Меч войны, или Осужденные - Алла Гореликова

– Мы допросим его, – благосклонно кивнул верящий в силу своего взгляда Омерхад. – Введите.

«Подобающий пленнику вид» удался на славу: в цепях, изрядно потрепанный, Барти выглядел жалко. Так жалко, что готовность отвечать на вопросы никого не удивила. Да, разумеется, помогли. Как бы сам, ничего здесь не зная?… Кто? Да брат провозвестник, конечно, кто ж еще. В том письме, что ему привез из Таргалы, много чего обещано было. Видно, светлому отцу понравилось. Когда то покушение сорвалось, обещал хлопотать о каторге – и ведь выхлопотал, и сумел определить туда, где диартальские вожди свое отбывали. А там уж…

Выхлопотал, скрипел зубами Омерхад. У-у-у, святоша лживый, милосердие ему подавай! Бросил, едва дослушав:

– Арестовать мерзавца.

Глава Капитула спорить не стал.

– А вот, – Лев Ич-Тойвина протянул на раскрытой ладони гномье зерно, – то, чем презренные намеревались купить себе окончательную победу. Амулет несет древние чары – тех времен, когда императоры Хандиары еще не отринули подземельную магию; чары, делающие достойнейшего великим правителем, дарующие успех в любых начинаниях. Презренные крысы намеревались покуситься на священную особу сиятельного, а этими чарами купить прощение и милость у его наследника.

– О, я слышал о таком! – Глава Капитула подошел к трону, коснулся зерна кончиками пальцев. – Да, это оно! Старинные хроники, кои не принято ныне открывать несведущим, ясно повествуют: на заре империи именно такие чары подтверждали право императора на священный трон. Они отбирали чистых и карали недостойных, и в те времена империя процветала, а народ верил своим владыкам и любил их. Я допускаю, что заговорщики нашли каким-то чудом один из этих амулетов, но вряд ли они до конца поняли, что именно попало им в руки. Впрочем… – священник словно невзначай отошел назад, покачал головой, – даже если и поняли, теперь амулет власти в надежных руках. Се промысел Господень…

Омерхад протянул руку; Ферхади почтительно шагнул навстречу, снова преклонил колено. Дождался, когда толстые пальцы сомкнутся на зерне, встал, с поклоном вернулся на место. Два коротких шага назад – за окружающие трон магические щиты. Выдержат ли?…

Выдержали. Столб огня рванулся вверх, расцвел лепестками под потолком, где кончались наложенные придворным заклинателем щиты. Лишь на миг пахнуло непереносимым жаром.

И трона не стало. На том месте, где мгновением назад восседал император Омерхад, владыка Великой Хандиары, осталось лишь черное пятно.

Потрясенное молчание повисло в зале; и сабельным звоном разбил тишину приказ дежурного начальника охраны:

– Взять!

Сабельники Амиджада скрутили Льва Ич-Тойвина в единый миг; впрочем, Ферхад не сопротивлялся. Позволил стянуть руки за спину, повалить на колени – как во сне. Потому что чудовищный огненный цветок, распустившийся над троном его родича и владыки, не мог быть правдой. Нет в мире такой силы, нет, не может быть!

– Шакал, – с непередаваемым удовольствием выцедил Амиджад. – Крыса мерзкая.

– Погоди, уважаемый, – мягким кошачьим шагом подошел первый министр. – Крыс тут, по моему разумению, нет.

– Да как же…

– Да вот так, – прервал министр. – Все мы видели и слышали одно и то же. Видели, как благородный Ферхад пришел доложить сиятельному владыке, да будет к нему милостив Свет Господень, о прекращении мятежа. Видели, как подал из рук в руки некий амулет. Слышали объяснения. Не видели, чтобы благородный Ферхад держал что-то в руках либо производил странные движения, когда сиятельного настигла прискорбная кончина, и не слышали, чтобы он что-либо говорил в сей печальный миг. Таким образом, чароплетство со стороны благородного Ферхада кажется весьма маловероятным. Да ведь все мы знаем, что Лев Ич-Тойвина – воин, а не чароплет.

Министр отвернулся от посрамленного сотника, пробежал взглядом по растерянным, испуганным, ошеломленным лицам.

– Хотелось бы услышать: что думает по сему поводу отец наш духовный? Ибо, по моему разумению, дело сие темное и без помощи Господней его не разрешить.

Глава Капитула явственно заколебался, подходить ли ближе. Выжженное даже не дотла – до камня, пятно правильным кругом легло посередине тронной залы. Однако долг возобладал; Глас Господень подошел, возложил мягкие ладони на голову Ферхади. Зал замер.

– Я не чувствую в нем вины. – Светлый отец повернулся к министру, словно, кроме него, здесь не было никого, достойного выслушать. – Благородный Ферхад иль-Джамидер потрясен случившимся не менее любого из нас. В его душе – горе и ужас.

– Тогда это он, – Амиджад ткнул пальцем в Барти. – Чары заранее наложил, на владыку наговоренные!

– Нет, – покачал головой священник. – Такого рода чары, да будет известно достойному Амиджаду, сработают в руках любого человека того же рода, ибо на кровь наговариваются, а именем лишь закрепляются. Между тем благородный иль-Джамидер… Горько признать, но подобные амулеты сами карают недостойных править Хандиарой. Воля Господня свершилась, и те, кто послужил орудием Его правосудия, не просто невиновны, а отмечены благостью Господней. Снимите с рыцаря цепи. Я беру его под защиту Святой Церкви.

Ферхади поднялся на ноги. Теперь он мог посмотреть на Барти; рыцарь, судя по расширенным от ужаса глазам и побелевшему лицу, тоже не ожидал такого зрелища. Глава Капитула подошел к рыцарю, коснулся клейма. Алая крыса истаяла под пальцами. Надо же, растерянно подумал Лев Ич-Тойвина, я и знать не знал, что светлый отец не только Господу молиться умеет, но и чары плести.

А тестюшка-то молодец, вот у кого поучиться и себя в руках держать, и ситуацию не выпускать из-под контроля. Первый министр, словно прочитав мысли зятя, обвел глазами замерших придворных и громко объявил:

– Участников императорского совета прошу пройти в большой кабинет. Вас, благородный иль-Джамидер, тоже. Отец мой, – это Главе Капитула, – вас прошу сообщить печальную весть наследнику и привести его на совет. Остальные могут быть свободны.

Ферхади встретился взглядом с Первым Незаметным – и вздрогнул: начальник императорской разведки чуть приметно ему улыбнулся.

2. К вопросу о престолонаследии

Льву Ич-Тойвина приходилось, конечно, бывать на заседаниях императорского совета – Омерхад не любил оставаться совсем уж без охраны, но и слышать государственные тайны разрешал лишь верным из верных.

Все казалось таким привычным, что трудно было поверить… разве что могильная тишина, в которой участники совета рассаживались по привычным местам на низенькие диванчики вдоль стен, да пустое кресло владыки в дальнем конце длинной комнаты. Становиться по левую руку от этой зияющей пустоты было бы… неправильно, пришло на ум глупое слово. И Ферхади остался стоять у дверей.