Воронья стража - Владимир Свержин

Я криво усмехнулся каламбуру старого друга. При всем желании бежать из гавани было не на чем. Опрометчиво списанный нами со счета добряк бургомистр позаботился, чтобы все, что могло выйти в море нынче утром, без промедления это сделало. И пятеро гугенотов, оставленные здесь гарнизоном, ничем не могли помешать повальному бегству. Все они готовились дорого продать свои жизни во время последней схватки в воротах. Что ж, теперь нас было чуть больше, но сути дела эго отнюдь не меняло.

– Ладно, – махнул рукой я. – Возьми пару казаков покрепче, и пойдем глянем, нельзя ли перетащить сюда хотя бы одну пушку.

– Отчего ж, пошли глянем, – без особо энтузиазма согласился Лис.

Ветер гонял первые желтые листья по батарейной площадке, точно желая подчеркнуть ее унылое запустение. Тот же самый ветер когда-то играючи забросил крошечное семечко в щель между грубо отесанными камнями башни у самой балюстрады. И вот уже лет пять в голову никому не приходило выкорчевать отсюда молодое деревце, разрушающее кладку. С дозорным, выставленным нами у черных орудийных туш, мы столкнулись еще на лестнице, ведущей к батарее. Он мчался со всех ног так, что едва не сбил нас.

– Ваше высочество! – скороговоркой затараторил наблюдатель, не переводя дух. – Туман над водой рассеивается! Сюда движется эскадра!

– Что?! – округляя глаза, переспросил я.

– Эскадра! Девять вымпелов.

– Испанцы? – бледнея, проговорил я, стараясь унять невесть откуда появившуюся дрожь.

– Никак нет. По виду англичане. Извольте сами поглядеть.

Мы стояли на батарейной площадке и вглядывались сквозь совсем уже поредевший туман в очертания приближающихся к гавани кораблей. Трепетавшие над мачтами белые флаги с красным крестом и мечом Лондона не оставляли ни малейших сомнений в их принадлежности.

– Ваше высочество! – не отрывая взгляда от окуляра подзорной трубы, проговорил дозорный, один из пяти оставшихся в живых гугенотов Адмиральской своры. – Быть может, наконец эскадра лорда Сеймура?

– Это было бы хорошо, но вряд ли, – тщательно оглядывая приближающиеся мачты, пробормотал я. – Во-первых, когда испанцы пришли под стены Маольсдамме, они точно знали, что здесь королева. Стало быть, перехватили гонца, больше узнать им было неоткуда. К тому же, будь перед нами корабли лорда Сеймура, над ними бы развевались королевские штандарты с лилиями и леопардами. А это… Кажется, это купеческие суда.

– Прынц! – поворачиваясь в мою сторону с безысходным оптимизмом, заговорил Лис. – Есть неслабая версия. Из разряда барон Мюнхаузен между львом и крокодилом. Это наш старый приятель на свежеотремонтированной каравелле смотался в Лондон, и старина Рейли прислал за нами личные экипажи. По одному на каждого приговоренного плюс еще четыре, если мы решим в очередной раз к своим лайбам [74] приделать ноги.

– Почему ты так думаешь? – поинтересовался я, и мой вопрос был почти заглушен залпом, донесшимся со стороны ворот.

– От чортопханци кляти! – выругался один из казаков, сплевывая за парапет. – Неймется гадючим сынам!

– Вон видишь, кораблик рулит, второй слева. Так я готов спорить на три щелбана, шо это “Вепрь Уэльса”.

Я перевел подзорную трубу туда, куда указывал д'Орбиньяк:

– Похоже, ты прав. Значит, все-таки Рейли!

– Послушай, Капитан, – это шанс! – тихо, почти шепотом заговорил Рейнар. – Придумай быстренько, как столкнуть лбами англичан с испанцами, а мы под шумок приватизируем, скажем, того же “Вепря”. Сечевики по морю с детства ходят, так шо управимся! Как-нибудь до Кале до-шкандыбаем.

Ответный залп, не такой звучный, но куда более прицельный, чем первый, прогремел над округой, объявив всем сомневающимся, что старая крепость не намерена сдаваться.

– Лис! – Я повернулся к другу. – Сам понимаешь, положение крайне опасное. Если ты откажешься, я пойму. Но мне сейчас представляется возможным единственный выход. Ты пойдешь парламентером к испанцам и объявишь, что эскадра приплыла к нам на помощь. Потребуй у них сложить оружие. В противном случае обещай немедленную и беспощадную расправу. Так убедительно, как ты, задурить голову никто не сможет!

– Рискнуть можно, – скептически почесал затылок Лис.

– Другого выхода я не вижу. Полагаю, после столь наглого требования испанцы либо очистят город и обратятся в бегство, либо, наоборот, вступят в бой с десантом. И в том, и в другом случае у нас появляется шанс. Хотя, честно сказать, мизерный.

