Две стороны Луны. Космическая гонка времен холодной войны - Алексей Архипович Леонов

Испытав радость и облегчение от того, что нам удалась стыковка, мы наконец могли немного расслабиться. Самое сложное осталось позади. Во второй половине экспедиции у нас появилось время осмотреться и осознать обстановку. Думаю, что в свой второй раз в космосе, в отличие от короткого и крайне напряженного полета на «Джемини-8» в компании Нила, я действительно оценил изумительную красоту звезд и планеты Земля.

Мы выключили свет в кабине, чтобы как можно лучше воспринять тот вид, который открывался перед нами и под кораблем. Сильнее всего врезалось в мою память, как четко и резко рисовались на фоне туч пронзающие их световые иголки молний во время гроз, бушевавших в земной атмосфере: и вдоль движущихся атмосферных фронтов, и в закрученных тропических воздушных массах. Между вспышками молний мы замечали еще странные слабые черточки света, возникающие в небе под нами. Они были такими тусклыми и маленькими, что вначале я не понял, что это такое и видят ли их мои напарники. Кажется, первым о них сказал вслух Расти.

– Да, мы тоже это видели, – признали мы с Джимом, и внезапно поняли, что́ наблюдали: это были падающие звезды, метеоры, сгорающие, летя сквозь земную атмосферу. И лишь спустя некоторое время пришло осознание: если мы увидели их «под собой», значит, раньше метеоры пролетали тут, «наверху», – мимо нас.

В последние пять суток полета наш экипаж сделал сотни снимков, и мы с Расти очень много разговаривали об астрономии, как во время нашей общей тренировки в пустыне, которую мы проходили, вступив в ряды астронавтов NASA. Он знал очень многое. Швейкарт – по-настоящему образованный и культурный человек. Прямо в полете он сыпал цитатами из Элизабет Барретт Браунинг и Торнтона Уайлдера. Я взял с собой в полет набор флажков, нашивок, булавок для галстука и книжку комиксов о Снупи. А Расти хотел слушать классическую музыку и захватил кассету с записью рождественской кантаты «Этот день» Ральфа Воана-Уильямса. Я тогда не особенно любил классическую музыку и подшутил над Расти, припрятав его кассету в одном из своих карманов и отдав ее только на девятый или десятый день полета. Он так и не простил меня за это.

Джим Макдивитт очень сильно отличался от Расти. Джим гораздо консервативнее, настоящий военный. Мы с ним ладили очень хорошо. Но к концу экспедиции он утомился. В последнюю ночь, когда Расти спал, а мы с Джимом заканчивали готовиться к возвращению на Землю, он вдруг повернулся ко мне и сказал:

– Дэйви, это мой последний полет. Я очень, очень устал.

Так и было. Он принял на себя командование и огромную ответственность в очень сложной экспедиции и блестяще справился.

Почти сразу после нашего возвращения Джим перешел работать в руководство NASA. Фрэнк Борман тоже покинул программу после полета на «Аполлоне-8». Так легко могло получиться, что астронавт полностью выгорал в экспедиции, страдал от хронической усталости и больше не хотел летать в космос. Отличная команда специалистов NASA создавала впечатление, что такие полеты – простое дело. Но на самом деле это тяжелый труд.

Возвращаясь на Землю, мы прекрасно выполнили посадку: точно приводнились рядом с авианосцем, на палубе которого уже готовился к взлету вертолет, чтобы поднять нас из воды, а в кают-компании ждал великолепный обед. Мы остановились на Багамских островах по пути в Хьюстон, где на аэродроме нас уже встречали наши семьи.

Почти сразу же, как я сошел с самолета, моя дочь Трейси решила показать мне сочинение, которое она написала по английскому языку, пока я был в полете. Она написала о том, что мы однажды ночью вместе, всей семьей, полетим на Луну. Не знаю, откуда она набралась всего того, что использовала в сочинении, – ей же тогда было только девять, – но она упоминала такие подробности, как передвижение по Луне прыжками и дыхание кислородом из баллонов.

«Там было очень пыльно, – написала она в конце. – И мы решили, что в следующую субботу поедем в зоопарк».

Алексей Леонов

Следующие несколько месяцев мы внимательно следили за развитием космической активности США. С досадой, которую я испытал, услышав новости о полете «Аполлона-8», вряд ли уже что-то могло сравниться, поэтому за следующей экспедицией я следил с более холодной головой. Было понятно, что у «Аполлона-9» очень сложная программа, чреватая ощутимыми рисками. Но о самом экипаже я мало что знал, кроме того, что летят командиром Джим Макдивитт и его напарниками Дэвид Скотт и Расти Швейкарт. За полетом мы следили по репортажам нашего телевидения и сообщениям в прессе. Я с большим уважением относился к работе астронавтов. Когда их спускаемый модуль вернулся на Землю, стало понятно, что американцы еще на один крупный шаг приблизились к высадке человека на Луну.

Я уже понимал, что нам их не перегнать. Хотя конкретные даты не объявлялись, мы полагали, что после еще одного полета «Аполлона» они попытаются добиться главной цели – сесть на Луне. А мы не сможем выполнить свои лунные экспедиции так, как запланировано.

Вдобавок к проблемам с космическим кораблем «Зонд» готовность новой ракеты Н-1, спроектированной как средство вывода в космос комплекса Л3 для лунной посадки, очень сильно отставала от графика. У меня был невеселый личный опыт с ракетой-предшественницей, УР-500К «Протон», которую использовали для разгона более легких кораблей типа «Зонд» в сторону Луны. Один из пусков ракеты я наблюдал весной 1968 года на Байконуре.

Почти перед самым стартом я следил за последними приготовлениями на пусковом комплексе. Когда пошел обратный отсчет, я посадил команду своих помощников в автобус и отвез их довольно далеко (из соображений безопасности), чтобы наблюдать за пуском. Вскоре после старта гигантская ракета рухнула обратно на землю, и топливные компоненты в ней взорвались, образовав плотную тучу желтого газа. Она быстро расширялась в нашу сторону. Я, немедленно загнав всех в автобус, попытался умчаться от ядовитых газов, но дорога заканчивалась тупиком. Нам пришлось развернуться и поехать в сторону взрыва. К счастью, токсичное облако прошло мимо, но ощущение мы испытали зловещее. Ничто, однако, не могло сравниться с несчастьями, вскоре обрушившимися на ракету Н-1, на которой концентрировались наши надежды на выполнение лунных экспедиций.

Первый испытательный пуск Н-1 состоялся в феврале 1969 года. Он прервался после 80 секунд полета из-за досрочного отключения двигателей первой ступени. Ракета упала за 100 километров от стартовой площадки. И снова я, находясь на Байконуре, стал свидетелем