Ночи Виллджамура - Марк Ньютон

–  Завтра я сам ее арестую, – сообщил Джерид, – так что, боюсь, тебе она больше не сможет помочь. – Паника во взгляде Триста – свидетельство порушенных планов – не укрылась от внимания Джерида, и он продолжил: – Я имею в виду того двойника моей жены, которого ты заказал ей, уже зная, что она убийца. Утаивание информации от инквизиции. Это было особенно низко, хотя против тебя и без того накопилось достаточно того, что свидетельствует о твоей неблагонадежности. Например, использование запрещенных веществ в целях давления на подозреваемых. Но меня даже не это особенно бесит.

Трист молчал и инстинктивно пятился, хотя за спиной у него не было ничего, кроме холодного камня.

–  Нет. – Джерид поводил головой из стороны в сторону. – Особенно меня бесит то, что ты посмел впутать в свои гадкие махинации мою жену.

Трист наконец заговорил:

–  Вы сами ее ударили…

Кулак Джерида въехал Тристу в солнечное сплетение, и тот, перегнувшись пополам, врезался в стену. Тогда румель резко согнул колено, метя в неприкрытое лицо. Кровь окрасила стену, а Трист упал в снег, зажимая ладонью расквашенный нос.

–  Ты и меня тоже накачал наркотиками вчера вечером?

Ответа не последовало, и Джерид пнул своего подчиненного в спину. Тот изогнулся, точно становясь на мостик, и застонал:

–  Да, но…

Пристально глядя на лежащего перед ним человека, Джерид вынул из рукава кинжал. Никто и не заметит, если он сейчас перережет ему глотку. А тело подбросит в Кейвсайд, где подобные дела творятся ежедневно. Но его гнев вдруг остыл, ему на смену пришло более взвешенное и расчетливое настроение. Если Триста не убивать, его арестуют, и тогда он наверняка расскажет, как Джерид ударил свою жену.

Вид у Триста был жалкий: одной рукой держась за живот, другой зажимая кровоточащий нос, он снизу вверх смотрел на начальника. В этот миг Джерид осознал: жизнь меняется окончательно и бесповоротно.

–  Я… простите меня, Джерид, – прошептал Трист. – Я был зол на вас. Обижен.

Джерид смотрел на него сверху вниз.

–  Об этом, – фыркнул он, – можно было сказать и как-нибудь иначе.

–  Мне хотелось заставить вас страдать, чтобы вы поняли, как я себя чувствовал… я ведь заслужил повышение.

Некоторое время оба молчали, потом из Кейвсайда донесся вопль банши. Джерид снова взглянул на Триста и увидел в его глазах страх, точно молодой человек принял крик за дурное предзнаменование.

–  Что вы собираетесь со мной делать? – спросил Трист.

А что мог сделать Джерид? Он не был убийцей. С другой стороны, нельзя допустить, чтобы Мариса узнала правду.

–  Вот что я думаю, – сказал он наконец. – Я мог бы прирезать тебя здесь, сейчас, а вину возложить на обычных подозреваемых. Благо, выбирать есть из кого. Однако я не стану этого делать, потому что у меня, по крайней мере, есть принципы. – Он убрал нож. – Но я не хочу, чтобы Мариса все узнала. Если это случится, ты покойник. – И он наклонился, чтобы заглянуть Тристу в залитое кровью лицо. – Это я тебе твердо обещаю.

–  Пожалуйста, отпустите меня, Джерид, прошу вас. Давайте все забудем.

Румель сухо усмехнулся.

–  Но что мы будем делать с Туей? – не унимался Трист. – Теперь мы оба знаем, что она убийца. Можно ее просто запереть, и тогда нас наградят за раскрытое преступление.

Да, все было бы прекрасно, если бы не тысячи беженцев, которых задумало истребить их собственное правительство. Сколько тебе известно об этом, вот что я хотел бы знать?

Джерид вздохнул:

–  Ладно, в ближайшие дни в инквизиции не появляйся. Когда придешь, у тебя будет другой начальник. А если об этом деле узнает хоть одна живая душа, твое расчлененное тело найдут в одном из переулков города. Я ясно выражаюсь?

Трист бодро затряс головой, продолжая зажимать нос пальцами.

Джерид отвернулся и зашагал прочь по заснеженной улице.

Джерид стоял и смотрел с городской стены на лагерь беженцев, где сотни костров безнадежно моргали, перед тем как погаснуть в приближающейся ночи. Между палатками плыли клочья дыма. Тундра вокруг звенела от непрерывного собачьего лая. Говорили, что на узкой полоске земли между городскими стенами и морем сгрудились уже до десяти тысяч человек. Эманации ада, в котором они жили, вставали над лагерем облаком тоски и отчаяния.

