Длинная цепь - Е. Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ондмар Стародуб
Когда-то давно, ещё до первых седых волос, до первых морщин на переносице и даже до первого шрама, Ондмар хотел быть ярлом. В те годы никто не называл его Стародуб. В те годы Стрик Бездомный был Стриком Неприкасаемым — лучший воин на всем Восточном Берегу, если не во всем мире, что отправил на другую сторону по меньшей мере шесть сотен душ. Человек-армия. И он отметил крепкого мальчишку с одним единственным звеном, кивнул ему, как равному. Потому как Ондмар был единственным, кто смог оставить царапину на теле Неприкасаемого.
В них было что-то похожее, какой-то общий секрет, который они делили между собой, но который сами не знали. Сразу же, едва они сошлись в бою, Ондмар понял, что они трава с одного поля, звери одного редкого вида, кто-то более близкий друг к другу, чем родные братья. Единственный раз в жизни Ондмар не чувствовал себя в одиночестве. Ни в каком другом сражении, на пиру среди правителей, в походе с верными товарищами, ни в постели с любимой женщиной — нигде и никогда он после не чувствовал ничего подобного. Там он всегда был один, просто рядом с кем-то.
А потом Неприкасаемый стал Бездомным, стал жить у Белого Края, возле никому не нужного Бринхейма. Когда Ондмар был готов, то нашёл его и истребовал поединка, а тот лишь рассмеялся ему в лицо. Стал сыпать бранью и скучными оскорблениями. Стрика Неприкасаемого больше не было, а Стрику Бездомному никто был не нужен, и даже жизнь ему была не нужна. Ондмар разбил ему нос и, кажется, сломал пару рёбер — тот даже не пытался защищаться.
Тогда одиночество стало удушающим. Переносить его было куда проще, когда Ондмар не знал иного, было проще, когда он мог надеяться на воссоединение со своим братом по духу. После же ему захотелось убивать. Он убивал каждого, кто считал себя равным ему, и тех, кто пробовал посмотреть на него свысока. Любого, отдававшего ему приказы, и всякого, кто пытался требовать с него дань или уважение. Много людей. Его цепь быстро обернулась вокруг туловища, удвоила свою длину ещё быстрее.
Тогда же он и захотел стать ярлом. Место над всеми, где не нужно следовать приказам, и нет нужды доказывать каждому новому юнцу, что своё имя он получил заслужено. Подходящее место для Ондмара Железнобокого. Его смущало лишь что Стрик не пожелал занимать подобного места, и одичалая жизнь в лесу была для него краше всего. Коли это было следствием безумия, то не ждала ли и Ондмара подобная участь? А если Неприкасаемый не был безумным, то что тогда?
Дальнейшие годы Ондмар помнил смутно. Он достаточно быстро разочаровался в позиции ярла, как и в какой-либо власти вообще — посидев подле разных правителей за длинным столом, он увидел, как длинные их цепи не висят свободно, но обхватывают горло каждого тесными кольцами, медленно душат их до смерти. Это было не для него.
Маленькие набеги, маленькие войны, маленькие победы. Когда число павших от его руки перевалило за шесть сотен, Ондмар перестал считать. Маленькие люди.
А потом он встретил Бъёрга. Не такой, как Ондмар, но тоже другой, из той редкой породы, что рождаются править, и кого длинные ярлские цепи не душат, но украшают. Бъёрг был большим человеком, и его большой мечты хватало на всех. При нем Ондмар Железнобокий и стал Ондмаром Стародубом, поселился в проклятом Бринхейме, а после стал Носителем Щита. В те же годы рядом с ними встал и Торлейф, тоже по-своему необычный человек — из тех, что поступают не так, как правильно или как должно, но как будет разумно. С ними одиночество отступило, они были одинокими вместе.
Кто-то говорит, что Ондмар предал своего друга, когда после смерти Бъёрга не сделал его сына ярлом. Кто-то говорит, что Ондмар не предал Закон Севера, когда поддержал Торлейфа, как владетеля самой длинной цепи. Никто не знает, что ему было все равно. Торлейф Золотой ему друг не больше, чем левая рука будет другом для правой, тем более, если обе они отсечены от тела. А младший сын Бъёрга — просто напоминание о потере. Ондмару не было дела, кто из них будет отдавать приказы, так что он просто промолчал, и теперь другие никак не перестанут говорить об этом.
А сейчас? Сейчас у него было имя, Ондмар Стародуб. Имя человека благородного и прямого, что твёрдо стоит на своих убеждениях, и кого не сманить в сторону ни угрозами, ни златом. Это имя — маяк во тьме. Погибнуть с этим именем было не страшно, страшно было жить без него.
Из нежелания потерять имя он стал щитом Торлейфа, а теперь, по всей видимости, щитом для его сына. Плывёт на Мёртвые Земли, захватил Стальгород — это… необычно. Он смотрит на то, как спит после попойки Вэндаль Златовласый, спокойно и безмятежно. Это будит в нём ярость.
Стрик признал Ондмара за брата по духу, но отказался его учить, не пожелал даже вновь скрестить с ним железо. Взял себе всего одного ученика, который ныне, по слухам, имеет цепь не меньше, чем у Ондмара, с той лишь разницей, что Ондмар свою держит как должно, у всех на виду, а смазливый мальчишка цепь прячет ото всех, точно вор. И отказывается от поединка, даже учебного. Сводит его с ума. Шепчется по углам со своим полубезумным наставником и смотрит на мир своим скучающим взглядом. Может ли он быть таким же, как он? И почему Стрик выбрал его? Почему именно его?
— А если ты и Вендаль Златовласый в бою сойдётесь, кто победит?
Ондмар не сразу сообразил, что вопрос задал не он сам. Сын Бъёрга, младший. Хмельной и уставший, но взглядом внимательный, немного похож на отца. На мать не похож вовсе.
— Ты победишь, — ответил Ондмар, отворачиваясь. — Оба мы под знаменем Эйрика идём, негоже нам друг с другом биться. Кто бы ни победил, выгоду с этого только ты и заимеешь. Ну, и друзья твои.
— И я под тем же знаменем иду, — возразил мальчик. — В одном строю с вами.
— Нет, не с нами. Рядом. Момента ждёшь подходящего, и вот когда такой момент наступит —
