Мучения Минти Мэлоун - Изабель Вулф

– Что ж, признаюсь, это было в сегодняшнем репортаже о Пасхе. Новенькие блестящие монетки, – задумчиво повторила я. – Новые, как моя жизнь. Как я[79]. Новая Минти.

– Что ж, – вздохнул он. – Сегодняшний вечер не удался.

– Ничего подобного, Доминик. Еще как удался. Я так рада, что снова тебя увидела. Но теперь мне пора домой.

– Послушай, я совершил ужасную ошибку, – заторопился он, увидев, что я встаю. – Я раскаиваюсь, что тебе еще нужно?

– Что еще? Ничего. Я удовлетворена.

– Минти, подумай, как хорошо будет нам вдвоем.

– Хорошо?

– Да. Мы могли бы купить милый домик в Вондсворте.

– Нет, спасибо.

– Из нас бы вышла идеальная пара, Минти.

– Идеальная? Ну-ну...

Он сделал тот самый нетерпеливый жест в воздухе, подозвав официанта.

– Я не хочу, чтобы у меня в жизни все было идеально, – разочаровала я, взяв сумку. – Просто хочу быть счастливой. И я никогда не буду счастлива с таким низким человеком, как ты. Спасибо за ужин, Дом, – добавила я с улыбкой. – Была рада снова с тобой повидаться.

Апрель.

«Первое апреля, День всех дураков! – отметила я, глянув на календарь. – И первая среди первоапрельских дураков – Минти Мэлоун! А также майских, июньских и июльских, ведь именно в июле я была „почти замужем» за отборным куском дерьма».

Стоя под душем, я решила: не собираюсь больше оставаться в дураках. Наконец-то я во всем разобралась. Все поняла. Прозрение – мучительный процесс, но он того стоит. Я словно родилась заново. Новая Минт. Наконец-то, наконец, я могу жить дальше. Говорила, что переживу это, и пережила. Теперь я беззаботна, как пасхальный цыпленок. Сама проклевала жесткую скорлупу и выбралась на солнышко, чтобы расти и хорошеть. «Во всем виноват один лишь Доминик», – удивленно повторяла я про себя. Я была ни при чем. Долгие месяцы казнила себя без вины. Оказывается, ответ прост: деньги, бумажки с водяными знаками, презренный металл. Просто и грубо. Я – всего лишь жертва алчности Доминика.

Одеваясь, я подумала: «Спасибо Господу, что на свете есть Вирджиния Свиной Пирожок!» Если бы не она, я бы никогда не осознала всю низость и мелочность натуры Доминика. Ее неожиданный телефонный звонок расставил все по местам. Она разрешила головоломку. И вот теперь вагон метро, грохоча, несет меня в южном направлении, а я дружелюбно улыбаюсь пассажирам. Хотя пассажиров не так уж много, ведь сегодня Страстная пятница. Поистине страстная. В буквальном смысле слова. Ведь страсти, наконец, улеглись, и я обрела свободу. Я посмотрела на часы: без пяти девять, а на работу мне только к десяти. Так что, не доехав до станции «Эйнджел», я сошла на «Набережной». И, шагая по Стрэнду, залитому лимонными лучами солнца, ощутила лишь легкий укол при виде отеля «Уолдорф». Это было уже не сожаление о несбывшемся, но отголосок боли и унижения, которые Доминик заставил меня пережить. Миновав Олдуич, я двинулась по Флит-стрит, мимо Дома правосудия, старой редакции «Дейли экспресс» и «Пре-а-Манже». А потом повернула направо, к церкви Сент-Брайдз. Я знала, что будет нелегко, но мне требовалось пройти через заключительную фазу выздоровления, разыграть последнюю сцену спектакля.

