Афанасий Фет - Михаил Сергеевич Макеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Имение Степановка в Мценском уезде Орловской губернии, которое Фет в результате приобрёл, было также выбрано совершенно практично и экономически верно. Указал на него поэту его зять Александр Никитич Шеншин:
«В начале августа 60-го года был я у родственника моего Ш[еншина], проживающего в своём имении по старой мценско-курской дороге, в 60 верстах от Мценска и в 35 от Орла. “Ты ищешь землю? — спросил меня Ш[еншин]. — Близ меня продаётся земля. Дорого — 80 р., но земля отличного качества: чернозём, 200 десятин в одной меже... Строенья всего — новый, ещё не отделанный домик отличного лесу да новый скотный двор. <...> Есть и лесок. — Есть ли вода? — Колодезь, но можно по местности вырыть пруд. — А река близко? — Река верстах в семи. — Это неутешительно, однако нельзя ли посмотреть?” <...> “Посмотри, какой чернозём, — заметил он, когда мы стали переезжать через поле, приготовленное под сев ржи, — и как славно возделана земля, поверь, никто не придерётся”. Действительно, лошади тонули по щикол[от]ки в пухлой пашне. <...> “Ну как тебе понравился твой будущий хутор? — спросил Ш[еншин] тем же шутливым тоном, когда мы возвращались домой. — А заметил ты табун? — Ну, брат, нечем похвастать! — Напрасно ты так говоришь. Лошади худы, но ты их видел мельком. А они хорошей породы, я это знаю”. “А как ты думаешь, — спросил я в свою очередь, — что может стоить полное устройство этого хутора, считая орудия, постройки, земляные работы, пруд, скотину, одним словом, все, без чего нельзя хозяйничать? — Да тысяч до 33, а может быть, и побольше. — Сколько же он может, по-твоему, дать доходу? — Сочти сам: 55 десятин в поле. На этой земле надо считать 400 четвертей в продажу ржи по 3 р. — 1200 р. да ярового на 500 — из этого на рабочих. — А какая тут цена рабочим годовым? — Твой продавец нанимает по 25, а тебе десяти человек довольно — да ведь это отлично. Следовательно, можно получить до 1500 р. в год, то есть то же, что даёт 25 тыс., капитал по 6%. — Я не гонюсь за барышами, лишь бы убытку не было”. Разговор до самой усадьбы Ш[еншина] продолжался в этом роде, и я был совершенно доволен, что наконец-таки нашёл, чего искал. При вторичном осмотре в сопровождении самого продавца, с которым уже я сходился, оказалось все в удовлетворительном виде: и рогатый скот, и лошади, и сенокосы до 30 десятин, давшие в текущем году до 3000 пудов сена. Надо было решиться. И при каких же более благоприятных условиях пускаться на вольнонаёмную обработку земли? Почва прекрасная, рабочие дёшевы, сбыт не слишком затруднительный. От добра добра не ищут. Я решился»397.
Несмотря на то, что Фет мог располагать двадцатью тысячами наличных, супруги, сообразив, что звонкая монета наверняка вскоре потребуется для хозяйства, решили заплатить наличными только половину суммы, а вторую половину выдали векселями.
Так Фет стал владельцем имения — не роскошного, но при условии правильного хозяйствования обещавшего в близком будущем солидный и стабильный доход. Правильность его решения в дальнейшем подтвердилась. Оно было верными, так сказать, исторически. Конечно, Фет приобрёл Степановку в период, когда приближающаяся крестьянская реформа обещала колоссальные и непредсказуемые изменения в традиционном укладе помещичьего хозяйства. И, скажем, помещик Борисов с волнением и тревогой ожидал решительных и, не исключено, катастрофических перемен в своём хозяйстве. Фет, однако, помещиком не был. Над ним не тяготели привычные принципы хозяйствования, ему не приходилось ни ломать себя, ни сожалеть о прошлом. Свои хозяйственные планы Фет связывал не с ещё существовавшим подневольным, крепостным трудом, а с вольнонаёмным. По его воспоминаниям, священного для России дня 19 февраля 1861 года, когда был объявлен высочайший манифест «О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей», он, занятый многочисленными делами, почти не заметил.
Приобретение хозяйства, которое, какой понимал, требовало всех сил и времени, Фет воспринял, можно сказать, как смену профессии. О своём нежелании заниматься литературой он почти «официально» сообщил в несохранившемся письме Дружинину. Критик пророчески ответил: «Насчёт Вашего намерения не писать и не печатать более скажу Вам то же, что Толстому: пока не напишется чего-нибудь хорошего, исполняйте Ваше намерение, а когда напишется, то сами Вы и без чужого побуждения измените этому намерению». Примерно о том же писал Фету незадолго до смерти Николай Толстой, которого поэт также известил о своём решении: «Но ведь не боги горшки обжигали; бросьтесь в практичность, окунитесь в неё с головой, и я уверен, что она вытеснит из Вас байбака, да ещё выжмет из Вас какую-нибудь лирическую штучку, которую мы с Тургеневым да ещё несколько человек прочтём с удовольствием. А на остальной мир — плевать!»398 Так благословлённый своими литературными и нелитературными друзьями и моментально освобождённый ими от своего зарока Фет стал делать первые шаги в новой жизни.
Для начала нужно было создать хотя бы подобие «семейного гнезда». Домик, в котором предстояло поселиться супругам, был очень скромным, хотя, скорее всего, и не сильно хуже московской квартиры; во всяком случае, новоявленному землевладельцу он понравился: «При крайней скромности требований, расположение комнат показалось мне удовлетворительным. Небольшая передняя с дверью направо в кабинет и налево в спальню, на противоположной входу стороне дверь в столовую, из неё в гостиную, а из следующей за нею комнаты дверь налево в ту же спальню»399. Перезимовав в Москве, где почти ни с кем не виделся, в конце января 1861 года, оставив Марию Петровну в доме на Маросейке (от собственной квартиры в Москве супруги решили отказаться, чтобы не платить за месяцы, в которые будут отсутствовать), Фет помчался в Степановку. Предстояло покрыть заново крышу, отштукатурить стены, выложить пол специально приобретённым паркетом (по справедливому расчёту новоявленного фермера, вещь дорогая, но наиболее практичная), перевезти мебель, выкопать пруд. Всё это, не без неурядиц, было сделано к началу весны 1861 года. И только после этого Фет решился на приезд супруги. Мария Петровна прибыла в
