Любовный квадрат - Клаудиа Кроуфорд

Ясно, что ей нужно разбить шаблонный образ. Увлечение работой в Коалиции женщин Джейнсвила стало другой мишенью для недовольства Лу. Необходимость заботиться о Дакоте не являлась помехой, Эми брала малышку с собой. Казалось, Дакота и другие дети чувствовали важность происходящего. Они тихо играли, причиняя минимум недовольства, пока женщины, представительницы всех этнических групп, проводили семинары по проблемам наркотиков, СПИДа, абортов, избиения жен, насилия, безграмотности и плохого обращения с детьми.

Мероприятия в Коалиции давали выход ее уму и традиционной для янки потребности служить отечеству.

Вначале Лу терпел участие Эми в женском движении, слушая в пол-уха ее отчеты за ужином. Позже, когда она была избрана в совет директоров и ее фото в окружении соратниц напечатали в местной газете, Лу сорвался. Он не поздравил ее, как она ожидала.

– Этим женщинам больше нечего делать. Они все разведены или вообще никогда не были замужем.

Старая песня: «У тебя есть муж, дом, семья. Мы должны стоять на первом месте».

Позиция Сэнди была такой же непримиримой.

– Посмотри реально, ма! Ты же хочешь, чтобы я получила диплом, так ведь?

Вместо заботы о ребенке дочь сейчас занималась сдачей требуемых восемнадцати зачетов для получения диплома по социологии, а сверх учебной программы посещала кучу всяких клубов, вечеринок и тусовок. Один из семинаров Сэнди назывался «Спасите Землю!»

Лучше бы объявили программу «Спасите Эми». Если кто-нибудь и решит спасти ее, то это она сама. Сидя на табурете у кухонного стола, Эми налила себе чашку кофе, ледяного и ужасно крепкого. Она любит такой кофе и пьет его в одиночестве, когда Лу не может неодобрительно отозваться о ее вкусах.

– Сок? – Дакота вертелась у нее на коленях, улыбаясь бабушке.

– Нет, дорогая, это бабушкин кофе, – она взяла пустую кружку. – Сок будет попозже, не то у тебя разболится животик.

Через минуту девочка сползла с колен и уснула, прислонившись головкой к теплому бедру Эми. Маленькая бедняжка совсем вымоталась. Завитки влажных волос прилипли ко лбу. Ресницы вздрагивали. Густые и темные, в будущем точно не потребуют туши. Крошечные ноготки по настоянию Дакоты были накрашены зеленым лаком Сэнди. Эми забыла, какими маленькими я трогательными могут быть ноготки.

В одном Лу прав. Она действительно решила завести второго ребенка. Ее биологические часы еще не остановились, впереди есть несколько лет, когда можно завести ребенка. Но не с Лу. Если Эми и впрямь уйдет, то выберет кого-нибудь подходящего на роль отца. Если Сэнди позволила себе внебрачного ребенка, то что может помешать ей?

– Тогда ты поработаешь нянькой, маленькая проказница, – тихо прошептала Эми, боясь разбудить Дакоту.

Интересно, сожалеет ли Джорджина, что не имеет детей, или, может, все-таки собирается родить от Ника. С Джорджиной всякое может случиться, потому что она сама управляет ситуацией.

Эми многому могла бы научиться у Джорджины. Она все еще пользуется формулой краски, созданной для нее в салоне Сассуна. Когда они с Моной приедут в Лондон, Эми попросит у подруг совета, как жить дальше.

Дакота пошевелилась, но не проснулась. Ее тельце плотно прижималось к ноге бабушки, затрудняя кровообращение. С величайшей осторожностью Эми взяла ребенка на руки и села в кресло-качалку на солнечной стороне дома. Медленно покачиваясь, она начала напевать:

– А-а-а. Баю-бай.

Спящая малышка уткнулась личиком в грудь бабушки. И хотя ее отняли от материнской груди в шесть недель, маленький розовый ротик инстинктивно искал сосок под тонкой тканью футболки. От ритмичного посасывания сосок набух. Их словно обволокла невесомая паутинка покоя.

