Сыновья Ананси - Neil Gaiman
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отодвигая засовы, он подумал, как хорошо, что для людей с пистолетами придумали сколько клише. От этого Грэхем Хорикс чувствовал свою сопричастность великому братству: бок о бок с ним стояли Богарт и Кэгни, и все те, кто орет друг на друга в сериале «Копы».
Включив свет, он потянул на себя дверь. У дальней стены спиной к нему стояла мама Рози. Когда он переступил порог, она задрала юбку и повиляла перед ним на удивление костлявым загорелым задом.
У Грэхема Хорикса отвисла челюсть. В этот момент Рози с силой ударила ему по запястью куском ржавой цепи, выбив из руки пистолет, который отлетел к стене.
С пылом и меткостью женщины много моложе ее лет мама Рози ударила Грэхема Хорикса носком туфли в пах, а когда он, согнувшись пополам, схватился за ушибленное место и стал издавать звуки такой высоты, какую слышат только собаки и летучие мыши, Рози с мамой выбежали из ледника. Навалившись на дверь, они закрыли ее, и Рози задвинула один засов. Они обнялись.
Они все еще были в винном погребе, когда вдруг все лампы погасли.
– Просто пробки выбило, – сказала, успокаивая маму, Рози. Сама она в этом сомневалась, но иного объяснения не видела.
– Надо запереть дверь на оба засова, – сказала ее мама и вдруг охнула, ударившись о что-то мизинцем на ноге, и выругалась.
– Это надо было делать при свете. Но, с другой стороны, – продолжала Рози, – он тоже в темноте ничего не видит. Держи меня за руку. Кажется, лестница вон там.
Когда погас свет, Грэхем Хорикс стоял на четвереньках на бетонном полу ледника. Что-то горячее стекало у него по ноге. На неприятное краткое мгновение он решил, что обмочился, а потом сообразил, что один из ножей, которые он заткнул себе за пояс, глубоко вонзился ему в бедро.
Решив не шевелиться, он опустился на пол. Как же разумно он поступил, так напившись: практически анестезия. А потом подумал, что надо бы поспать.
Но в леднике он был не один. Там бродило что-то еще. Точнее, не что-то, а кто-то, и двигался он на четырех лапах.
– Вставай, – зарычал кто-то.
– Не могу. Я ранен. Хочу в кровать.
– Ах ты, жалкая мелкая тварь. Ты разрушаешь все, к чему бы ни прикоснулся. Вставай сейчас же!
– Рад бы, но не могу, – разумным тоном пьяного возразил Грэхем Хорикс. – Просто полежу немного на полу. Да и вообще она наложила на дверь засов. Я слышал.
Тут он услышал слабое царапанье по ту сторону двери, словно засов медленно отодвигался.
– Дверь открыта. Слушай меня. Если ты останешься здесь, то умрешь. – Нетерпеливый шорох, взмах хвостом, приглушенный горловой рев. – Дай мне твою руку, поклянись в верности. Пригласи меня в себя.
– Не поним…
– Дай мне руку, иначе истечешь кровью.
В темном леднике для мяса Грэхем Хорикс протянул руку. Кто-то – что-то – взял ее, утешительно сжал.
– Ну, ты готов пригласить меня?
Тут на Грэхема Хорикса на мгновение снизошла холодная и трезвая ясность. Он уже зашел слишком далеко. Что бы он ни сделал, хуже теперь не будет.
– Абсо-ненно, – прошептал Грэхем Хорикс.
И стоило ему произнести эти слова, как он начал меняться. Мгновенная вспышка, в свете которой ему показалось, будто рядом с ним стоит что-то – крупнее человека и с острыми, очень острыми зубами. А потом оно исчезло, и Грэхем Хорикс почувствовал себя великолепно. Кровь из раны в ноге унялась, сама рана закрылась.
Он прекрасно видел в темноте. Вытащив из-за пояса ножи, он бросил их на пол. Снял ботинки. У стены лежал пистолет, но он к нему не притронулся. Орудия – для обезьян, ворон и слабаков. А он не обезьяна.
Грэхем Хорикс - охотник!
Поднявшись на четвереньки, он, мягко переступая руками и ногами, вышел в винный погреб.
Вот они, женщины. Нашли лестницу наверх и ощупью поднимаются по ступенькам, держась за руки в темноте.
Одна – старая и жилистая. Другая – молодая и мягонькая.
Слюна собралась в пасти того, кто лишь отчасти был Грэхемом Хориксом.
Сдвинув на затылок зеленую фетровую шляпу отца, Толстый Чарли ступил с моста и пошел в темноту. Он шел по каменистому пляжу, оскальзываясь на камнях, шлепая по лужам. А потом наступил на плоский валун, который внезапно зашевелился. Едва не потеряв равновесие, Толстый Чарли отпрыгнул.
А плоский валун поднялся в воздух и стал вдруг расти. Сперва Толстый Чарли решил, что неведомое нечто будет размерами со слона, но оно никак не останавливалось.
«Свет!» – подумал Толстый Чарли и пропел это слово. И все светлячки в тех краях слетелись к нему, заливая окрестности холодно-зеленым мерцающим сиянием, и в их свете он разобрал два глаза больше обеденных блюд, которые смотрели на него с надменной физиономии рептилии.
Толстый Чарли уставился в ответ.
– Добрый вечер, – весело сказал он.
Голос у существа оказался вкрадчивым и гладким, как взбитое масло.
– Привет, – протянуло существо. – Динь-дон. Ты удивительно похож на обед.
– Я Чарли Нанси, – сказал Чарли Нанси. – А ты кто?
– Дракон, – ответил дракон. – И сожру тебя, человечек в шляпе, без остатка, но медленно.
Чарли моргнул. «Что бы сделал отец? – спросил себя он. – Что бы сделал Паук?» Откуда ему знать? «Давай же. В конце концов, Паук часть тебя. Все, что может он, сумеешь и ты».
– Э-э-э… Тебе наскучило со мной разговаривать, и ты дашь мне беспрепятственно пройти, – сказал он дракону со всей убежденностью, на какую только был способен.
– Ухты! Хорошая попытка. Но, боюсь, не дам, – с энтузиазмом отозвался Дракон. – На самом деле я тебя съем.
– Ты, случаем, лимонов не боишься? – спросил Толстый Чарли и только потом вспомнил, что подарил лимон Дейзи.
Магическое существо презрительно рассмеялось.
– Я, – сказало оно, – ничего не боюсь.
– Ничегошеньки?
– Ничегошеньки.
– Ты боишься исключительно ничегошеньки? – спросил Толстый Чарли.
– В полнейшем ужасе, – признался Дракон.
– Знаешь, у меня карманы полны ничегошеньки. Хочешь покажу?
– Нет, – встревоженно отозвался Дракон. – Пожалуй, не хочу.
Захлопали огромные, как паруса, крылья, и Толстый Чарли остался на пляже один.
– Слишком уж просто, – сказал он вслух и пошел дальше. На ходу он придумывал себе песню, под которую хорошо было бы шагать. Чарли всегда хотелось сочинять песни, но он никогда этого не делал, в основном из убеждения, что, если когда-нибудь напишет песню, его попросят ее спеть, а для него уж лучше смерть на виселице. Теперь ему было все равно, и он пел свою песню светлячкам, которые следовали за ним вверх по склону. Это была песня о том, как он повстречает Птицу и найдет брата. Хотелось бы надеяться, что светлячкам песня понравилась, ведь их свет мерцал и пульсировал в такт мелодии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});