На мгновение он задумался, есть ли хоть капля правды в историях, которые рассказывали в трактирах: о том, что беженцы будто бы едят своих собак и кошек и даже привыкают к каннибализму, поедая трупы тех, кто уже умер от голода и болезней. Джерид знал, что сплетни распространяет Совет, ведь только у него есть право издавать листок новостей. По обе стороны ворот Виллджамура шла теперь отчаянная борьба. Только одни боролись за жизнь, а другие боролись со смертью.

Джерид решил покинуть Виллджамур, как только представится возможность. В этом он был уверен. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на город, правительство которого пало так низко, что готово истреблять собственных подданных. Денег на переезд в какой-нибудь другой город империи, из тех, что потише, ему хватит. Куда-нибудь на Южные Фьорды, к примеру, а может, удастся дать денег культистам, и они разрешат ему построить небольшой домик на Исле, в тамошнем мягком климате. Короче, отвращение, испытываемое к этому городу и к самому себе, подсказывало ему, что пора выбираться отсюда. Вместе с Марисой, разумеется. Потому что он любит ее, а все остальное не важно. Всю жизнь он работал как каторжный, достигая того, что положено. Но вот, когда до конца осталось уже не так много, он вдруг понял, что всю жизнь шел не туда.

Он снова поглядел на лагерь, где жались друг к другу люди. Как именно Уртика намеревался извести такое количество народу? Хотя сейчас важнее другое: сможет ли он, Джерид, это предотвратить?

Раздались шаги – кто-то приближался к нему по стене: следователь Фулкром. Ветер, налетевший из тундры, ударил ему в лицо и точно вывел его из состояния оцепенения. Несмотря на толстую румелью шкуру, он вздрогнул и плотнее запахнулся в плащ.

–  Джерид, в последние дни вы сами на себя не похожи, я уже начал тревожиться за вас.

В современном Виллджамуре не принято было выражать такую заботу о других, тем более среди румелей, но Джерид знал, что этому коллеге можно доверять. И потому он пустился в подробный рассказ обо всем, что произошло с ним в последнее время. Он говорил о Тристе и Туе, об убийствах советников и о том, как эти убийства связаны с заговором с целью ликвидации беженцев. За всем этим стояла тайная секта овинистов.

Это явно была их вина.

–  Джерид, это ужасно, – сказал Фулкром, помолчав недолго. – Но кто возглавляет овинистов в Совете?

–  Уртика, – прямо ответил Джерид.

–  Канцлер Уртика? – Фулкром был потрясен.

–  Проститутка уверяет, что он как-то связан с этим делом. Удивительно, чего только мужчина не сболтнет женщине в постели, получив от нее то, что хотел.

–  Я мало что об этом знаю, – признался Фулкром.

Джерид фыркнул от смеха:

–  В общем, что-то должно случиться очень скоро, только я не знаю когда. Может быть, что-нибудь уже происходит.

–  Поверить не могу, что у нас коррупция на таком высоком уровне, – заметил Фулкром. – Просто зло берет, как подумаешь, что за этих людей голосовали наши граждане.

–  Совет давно уже только притворяется, будто право голоса дает людям возможность реально влиять на дела в городе, а сам контролирует все средства информации – это ведь они заразили всех страхом перед несчастными беженцами. И что это, по-вашему, демократия? В жизни не поверю. Зато при такой организации овинистам раздолье. Но хуже всего то, что этот культ сумел привлечь на свою сторону много могущественных людей. Даже среди инквизиторов наверняка найдутся их последователи.

–  Вы в самом деле думаете, что начальство – я имею в виду наше, инквизиторское, – уже знает об этом? Я про беженцев?

–  Все возможно. Но я-то совсем не хочу, чтобы тысячи ни в чем не повинных мужчин, женщин и детей расстались с жизнью из-за политических махинаций моей империи. Пусть она, по крайней мере, не прикрывается тем, что делает это ради моего блага. Нам надо показать, что мы хорошие люди.

Хорошие люди…

Ему хотелось думать, что в мире существуют еще абсолютные ценности и что правители Виллджамура не погрязли в моральном нигилизме. Что нужно делать добро, стремиться к добру, а зла следует избегать. Это казалось Джериду естественным законом жизни, без которого нельзя существовать.

Следователю надо верить в закон, это помогает в работе.

–  Что же мы можем сделать? – Фулкром положил обе руки на край стены и тоже стал смотреть на лагерь у ее подножия. – Если такое творится на самом верху… Нас никто не поддержит.

–  Вполне вероятно. Но может быть, ты знаешь еще кого-то, кому можно доверять?

–  Разумеется, – кивнул Фулкром. – В инквизиции есть хорошие парни. Если на то пошло, то у меня и среди стражи контакты найдутся.