Зазвонил телефон. Боясь потревожить Дакоту, она бы не сняла трубку, не будь аппарат рядом.

– Алло?

Отбой. Неправильно набран номер, сбой на линии или кто-то развлекается.

С драгоценной ношей на руках, Эми промолчала.

Снова звонок. Что, им больше нечего делать?

Она позволила телефону звонить, решив, кто бы ни был на другом конце провода, он, в конце концов, устанет.

Дакота села, открыла глаза, потом снова погрузилась в сладкое забытье. Телефон разрывался по-прежнему.

Сволочи! В доме спящий ребенок! Разве не понятно?

– Алло? Ледяное молчание.

– Миссис Хамфриз?

– Да.

– Жена профессора Хамфриза?

Что-нибудь случилось? Авария? Сердечный приступ?

– Да.

– Думаю, вы захотите узнать, что ваш муж – большой бабник!

– Кто это? Отбой.

Большой бабник! По сравнению с кем? Несравнимый с Ником Элбетом. Эми пожалела анонима. Не заниматься любовью с Ником – значит, не знать что такое любовь.

Сосущий ротик у ее груди напомнил о Нике. На пари он довел Эми до оргазма, не дотрагиваясь больше нигде. Пришлось заплатить ему пятьдесят проигранных долларов.

Дом был по-полуденному тих. Отдаленные крики детей, лай собак и шум проезжающих машин с трудом достигали ее сознания Интересно, каково выйти замуж за Ника Элбета и всегда быть рядом с ним?

ГЛАВА 28

СНОВА В ЧЕЛСИ

– Закрой глаза и думай об универмаге Харродза, – возликовала Мона, когда самолет был готов к отлету из аэропорта Кеннеди. Она была так переполнена триумфальными событиями последних недель, что едва могла усидеть на месте. Застегнула ремни безопасности себе и Эми, подложила подушечки под головы.

– Через семь часов мы будем в Лондоне. Можешь в это поверить? Тип-топ, черствый хлеб, вздернутый подбородок, Боже храни королеву, пип-пип, окнулись!

Мона всегда могла рассмешить Эми. А сейчас, тем более, есть веская причина. Они сделали это. Они на пути в Лондон, вдвоем, две из трех Мьюзкетеров возвращаются на место преступления. Преступления под названием «любовь к Нику».

– Мона! Успокойся, или у тебя будут круги под глазами! Давай попробуем поспать!

– Спать?! Кому нужно спать? Я могу, вообще, больше не спать!

Но твоя пресс-конференция! Ты же не можешь выглядеть изможденной?

– Не беспокойся, пресс-конференция будет после свадьбы. Если нужно, я надену темные очки. Так более декаденски, верно? Больше похожа на Бланш Дюбуа, правильно? Или мне нужно говорить «Бланш Дюбля»? Эми, конечно, права. Мона не могла сидеть спокойно и молчать. Она была на подъеме с вечера премьеры. Если, вообще, мечты сбываются, то это именно тот случай. Успех дебюта после почти двадцати лет надежд. Критики расписывали ее как последнюю величайшую трагическую актрису со времен Джеральдин Пэйдж. Все, кроме Джона Саймона, потому что он, слава Господу, не занимается небродвейскими театрами.

С дерзкой самонадеянностью, которая стала блестящим рекламным ходом, Билл Нел разослал всем театральным обозревателям копии статьи Саймона о предыдущем появлении Моны на сцене, приложив маленькие бинокли и записки: «Придите посмотреть на нее теперь». Уловка сработала. Сам Саймон пришел на второй вечер. В кулуарах представители прессы после финального занавеса ждали кровопролития. Его комментарий: «Знает ли кто-нибудь ресторан, где подают ворон?» стал гвоздем всех одиннадцатичасовых новостей и был вынесен в заголовки утренних газет.