капли. Голос его был глухим и слегка запинающимся, словно альм не был уверен, что стоит произносить эти слова. Торин согласно кивнул. Перед его глазами все еще проплывал балетный, преисполненный уверенной грации стремительный разворот, легкий прыжок и решительный выброс раскрытой руки наемницы, слитые в одно тщательно выверенное, изящное в своей небрежности движение.

Тень, копаясь в своей сумке, снисходительно улыбнулась, потом бросила в кружку с кипятком несколько стебельков каких-то трав и, оставив настой на попечение альма, подступила к своему подопечному с огромным, Остро отточенным ножом, каким разве что быков резать.