Литовский узник. Из воспоминаний родственников - Андрей Львович Меркулов

В конце лета в деревне понемногу стихал шум детских игр, и только малыши беззаботно суетились и бегали по дворам и улицам. Ближе к осени уезжали в город школьники, деревня пустела. У меня все было готово к школе, я распрощался со своими приятелями и уехал в самом конце августа.

А в середине сентября из деревни пришла страшная весть – Катя повесилась.

Никто не хотел верить, но вскоре это невероятная весть подтвердилась. Искали недолго, нашли ее в ближнем лесу недалеко от реки, под старой сосной. Над ее головой, на ветке краснел маленький венок из поздних гвоздик.

Меня эта весть оглушила. Я не мог учиться; осознание, что я никогда больше ее не увижу, что ее больше нет, потрясало меня; ее облик вставал перед глазами, и душа изнывала невыносимо. В школе на уроке вдруг горький комок вставал в горле, выкатывались слезы, и я быстро смахивал их. Не мог вести себя спокойно и ждал вечера, чтобы пойти спать, когда можно будет прижаться лицом к подушке и плакать.

Причина Катиной смерти выяснилась вскоре – она оказалась беременной. Но виновника выяснить не удалось. Ходили слухи, высказывались предположения, они не подтверждались, и тайна эта так и оставалась тайной.

Со страхом думал я тогда, как она решилась уйти из жизни, как невыносимо тяжко было ей думать о своем положении, как жутко болела ее душа! О чем она думала тогда? Наверное, так ужасны, невыносимы были ее страдания, чувство стыда за происшедшее, отчаяние от предстоящего осуждения и презрения людей, что единственную возможность прекращения страданий, очищения перед людьми она видела только в своей смерти. Но как тяжко было это совершить!

Сам я находился тогда в сложном периоде роста, формирования характера. В эти годы соединяется все: борьба страстей, первая любовь и первая ненависть, доброта, милосердие и детская жестокость, взлеты и падения, счастье и горе.

В то время понятия чести, долга, человеческого достоинства, милосердия были не пустыми словами, и мы, дети, видели подтверждение этого в поведении людей вокруг нас; в деревне более, чем в городе. Если раньше меня не особо занимали судьбы, характеры взрослых, то теперь я стал присматриваться, пытаясь понять, почему люди относятся по-разному к одному событию, ситуации.

Смерть Кати ускорила этот поворот в моем сознании, в восприятии окружающего; куда-то уходило беззаботное мое поведение, и приходило серьезное отношение к жизни, к своим поступкам, чувство ответственности за все, что делаешь. Я сам ощущал в себе этот процесс взросления, предполагал, что, возможно, он пришел ко мне раньше, но особо этим обстоятельством не огорчался.

Прошло десять лет.

После окончания института я работал механиком на заводе; свой первый отпуск проводил в деревне. Помогал по хозяйству, ходил в лес за грибами, к озерам на рыбалку.

Стояла ранняя осень, осины и клены еще зеленые вверху, внизу желтели, краснели. В садах еще не пахло прелый листвой, но воздух в лесу уже насыщался грибным запахом, а вокруг стволов обозначались пестрые широкие круги упавших листьев. Вода в реке заметно холодела, темнела живым блеском.

Каждую осень я езжу на кладбище, навестить своих предков, почистить захоронения. И в тот день, как обычно, чтобы не попасть под дождь, дождавшись чистого дня, собрал немного цветущих астр и на велосипеде отправился в путь. Кладбище находилось в пяти километрах от деревни. Проезжая Поречье, всегда оглядывал усадьбу Кати. Только однажды видел ее мать Анну Васильевну – она медленно шла от колодца с ведром воды. И каждый раз какая-то странная тягучая тоска и сожаление наполняли душу.

Был будний день, людей на кладбище было немного. Я удалил наросшую за год траву, отнес ее в бак у дороги, вернулся и присел на скамью у небольшого столика. Смотрел на лица моих родных, вспоминал связанные с ними события, разговоры – далекие и не очень, и представлялись они мне теперь более важными и значительными, чем казались тогда – в прошлом.

Ленинградская область – край северный, но и здесь есть места замечательные, волнующие душу – природные исповедники; именно они олицетворяют понятие Родины в сознании живущих здесь людей. Нет здесь особенных красот и богатств кроме лесов и прозрачного воздуха, но и наш край обладает большой притягательной силой – незримой прелестью родной природы.

Между светлыми лесами, ровными, несколько возвышенными полями расположились старинные деревни – небольшие, в несколько десятков дворов, теперь уже современно перестроенные. В середине этой округи, на высоком берегу плавной задумчивой реки, сверкая позолотой, возвышается красивая белая церковь с колокольней. Разрушенная во время войны, она была восстановлена в семидесятые годы прошлого века с участием средств Германии. Рядом с церковью величаво раскинул во все стороны огромным шатром свои мощные стволы древний дуб, пятиметровый в обхвате, которому, наверное, уже лет пятьсот. Внизу, в реке, еще стоят скошенным двусторонним углом навстречу течению два огромных бетонных «быка», они когда-то держали старый мост, уже давно разрушенный временем. Когда-то здесь была мельница, ее каменный водовод зарос сверху дерном, кустами, но по нему и сейчас может свободно пройти человек.

Три кладбища окружают церковь. Рядом с нею – немецкое, где захоронены останки погибших в войне немецких солдат. Там стоят рядами высокие плиты черного гранита с нанесенными на них именами погибших.

Немецкое воинское кладбище (Сологубовка), парк Мира, пос. Лезье, Кировский р-н, Ленинградская обл., 187315

На другой стороне реки, одно кладбище – православное христианское, другое считается по традиции староверческим. Вероятно, в далекие времена на нем хоронили людей старой веры.

Высокие деревья плотно окружают кладбище, они вольготно растут среди могил, пуская широкую тень в ясные дни. Люблю сидеть здесь, у небольшого столика и беседовать со своими ушедшими в вечность родственниками. Кругом тишина, покой, никакой шум не доносится сюда из деревни, лишь колокольный звон прилетает иногда, если попасть под религиозный праздник. И тогда, под влиянием окружающей красоты и этих волшебных звуков, в душе непроизвольно рождается какое-то благодушие, умиротворение. На этом острове покоя хорошо думается вообще о жизни, о самом себе. Мы как бы возвращаемся к умершим после разлуки, растеряв в суете жизни память о них и любовь к ним. Они – полузабытые, вновь оживают и разговаривают с нами, а мы стараемся выразить им свою любовь и внимание, которые не успели или забыли выразить при их жизни. И получить