Меч войны, или Осужденные - Алла Гореликова

Льву Ич-Тойвина приходилось, конечно, бывать на заседаниях императорского совета – Омерхад не любил оставаться совсем уж без охраны, но и слышать государственные тайны разрешал лишь верным из верных.

Все казалось таким привычным, что трудно было поверить… разве что могильная тишина, в которой участники совета рассаживались по привычным местам на низенькие диванчики вдоль стен, да пустое кресло владыки в дальнем конце длинной комнаты. Становиться по левую руку от этой зияющей пустоты было бы… неправильно, пришло на ум глупое слово. И Ферхади остался стоять у дверей.

На него смотрели – и отводили глаза. Лишь тесть глядел ободряюще, да взгляд военного министра был привычно тяжел.

Ждали молча.

Глава Капитула пришел через невыносимо долгие полчаса. За его руку держался бледный упитанный мальчик одиннадцати лет от роду: Омерхад, законный наследник императора. На толстых щеках подсыхали дорожки слез. Владыка уделял наследнику не слишком много внимания: маленький Омерхад был неуклюж и трусоват, да к тому же обладал неумеренной фантазией – качества, не слишком уместные в будущем императоре. Впрочем, при хороших министрах и сильной армии…

– Господа, – первый министр встал, и следом, приветствуя Омерхада-младшего, поднялись остальные, – в присутствии законного наследника трона великой Хандиары я считаю уместным кратко очертить то положение, в котором мы оказались. Его высочество, я полагаю, в достаточной мере осведомлен о положении дел; но и ему, и всем нам не помешает взглянуть на ситуацию еще раз.

– Садитесь, ваше высочество, – Глава Капитула мягко подтолкнул мальчика к отцовскому креслу. Маленький Омерхад с ощутимым усилием оторвался от священника, прошел – осторожно, как по горячим угольям, – сквозь взгляды советников и вскарабкался в кресло. Отцовское место было ему велико.

Господин иль-Маруни дождался тишины, не нарушаемой даже легким скрипом диванов.

– Итак, господа. Его императорское величество Омерхад, да примет его Свет Господень, за последний год начал две войны.

– Одну, – поправил военный министр. – Действия против Хальва оформлены всего лишь договором о взаимопомощи с его братом, таким образом, наши войска на островах – не более чем вспомогательная сила.

– Что не мешает нам их терять, – ядовито заметил первый министр. – Сколько осталось на сегодня от нашего флота? Половина, треть? Сможем ли мы защитить свое побережье, если Хальв и Луи нанесут ответный удар?

– Между прочим, – вяло добавил Первый Незаметный, – кнез Хальв и король Луи заключили договор о совместных действиях на море.

– Прекрасно, – в голосе господина иль-Маруни остался, кажется, один чистый яд. – А что вы скажете нам про дела в Таргале, господин военный министр?

– Ничего хорошего, – буркнул вояка. – Откровенно говоря, я только потому не предлагал владыке начать переговоры о мире, что мне еще голову на плечах носить не надоело.

Господин иль-Маруни обвел пристальным взглядом советников, отметил бледный вид наследника и кивнул:

– Что ж, с делами военными всем все ясно. Теперь дела внутренние. Половина провинций охвачена мятежом, другая так задавлена налогами, что только и мечтает присоединиться к бунту. Думаю, все договоренности, достигнутые благородным иль-Джамидером, со смертью владыки утратили силу: императора Омерхада Законника боялись, а будут ли бояться его наследника… я бы, увы, предположил обратное. Войск на подавление бунтов нет, значит, придется договариваться. Идти на уступки. На очень большие уступки… тем большие, чем меньше будет уважение к сидящему на троне, если вы понимаете, о чем я.

– Я понимаю, – сказал вдруг наследник. – Вы считаете, что я не справлюсь… нет, не так даже. Вы считаете, что мне просто не дадут справиться, что я… просто слишком мал?

– Примерно так, ваше высочество, – первый министр поклонился. – Ребенок на троне – это всегда повод для смуты. От вас будут слишком много требовать, ваше высочество, не предлагая взамен почти ничего. Вы не дождетесь главного – покорности. Покорность, ваше высочество, рождается либо страхом, либо уважением, а то и другое надо сначала заслужить.

– Что же делать? – жалобно, совсем по-детски спросил Омерхад.

– Вы, ваше высочество Омерхад, вольны будете меня казнить, если совет сочтет мое предложение изменой. Я считаю, что сейчас империю спасет лишь правитель, уже доказавший свою силу и храбрость, умеющий и сражаться и договариваться, правитель, которого уже знают и уважают. У нас такой есть. Благородный Ферхад иль-Джамидер – младшая ветвь великого рода, но в его жилах та же кровь.

Я ослышался, подумал Ферхади. Что он несет, это же чудовищно!

Взгляды советников скрестились на Льве Ич-Тойвина, но из всех взглядов сейчас имел значение лишь один – растерянный взгляд ребенка. Сначала оставить его без отца, потом лишить законной короны?!

– Благородный иль-Джамидер, – спокойно продолжал первый министр, – именно тот человек, что сможет взять в руки гибнущую державу и удержать ее на краю той пропасти, в которую мы уже почти обрушились.

Губы разомкнулись с трудом.

– Но ведь я… да как же это, ведь владыка по моей вине…

– Не берите на себя лишнего, молодой человек, – оборвал зятя первый министр. – Вы проявили похвальную верность, преподнеся дарующий власть амулет тому, кто и должен был им владеть. А то, что в дело вмешался Промысел Господень… Вы ведь не считаете себя умней самого Господа всемогущего, благородный иль-Джамидер?

Ох и интриган вы, господин иль-Маруни, любимый тестюшка!

– И прошу всех заметить, – мягко сказал Глава Капитула, – что перед нами стоит не просто человек, державший в руках убивший владыку амулет, и не просто родич императора.

– А кто же? – буркнул себе под нос военный министр.

– Как совершенно верно напомнил нам господин иль-Маруни, Ферхад иль-Джамидер – той же крови, что покойный Омерхад, столь же законный наследник древних владык великой Хандиары. И мы убедились воочию, что уж его-то Господь признал достойным править!

Еще один!

– У владыки Омерхада есть законный наследник, – отчеканил Ферхади. Прошел к императорскому креслу, с отстраненным удивлением отметив, что шаг остался привычно твердым. Опустился на колено перед мальчишкой, прижал руку к груди. – Я готов хоть сейчас присягнуть молодому императору и надеюсь, что он не отвергнет моей службы. Если же его величество Омерхад сочтет меня виновным в смерти того, кого я клялся хранить, я смиренно приму суд владыки и его приговор.

– А потом всплывет еще один такой амулет, – задумчиво, словно для себя, а не для совета и наследника, проговорил Глава Капитула, – и юный Омерхад разделит судьбу отца. При всем моем почтении, мальчик не готов править великой империей. Особенно в столь сложные времена.