Мучения Минти Мэлоун - Изабель Вулф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да.
– Так почему же ты отменил ее, Доминик? – решилась я, ощущая, что мы вот-вот дойдем до главного. Он воткнул вилку в запеканку и посмотрел на меня.
– Чтобы защитить тебя, – промолвил он. Я чуть не подавилась:
– «Защитить» меня?
– Да. Разве я мог позволить тебе пройти через этот кошмар?
– Ты устроил мне кошмар похуже.
– Я не мог позволить тебе пройти через все переживания и страхи, связанные с банкротством. Это было бы несправедливо.
– Но Доминик, у меня была работа.
– Да, однако, при всем уважении к тебе, Минти, ты зарабатывала гроши. Тогда.
– Тогда?
– Я так гордился, что могу предложить тебе больше. Но все это могли у меня отобрать.
– Да, только я выходила за тебя не из-за денег. Я выходила за тебя по любви. Так мне казалось. Тогда.
– Но было бы несправедливо утянуть тебя на дно за собой. Я не смог бы тебя обеспечивать. Платить по счетам. Покупать тебе вещи.
– Мне ничего этого не было нужно.
– Мы бы не смогли купить дом в приличном районе.
– Но у меня чудесная квартира на Примроуз-Хилл. Мы могли бы жить там. Дом. Или продали бы ее и купили дом в менее престижном районе, пока ты не встал бы на ноги. Я не плачу по закладной, Доминик. И ты знаешь, что я не нищая.
– Да, – произнес он. – Но...
– Но что?
– Но... наш уровень жизни был бы намного ниже, чем ты ожидала. И мне казалось, что несправедливо обрушивать на тебя свои проблемы. В любом случае, – нахмурился он, – я был в жуткой панике. Мне хотелось все тебе рассказать, но я никак не мог выбрать подходящий момент. Опомниться не успел, как уже настал день свадьбы, и я стоял в церкви. Тогда и понял, что не могу пройти через это.
– Вовремя понял. Когда нас практически объявили мужем и женой, – проговорила я. – Представь мое состояние, когда ты от меня отрекся.
– Господи, Минти! – воскликнул он. – А ты думаешь, мне было легко? Легко сделать то, что я сделал? Бежать из церкви под взглядами всех своих клиентов? Всех своих клиентов?
– Есть еще одна проблема. Ты наговорил мне кучу гадостей. В присутствии всех. Ты сказал... Поправь, если я ошибусь, Доминик, ведь ты так любил поправлять меня, когда я несла всякую чушь. И даже если я была права, ты все равно меня одергивал. Так вот, ты обозвал меня неряхой.
– Но, дорогая, это же правда, – пропел он со снисходительной улыбочкой.
– Сказал, что я слишком много болтаю и не чувствую, когда пора заткнуться.
– Ну, я же был на пределе, – не смутился он. – Сам не понимал, что несу. Пытался придумать повод, оправдания тому, что собирался сделать. К тому же, дорогая, – он потянулся через стол, чтобы взять меня за руку, – ты действительно слишком много болтаешь. Тебе же нравится мести языком, дорогая. Треп, треп, сплошной треп. Коротышка Минти Минтола обожает стрекотать, как сорока. И это меня бесит, дорогая.
– Других это не бесит. Другие думают, что это нормально.
– О, дорогая, – еще раз промурлыкал он. Мой нож завис над тарелкой. Я его опустила:
– Знаешь, Доминик, у тебя сложилось обо мне превратное представление. И не знаю почему.
– Не понимаю, о чем ты, – раздраженно бросил он.
– Ты почему-то решил, с самого начала, что я – глупая курица, все кудахчу и кудахчу, хотя меня никто не слушает. Что я всех уже «достала», как ты говорил. Что я занудствую, тяну волынку, как непрошеный гость.
– Но ты на самом деле много болтаешь, дорогая.
– Это называется беседовать, Доминик, вести беседу. Знаешь, что это такое? Так делают все нормальные люди. И с тобой я попыталась делать то же самое. Чтобы вдохнуть жизнь в наши отношения, понимаешь? Ведь ты все время молчал. Может, тебе просто нечего сказать? Если так, другим людям ничего и не остается, как вести разговор.
– Нет, ты любишь болтать о пустом. Меня это утомляет. Сама знаешь: бессонница, напряженная работа, хоть дома нужно расслабиться.
– Но если все время молчать, напряжение только нарастает. Понимаешь, Доминик, ты даешь волю языку, только когда пытаешься что-то кому-то навязать. Вот тогда ты заливаешься соловьем. А так тебе и сказать-то нечего, правда?
– Я...
– Ты оставляешь при себе свое мнение, свои взгляды. Тебе не интересно обмениваться мыслями.
Он картинно закатил глаза:
– Просто ты все время болтаешь, и мне не удается вставить хоть словечко.
– Бред собачий! – возмутилась я. – Просто у тебя нет ничего за душой! Тебе лень даже задуматься. Ты – воплощенная серость. Последние пятнадцать лет ты днем зарабатывал деньги, а вечером смотрел «Скай спортс» по телеку. Вот, собственно говоря, и вся твоя жизнь, не считая парочки интрижек и поездок в гольф-клуб на выходные.
–Я...
– Ты неинтересный и неумный человек, Доминик. Честно говоря – не обидишься на откровенность? – ты зануда. Я когда-нибудь тебе говорила? Ты наводишь скуку.
– Я...
– Ты никогда не рисковал. Никогда не делал чего-нибудь экстремального. Даже никогда не путешествовал.
– Только потому, что боюсь летать. Это фобия.
– Нет, не фобия, это всего лишь отговорка. Ты боишься не летать, Дом. Ты боишься того, что ждет тебя после приземления. Ты никогда не бросал вызов самому себе. А уж мне и подавно. Ты такой нудный, Доминик, хоть вой. Ты очень красив, – добавила я. – Но зануда хуже некуда. Когда я была с тобой, мне иногда казалось, что я повешусь от скуки.
– Послушай-ка, Минти, я...
– И все ничего, если бы при этом ты был порядочным и добрым человеком. Но куда там. Ты все время подрывал мою уверенность в себе. Принимал мою доброту как должное. Лишил меня чувства собственного достоинства и значимости. Контролировал каждое мое слово, каждый шаг, даже указывал, как мне одеваться.
– Если тебе было так плохо, что же ты не жаловалась?
– Парадокс, верно? Ты прав. Почему я не жаловалась? Потому что была слишком милой, вот почему. Потому что хотела, чтобы все шло гладко, без проблем. Ненавидела ссоры. Боялась спорить с тобой. Но теперь я уже не боюсь.
– Я заметил.
– Я изменилась, Доминик. Неужели ты не видишь? Ты все время твердил, что мне нужно измениться – так я и сделала.
– Да, знаю. Я впервые заметил это, когда прочитал те статьи. Ты выглядишь по-другому. – Он снова попытался взять меня за руку. – Но я не против, Минти. – Он не против?!
– Я говорю не о внешности, Доминик. Я говорю о внутреннем мире. О том, какая я на самом деле. И я действительно стала другой, изменилась, полностью изменилась. Раньше я была доброй, Доминик. Слишком доброй. Но теперь с этим покончено. Я не стерва, как ты, наверное, подумал. Но и не добренькая. Добрые намерения меня до хорошего не довели. И понадобилось тридцать лет, чтобы понять это.
– Минти, ты просто злишься, – не поверил он. – Наказываешь меня. Я знал, что так и будет, и был к этому готов. На самом деле ты так не думаешь, Минти. Давай посмотрим правде в глаза.