Парадокс добродетели. Странная история взаимоотношений нравственности и насилия в эволюции человека - Ричард Рэнгем

и в мафиозных семьях – одного-единственного знака от лидера нередко хватало для уничтожения недостаточно почтительного подчиненного. Системы подчинения придворных, рабов, заключенных и людей, не по своей воле попавших в армию, показывают, насколько жесткие формы может принимать иерархическая власть. Тем, кто пробует сопротивляться, бежать, протестовать или дезертировать, в таких системах грозит смерть.

В демократических государствах система подчинения работает так мягко и незаметно, что может показаться, будто ее успех основан исключительно на добровольной кооперации. Однако, как убедительно показал философ Мишель Фуко, хотя в демократических государствах и правда меньше насилия, чем в авторитарных, даже такие безобидные общественные институты, как заводы, больницы и школы, в конечном итоге функционируют за счет применения силы. Нарушители правил могут попробовать как-то избежать конфликта, но в случае серьезного проступка им будет грозить тюремное заключение – спасибо коалиционной проактивной агрессии полиции и других регуляторных органов. Даже государства, свободные от насилия, все равно применяют силу для борьбы с правонарушителями58.

Государственная власть, или суверенитет над крупными территориями, тоже встречается только у людей. Некоторые считают, что правители и подданные в равной степени участвуют в управлении государством, в котором они живут. Однако такое радужное представление о жизни не учитывает реального распределения власти. Настоящая государственная власть, как пишут антропологи Томас Хансен и Финн Степпутат, представляет собой “способность безнаказанно убивать, наказывать и воспитывать”59 – способность, которой, конечно же, обладают только власть имущие. “Государственная власть60, – пишут они, – по сути своей основана на способности и желании распоряжаться жизнью и смертью, то есть на возможности применять чрезмерное насилие в отношении тех, кто был объявлен врагом или неугодным”61. В 1954 году Адамсон Хёбель пришел к аналогичному выводу в своем обзоре, посвященном функциям закона. “Единственное фундаментальное sine qua non закона в любом обществе – примитивном или цивилизованном – это узаконенное применение физического принуждения полномочными представителями этого общества”62.

Иногда такого рода насилие демонстрируется намеренно. Когда Ост-Индская компания решила, что приговоры, которые выносят местные принцы, слишком мягкие и неэффективные, она воздвигла публичные виселицы и открыла новые тюрьмы по всей индийской колонии. Монархи часто выставляли напоказ головы или тела своих казненных противников. Жестокость широко распространена во многих суверенных образованиях, живущих вне закона, таких как “пираты, бандиты, преступники, контрабандисты, молодежные группировки, наркокартели, военные диктатуры, мафия, предатели и террористы”. Подпольные миры, находящиеся под контролем этих маргинальных групп, существуют во всех странах, от раздробленных постколониальных государств до самых богатых и могущественных держав. Их сферы влияния обычно ограниченны, но и там “суверенная власть всегда основана на способности к решительному применению силы”63.

У кочующих охотников-собирателей системы подчинения и суверенной власти развиты в гораздо меньшей степени, чем у оседлых людей, – если развиты вообще. Археолог Брайан Хейден предположил, что иерархические отношения между семьями впервые возникли в верхнем палеолите, за несколько тысяч лет до появления сельского хозяйства. Произошло это после того, как люди научились производить избыточное количество пищи. Тот, кто владел избытком пищи, мог потратить его на покупку рабочей силы или товаров у тех, кто нуждался в пище. Производить как можно больше еды, таким образом, стало выгодно. Одним из последствий было, судя по всему, такое явление, как присяга на верность. Легко представить себе, как зажиточный человек расплачивался едой за верность, тем самым формируя долгосрочную коалицию преданных ему союзников64.

Роберт Льюис Стивенсон считал, что жестокость мы унаследовали от человекообразных обезьян. Однако в его нравоучительной повести совсем не упоминалась проактивная агрессия. Между тем безнаказанность, порожденная коалиционной проактивной агрессией, и ее последствия, в том числе системы подчинения и суверенной власти, наделили отдельных счастливчиков такой властью, которая и не снилась остальным приматам. Тех же, кому власти не досталось, она обрекла на беспрецедентные страдания. В более эволюционно реалистичной версии повести о докторе Джекиле и мистере Хайде доктор был бы богатым, привлекательным, трудолюбивым, амбициозным, добрым и всегда готовым к сотрудничеству человеком – и одновременно расчетливым убийцей, жаждущим подчинения и власти над окружающими.

Коалиционная проактивная агрессия лежит в основе казней, войн, массовых убийств, рабства, дедовщины, ритуальных жертвоприношений, пыток, линчеваний, гангстерских войн, политических репрессий и других бесчисленных примеров злоупотребления властью. Из-за коалиционной проактивной агрессии существуют главенство суверенитета над человеческой жизнью, кастовость как система повседневного доминирования и тюремщики, заставляющие заключенных копать себе могилы. Коалиционная проактивная агрессия сажает тупиц на королевский трон и создает многолетние диктатуры. Она остается бичом человечества со времен плейстоцена. За долгую историю нашего вида она подарила нам способность проявлять великую доброту – но и принесла огромное зло.

В связи с этим полезно вспомнить, что проактивная агрессия у психически здоровых особей – это очень избирательное поведение, которое тонко подстраивается под ситуацию. Самцы лангуров не убивают кого попало; они вообще не убивают, если их потенциальные жертвы находятся под надежной защитой. Шимпанзе устраивают проактивные нападения, только если их сила превосходит силу противника. Охотники-собиратели, живущие рядом с земледельцами, стараются не вступать в конфликты. Проактивная агрессия не возникает из-за приступа ярости, алкогольного опьянения или тестостеронового помутнения рассудка. Проактивная агрессия всегда продумана и основана на предварительной оценке возможных рисков. Как правило, проактивная агрессия исчезает, когда перестает приносить выгоду.

Специалист по эволюционной психологии Стивен Пинкер пишет об этом в своей книге “Лучшее в нас”. Там он детально описывает, как и почему за последние годы, столетия и тысячелетия в мире стало меньше насилия. Почти все виды насилия, о которых пишет Пинкер, основаны на коалиционной проактивной агрессии. Развивая защитные меры в наших обществах, мы продолжим снижать уровень насилия. Но никогда нельзя забывать о том, какой страшный потенциал несет в себе безграничная власть. В истории человечества пока не было ни одного тысячелетия, прошедшего без войн. Впрочем, в мире, где есть ядерное оружие, частота насилия, возможно, уже не так важна, как его интенсивность65.

Глава 12. Война

Считается, что племенные связи играют в жизни людей важнейшую роль. Это, безусловно, так. Но если под “племенными связями” понимать чувство солидарности с крупной социальной группой, то же самое можно сказать и про большинство других приматов. Ни племенной строй, ни реактивную агрессию нельзя назвать отличительными признаками человека. Коалиционная проактивная агрессия – вот что делает наш вид и наши сообщества поистине уникальными. В сообществах наших предков коалиционная проактивная агрессия, направленная на членов их собственных социальных групп, способствовала самоодомашниванию и эволюции нравственных чувств. Теперь она обеспечивает работу государств. К несчастью, она же служит причиной войн, кастовых систем, массовых убийств беззащитных людей и