Послонявшись минутку у крыльца, я зашла внутрь. Церковь была пуста. Совершенно пуста. Внутри оказалось тепло, как в утробе. Желтые цветы: солнечные бутоны нарциссов, кремовые тюльпаны и усыпанные золотистыми венчиками ветки форсинтии – напоминали о праздновании Пасхи. Во второй раз я прошла вдоль рядов к алтарю, и каждый мой шаг отзывался эхом. Я замерла на том самом месте, где стояла напротив Доминика в июле, и вдохнула аромат пчелиного воска, сладкий, как мед. До меня донеслись призрачные голоса: «Согласен ли ты? Согласен?..» – «Нет. Нет... Нет...» – «В болезни и здравии. В болезни...» – «Не могу. Не могу... Не могу...» – «Давай же, Дом. Давай...» – «Мы обязательно разведемся. Разведемся...» – «Ш-ш! Мадам! Ш-ш!» – «Не упади! Не упади... не упади...»

Потом я подняла глаза к потолку и попыталась представить, что над головой открытое небо, а вокруг – почерневшие, обугленные стены, обгорелые скамьи. «Вот что со мной произошло», – подумалось мне. Меня тоже разбомбили, до основания. Осталась лишь зияющая, разрушенная оболочка. Казалось, я никогда не восстану из руин. Но теперь я поняла, что ошибалась. Я родилась заново. Такая же, как прежде, и другая. Я воссоздала себя прежнюю, используя новую материю. «Нужно что-то сказать, – подумала я, – но что?» В конце концов, я просто произнесла: «Спасибо!» – и направилась к двери. По пути к выходу на глаза мне попалась доска с надписью: «Молитвы», сплошь усеянная записками. «Помолитесь за то, чтобы мы с Джулианом увиделись снова», – гласила одна. «За Элис, которая тяжело больна», – просила вторая. «За моего сына Тома, который волнуется из-за экзаменов», – молила третья. И тут я прочитала: «Помолитесь за мою дочь Минти, которая очень несчастлива». Я узнала папин почерк. Наверное, он вернулся сюда спустя несколько дней после свадьбы. Я сняла записку: мне уже не нужны молитвы. Потом вытерла глаза и пошла на работу.

«Воистину от великого до смешного один шаг», – подумала я, войдя в офис через полчаса и увидев Уэсли. У него был действительно смешной вид. Мало того, он выглядел странно. Не потому, что оделся нелепо, и не потому, что побрил голову. А потому, что был на девятом месяце беременности. Он... Ба!.. Я вспомнила, какой сегодня день, и улыбнулась собственной догадливости.

– Первое апреля – никому не верю, – сказала я. – Раскусила! Раскусила!

– Минти, это не шутка, – серьезно проговорил он и погладил свой выступающий живот.

Я вытаращила глаза. А что же еще? Вид у него был такой, будто он вот-вот родит. Он походил на мужика с того дурацкого рекламного плаката, который призывал мужчин «быть ответственными».

– Уэсли, если это не первоапрельская шутка, то что? – поинтересовалась я.

– Сопереживаю.

– Что?!

– Я сопереживаю. Проникаюсь чувствами Дейдры. Хочу до конца понять, что она ощущает. – Он задрал джемпер, демонстрируя нечто похожее на зеленый полотняный бронежилет, прикрепленный к животу скотчем.

– Это накладной живот, – объяснил он. – Для мужчин. Чтобы они сумели понять, каково их беременным подругам.

– О...

– Прислали из Америки, – похвастался он. – По Интернету заказал. У нас такие не продаются.

– И, слава богу, – порадовалась я. – Выглядит ужасно. Какой уважающий себя британец согласится напялить подобный кошмар?

– Ну... я же согласился, – ответил Уэсли. По-моему, он немного обиделся. – Мне кажется, это хорошая идея. Его можно чем-нибудь набивать, по мере роста эмбриона. Мы с Дейдрой уже на шестом месяце, – сообщил он. Потом встал и подпер ладонями спину. – О боже, моя спина меня убивает, – пожаловался он.