Парадокс добродетели. Странная история взаимоотношений нравственности и насилия в эволюции человека - Ричард Рэнгем

видов муравьев и нескольких других животных. Способы применения коалиционной проактивной агрессии у животных и человека настолько похожи, что возникает закономерный вопрос: лежат ли в основе межгрупповой агрессии животных и человека одни и те же эволюционные принципы? Часть ответа на этот вопрос дают кочующие охотники-собиратели. На их примере мы видим, что в традиционных сообществах люди регулярно используют коалиционную проактивную агрессию, устраивая налеты и засады, и это поведение имеет много общих черт с межгрупповым насилием у волков и шимпанзе.

Мы привыкли считать охотников-собирателей миролюбивыми, и нам трудно представить, как в их жизни может найтись место коалиционным сражениям. Некоторые группы охотников-собирателей и правда совершенно не воинственны – а именно те, которые живут рядом с земледельцами или скотоводами (пастухами кочующих животных, таких как крупный рогатый скот, овцы или козы). Классические примеры – это хадза в Танзании и жуцъоанси на юге Африки (их также называют бушмены кунг, сан или басарва). И те и другие живут на одной территории со скотоводами и на протяжении сотен лет вступают с ними в браки. В военном отношении скотоводы превосходят охотников-собирателей. И хотя известно несколько исторических примеров конфликтов между ними, в последние годы обе группы живут в добром согласии со своими соседями. Если бы между представителями двух культур возникло столкновение, охотники-собиратели потерпели бы сокрушительное поражение (как и происходило в тех немногих случаях, когда столкновения все-таки возникали). Ясно, почему в последние годы межгрупповые конфликты в таких сообществах почти не происходят. Понимая, что вероятность проиграть высока, люди не хотят ввязываться в драку33.

Чтобы оценить, как охотники-собиратели жили в плейстоцене, когда их соседи были более или менее равными соперниками, нужно найти сообщества современных охотников-собирателей, которые до сих пор живут бок о бок, без земледельцев и скотоводов по соседству. В мире известно всего шесть таких мест: Австралия, Тасмания, Андаманские острова, Огненная Земля, Западная Аляска и канадский бассейн Великих озер. И во всех этих регионах наблюдается одна и та же картина. Отношения между соседними группами охотников-собирателей обычно мирные, особенно в пределах одного этнолингвистического сообщества. Но время от времени между ними происходят стычки. В большинстве случаев эти стычки принимают форму нападения из засады, организованного налета или неожиданного набега. Основная техника таких нападений – коалиционная проактивная агрессия, а главная цель – убийство.

До прихода европейских завоевателей, разрушивших традиционный уклад жизни на континенте, все население Австралии целиком состояло из охотников-собирателей. По оценкам 1940 года, в Австралии было почти шестьсот разных лингвистических групп, или сообществ34. Межгрупповые конфликты регистрировались во всех климатических зонах по всему континенту: от пышных лесов севера и юго-востока до суровых центральных пустынь35. Иногда ученым удавалось понаблюдать за такими конфликтами непосредственно.

Антрополог Джеральд Уилер так описал эти конфликты в книге 1910 года, посвященной отношениям между сообществами: “Обычный порядок действий при таких конфликтах – прокрасться к лагерю врага под покровом ночи и на рассвете окружить его. После этого раздается крик, и начинается резня”36. Такие ночные нападения, судя по всему, были универсальны. Герберт Базедов объясняет их так: “Нападающие понимают, что самый верный способ уничтожить противников – это застать их врасплох и перебить до того, как они соберутся с силами и дадут отпор. Для этого удобнее всего либо подкрасться к ним на рассвете… либо устроить засаду… там, где точно пройдет противник”37.

Такая же картина наблюдалась во всех остальных регионах, где охотники-собиратели жили отдельно от земледельцев и скотоводов38. В Тасмании “стычки обычно принимали форму нападения из засады или драк один на один”, а “лучшим секретом успешного противостояния была засада и неожиданное нападение”39. На принадлежащих Индии Андаманских островах, обособленно лежащих в Бенгальском заливе, “все военное искусство сводилось к тому, чтобы застигнуть противников врасплох, убить одного или двоих и отступить… Они никогда не отправятся в атаку на вражеский лагерь, если не уверены, что врага удастся застать врасплох… Если они встречают хоть сколько-нибудь серьезное сопротивление или теряют кого-то из своих рядов, они тут же уходят… Цель нападающих – убийство…”40 На Огненной Земле, лежащей на южной оконечности Южной Америки, “первым признаком нападения был свист вражеских стрел, а первой реакцией на атаку – бежать в укрытие и оставаться там, пока не станут ясны масштабы и характер нападения”41. Инуиты Крайнего Севера тоже предпочитают устраивать налеты: “Существовало два основных типа внезапных нападений: нападения из засады и ночные налеты. Оба типа наблюдались по всей Западной Аляске… Целью внезапных нападений и стычек было убить как можно больше врагов”42. То же самое происходило и в сообществах, населявших бассейн Великих озер: “В основе всех их атак лежат хитроумное планирование, неожиданность и нападение из засады”43.

Нападения совершали мужчины. Группы нападающих, как правило, были небольшими, от пяти до десяти участников, хотя известны отдельные случаи, когда группы достигали численности в несколько сотен человек.

Частота межгрупповых конфликтов у охотников-собирателей, а также их причины и связанная с ними смертность остаются предметом горячих споров. Согласно одной точке зрения, сражения и “настоящие войны” до появления сельского хозяйства происходили крайне редко. Сторонники этой позиции считают, что частота межгрупповой агрессии у кочующих охотников-собирателей была низкой с незапамятных времен и оставалась такой до тех пор, пока они не столкнулись с земледельцами и с необходимостью себя защищать. Соответственно, вплоть до сельскохозяйственной революции необходимости в сражениях не было: если между группами охотников-собирателей и возникал конфликт, одна из групп всегда могла откочевать на другое место. Зачастую исследователи поддерживали эту версию по чисто политическим причинам. Так, антрополог Дуглас Фрай писал: “Основной вклад, который антропология вносит в борьбу с “бичом войны”, состоит в том, что она показывает: война не является естественной, неотъемлемой частью человеческой природы”44.

В защиту противоположной точки зрения можно отметить, что другие приматы всегда заполняют свои местообитания до предела, поэтому в случае конфликта группам обычно некуда деться. Когда конкурирующие группы не могут найти свободную территорию, между ними начинается борьба. Трудно поверить, что человеческие сообщества всегда без труда находили незаселенные земли с достаточным количеством ресурсов или могли ужиться с соседями без всякой агрессии. Поэтому утверждение, что до сельскохозяйственной революции группы охотников-собирателей мирно сосуществовали друг с другом и в случае чего всегда могли перейти на незаселенные, богатые ресурсами земли, кажется не слишком правдоподобным. Кроме того, многие археологические данные указывают на то, что военные столкновения были обычным явлением и до появления сельского хозяйства: об этом говорят укрепленные поселения, доспехи и следы насильственных травм на скелетах. И