– Ну, это нам не впервой, – разводя руками, усмехнулся Лис. Он хотел еще что-то добавить, но тут над орудийной площадкой прозвучало великое, как российское “авось”, неизбывно-хохляцкое “Тю! Ты ба! Пане сотныку, подывиться, будь ласка, та це ж москали! [75]”.

Сергей буквально вырвал подзорную трубу из рук соратника, начисто забыв о собственной оптике, зажатой в левой руке.

– Московских окон негасимый свет! – спустя минуту проговорил он с тем непостижимым для европейца чувством, с каким, витиевато ругаясь, провожают пламенеющий во все небо закат восторженные соплеменники моего напарника. – Шоб я так жил! В натуре, стрельцы! Причем, – он обвел окуляром палубы кораблей, на которых, в ожидании скорой высадки, строились обряженные в длиннополые кафтаны воины с пищалями и бердышами в руках, – до хренища! Не пойми шо в мире деется!

– Ой, лышенько! – обескуражено замотал головой второй сечевик, вглядываясь в даль. – Аз москалями ще и якись тетехи у спидныцях! Та уси, я к одна – бородати! [76].

– Это не женщины, – складывая подзорную трубу, улыбнулся я. – Это шотландцы! Ничего не понимаю. Прямо не эскадра, а какой-то Ноев ковчег!

Выстрелы со стороны штурмующих стихли. Подходящие к гавани корабли были видны не только нам, но и испанцам, и голландским переветникам. И должно быть, всех в эти минуты волновал один и тот же вопрос: на чьей стороне и против кого воюют невесть откуда взявшиеся заморские гости? Конечно, можно было предположить, что обуреваемый гневом по неведомому нам поводу царь Иван Грозный решил объявить войну Голландии, но чтобы вспышка монаршей ярости была обращена именно против захолустного Маольсдамме, – это уж как-то слишком!

– Месье! – Я повернулся к ждущему приказа гугеноту. – Извольте сходить за королевой. Попросите ее величество, пусть она пожалует сюда или же хотя бы ответит, известно ли ей, на чьей стороне воюют московиты.

– Слушаюсь, монсеньор принц, – склонил голову отважный француз и опрометью бросился выяснять самый животрепещущий в этот миг вопрос.

Московиты были на нашей стороне. К немалому удивлению Елизаветы, и думать забывшей о договоре, подписанном четыре года назад в Вологде послом ее величества Томасом Рэндальфом, однако впоследствии не утвержденном парламентом, ее царственный собрат к своей подписи под документом относился весьма серьезно.

В свое время, не желая быть втянутой в Ливонскую войну, Елизавета предпочла ограничиться лишь дипломатическими выпадами против врагов Руси да ролью посредника между схлестнувшимися из-за балтийских портов сторонами. Царь Иван, понимавший условия союза совсем по-другому, в те дни весьма ярился из-за британского коварства, заявляя своей заморской “сестре”, что-де “в ее отсталом государстве правит не она, а мужики торговые, а безвластная королева пребывает в своем девическом чину, как пошлая девица”. Не желая терять выгодного торгового партнера, изворотливая, точно куница, Бэт Тюдор поспешила замять скандал, отдав в жены недавно овдовевшему “Рексу оф Руссия” свою племянницу леди Мэри Гастингс.

Насколько я помню, в нашем мире эта сиятельная особа не пожелала идти замуж за далекого государя со столь многообещающим прозвищем, но здесь царица Мария Гостьина уже второй год восседала в Кремлевских палатах на вызолоченном троне, присланном ей в дар Крымским ханом. И, как мы имеем возможность убедиться, не зря. Прознав, не без помощи агентуры пана Михала, о невзгодах “любительной сестры”, царь Иван сначала лишь глазом мрачным вокруг повел, выискивая, не притаился ли где злой изменник навроде клятого злодея Ралея, но быстро успокоился, велев сердечному другу князю Курбскому для острастки отрубить три мало в чем повинных головы.

Однако не тут-то было! Царица Мария, хоть и с русской речью ладила слабо, но уж если чего хотела, то всегда умудрялась объяснить, что именно. Так что, написав в сопроводительном письме, что “ежели кто вам недруг – нам он тоже враг злой”, государь всея Руси отрядил в заморский поход шесть сотен стрельцов да доброхотных людей немецкого строя семь десятков. Во главе сего войска он из милости поставил головой князя Егория Милославского, которого пред тем мыслил казнить как предерзостного вора, но за шибкий ум и хоробрость помиловал да за море с глаз долой отослал.

Как раз тут, в Дерпте, английские корабли московской компании стояли. Вот и вышли они в море, взяв на борт вместо обычных меда, пеньки и соболей экспедиционный корпус русской армии. Правда, в Англию эскадра пришла поздно – спустя несколько дней после нашего побега. Тут-то закавыка и получилась. Бросив якорь в Йорке, московиты выяснили, что королева исчезла незнамо где и что в ночь перед тем в самом Тауэре духи пляски устраивали. Так шо, может, и ее утащили.