Пепел короля, проклятого звездами - Карисса Бродбент

прикосновений и поцелуев. Когда он достиг желанного места, поначалу был очень нежен. Осторожно оттянул тонкое кружевное белье и стал целовать, пока не приближаясь к центру.

Так нежно. Так легко. Но тело свело судорогой наслаждения. Спина выгнулась. Райн что-то прошептал в одобрение. Вибрации от его слов достигли моего лона.

– Лучше, – пробормотал он. – Лучше, чем помню. Лучше, чем твоя кровь.

Опять прикосновение языка, уже сильнее, и долгий, затяжной поцелуй.

Я стиснула зубы, чтобы не застонать. Пальцы мяли простыни. Клянусь Матерью, я не дам ему удовлетворения. Помучаю еще, даже если это меня убьет.

Новое прикосновение, новый сдавленный стон, новая судорога удовольствия.

Я тратила неимоверные усилия, чтобы сдерживаться и не стенать во весь голос. Зубы сжала так, что они могли треснуть. Эта мысль мелькнула несколько раз.

«Еще». Слово было готово сорваться с моего языка. Но я не собиралась просить Райна ни о чем.

– Орайя, позволь поклониться тебе, – прошептал Райн.

Он произнес мое имя, когда его губы ласкали самые восприимчивые части моего тела. Я невольно вздрогнула. В его словах было столько отчаяния. Я ведь велела ему умолять, вот он и умолял.

– И позволь вкусить твоих соков. Пожалуйста.

Его язык надавил чуть тверже. Богиня, помоги мне. Я больше не могла…

Я сдавленно застонала. Райн застыл. Мой стон был для него как вода для умирающего от жажды.

– Еще, – прошептал он, – пожалуйста.

Матерь, помоги мне. Я не могла ему отказать, даже если бы и попыталась. Этот звук разрушил последние барьеры самообладания Райна. Его медленные, ленивые движения вдруг стали яростными и отчаянными.

Райн вел себя так, словно единственной целью его жизни было добыть как можно больше наслаждения из моего тела. Его рот сделался жестким и неумолимым. Движения языка стали твердыми и решительными. Он успевал целовать мое лоно и всасывать вытекающий сок. Мне было не совладать с собой. Тело перестало подчиняться.

– Хорошо, – шепнул он. – Так, как надо. Позволь тебе помочь.

«Да, – бездумно звучало в голове. – Да, да, да».

Пока Райн не зарычал, я не догадывалась, что произношу вслух ответ, о котором он просил. Каждый из нас давал другому желаемое. Я запустила пальцы в его темно-рыжие волосы. Я не понимала, хочу ли прижать его еще сильнее или, наоборот, оттолкнуть.

«Прижать сильнее», – решила я, когда его язык задвигался в единственно нужном темпе, когда пальцы скользнули внутрь. Он что-то бормотал, охваченный наслаждением, и его слова, будто молнии, ударяли мне в спину.

Я любила его голос и не собиралась это отрицать. Да, я очень любила его голос.

Это было последней моей мыслью перед волной наслаждения, которая накрыла меня, унеся с собой все.

Когда волна схлынула, я тяжело дышала. Кожа покрылась мелкими капельками пота. Мышцы стали вялыми. Я открыла глаза, и стоило мне увидеть, как голый Райн забирается на кровать, погасшее желание вспыхнуло снова.

Каким же он был красивым! Неяркий свет лампы играл на его коже, оттеняя шрамы, которые Райн успел получить за долгие, достойно прожитые годы. Свет отражался в его ржаво-красные глазах, переполненных желанием. Он смотрел только на меня. Остальной мир перестал для него существовать.

И опять Райн видел во мне больше, чем хотелось бы. Видел меня такой, какая я есть на самом деле.

Вдруг я почувствовала себя до противного голой, хотя голым-то как раз был Райн, а большую часть моего тела прикрывало изодранное платье. Фасад, выстроенный моими играми, рухнул. Последние остатки гнева с шипением погасли, словно фитиль догоревшей свечи.

Я моргнула и ощутила, как по щеке скатилась слезинка. Райн сел рядом и вытер ее.

– Ненавижу тебя, – выдавила я.

Но мои слова не прозвучали предостережением. Они были вялыми, грустными и пустыми.

Я не сказала: «Я тебя ненавижу потому, что ты убил моего отца».

Получалось: «Я тебя ненавижу, поскольку позволила тебе сделать мне больно».

«Я тебя ненавижу потому, что скучала по тебе».

«Я тебя ненавижу потому… что нет во мне никакой ненависти».

В глазах Райна не было ни боли, ни гнева. Только нежное, любящее понимание. Мне было ненавистно, когда он так на меня смотрел.

А может, я испытывала к этому такую же ненависть, как и к нему. То есть никакой.

Райн поцеловал меня в лоб.

– Знаю, принцесса. Знаю, что ненавидишь.

Его губы коснулись моей переносицы. Я закрыла глаза, ставшие мокрыми от слез.

– Ты стерла меня в пыль, – пробормотал Райн. – И я тоже ненавидел каждое мгновение этого.

От его правды у меня стало невыносимо тяжело в груди. Я помнила эти интонации. Таким же голосом он произносил свадебные клятвы.

Я открыла глаза и поймала его пристальный взгляд. Из-за игры света и теней глаза Райна казались мозаичными, состоящими из множества оттенков, и это делало их завораживающе прекрасными.

– Позволь тебя поцеловать, – прошептал он.

Он все еще меня умолял.

– Да, – тихо ответила я.

На его губах оставался слабый вкус моего наслаждения, но еще отчетливее – его собственный: чужой и знакомый, сладостный и горький. Этот поцелуй не был похож на нашу недавнюю стычку. Извинение, мольба, приветствие, прощание, миллион слов… все уместилось в несколько бесконечных секунд, когда время перестало для нас существовать.

«Я тебя ненавижу, – думала я под каждое движение его языка и каждое нежное извинение, срывавшееся с его губ. – Я тебя ненавижу. Ненавижу».

С каждым поцелуем я вдыхала эти слова в него, хотя и прижимала его к себе и позволяла его телу прижиматься к моему.

Губы Райна спустились ниже, миновав мой подбородок и достигнув шеи. Там они ненадолго задержались над двумя парами шрамов, после чего двинулись к моему плечу. И только тогда он приподнялся, теребя пальцами лямку моего платья.

– Позволь мне тебя увидеть, – хрипло попросил он. – Пожалуйста.

Он снял обе лямки с моих плеч. Слои шелка опадали, а Райн целовал мое тело, открывавшееся его губам. Плечи, грудь, талию, бедра. Окончательно сняв с меня истрепанное платье, Райн бросил его на пол и остановил взгляд на моем нагом теле, распростертом перед ним.

В комнате не было холодно, однако вся моя кожа покрылась пупырышками.

Он грубо усмехнулся.

– Что? – не поняла я.

– У меня просто…

Он снова припал губами к моей острой груди, отчего у меня перехватило дыхание.

– Просто нет слов, – прошептал он, и его губы проделали зигзагообразный путь наверх и соединились с моими. – Ты не вмещаешься в слова.

Преувеличение, конечно. И хорошо, что у него не было слов, поскольку те, что толклись внутри меня, не отличались ни связностью, ни смыслом.

– Вот и хорошо, – сказала я