Русский святочный рассказ. Становление жанра - Елена Владимировна Душечкина

И вот Саша стоит уже у прилавка. Покупателей много, они входят, уходят, стоят и ждут. Сам хозяин, толстый и с виду суровый старик, сидит за кассой, получает деньги и выдает сдачу. Все приказчики заняты, каждый старается скорее отпустить товары и покупателя. Весы то и дело брякают своими чашками и фунтовиками. Саша ждет, когда освободиться его «любимый» приказчик, вон тот молодой человек в сером пальто; у него совсем еще маленькая бородка и усики едва заметные, зато глаза веселые и вместе ласковые; всегда он пошутит с Сашей и зовет его просто-напросто «тезкой». Он уже подмигнул Саше — «подожди, мол, тезка», — тот его понял. Он, Саша, стоит возле дамы, которая забирает массу сластей детям на елку, ей то и дело завертывают мешочки в два, три фунта и более. Как ничтожны кажутся Саше его покупки: четвертка чаю, два фунта сахару и прочее, но ведь ему хорошо известно, что каждый должен жить по состоянию; эта барыня богатая, у нее в руках туго набитый портмоне; видно, муж ее на службе, и они получают большое жалованье, может быть, имеют и другие доходы, а его мать бедная вдова, она даже и пенсией не пользуется после мужа и прокармливается с тремя детьми собственной работой. У нее машинка швейная, и шьет она крепко и чисто. Многие дамы знают его мать и не оставляют работой. Еще из благотворительного общества им выдают раз в год двадцать рублей, да дядя — брат матери — перед Рождеством и Пасхой высылает им по двадцать пять рублей. Вот и все их доходы. А ведь четверым надобно есть-пить, одеваться!.. Маленькая Соня растет слабенькая, часто хворает. Сашу, как старшего, приняли даром в училище, в память отца, который служил в нем, но все-таки надобно, чтоб он был одет, обут прилично. А квартира, дрова!.. Хорошо еще, что хозяева, у которых они снимают комнату с кухонкой, добрые, обходительные люди; когда иной раз у жилицы не хватает денег в уплату за квартиру, они всегда подождут и всегда не покажут недовольного. А ведь сами небогаты, сами чуть концы с концами сводят… Прежде Сашиной семье жилось лучше, распродали кое-какие вещи после отца да ненужную мебель; некоторые сострадательные люди сделали подписку в пользу сирот, а вот теперь, как уже все прожито, как прошло три года с лишним после смерти отца, семье приходится иной раз плохо, особенно как у матери работа переводится. Только чаем и питаются, а картофель с черным хлебом или гречневая каша с маслом составляют весь обед у них. Говядина покупается не особенно часто и только на горячее, да еще по воскресеньям мать пироги печет, потому что это недорого и сытно. И ждут они этого пирога в воскресенье!.. Что и говорить! Трудно живется семье без кормильца отца!..

И счастье еще, думает Саша, что мама-то у нас крепкая и сильная. Работает, ночей не досыпает, а на здоровье не жалуется… «Разве можно хворать мне? — говорит она недавно хозяйке. — Что же это будет, если я еще слягу?! Иной раз бывает, что устану, дремота одолевает, так я чайку горяченького выпью и опять бодра, опять шью-стучу на машинке». Да, это счастье большое, что мать крепится и духом не унывает! Только седеет она все, бедная, да порой раздражительна делается, — вдруг закричит и зашумит на девочек, в кухню их прогонит, «с глаз долой», а потом успокоится и опять ласковая и тихая станет. Иной раз она и пошутит и посмеется с девочками, они же в это время всегда больше льнут к ней и ласкаются. Видя, как мать трудится, и Саша легче переносит и голод, и холод, и всякую нужду. Ведь мать дает все, что может, сама во всем себе отказывает. Чего же еще от нее требовать?.. И шитье — единственное доступное ей занятие, она сама рассказала Саше, что в молодости ей плохо жилось, она едва выучилась читать-писать, но странное дело, говорит она иной раз так толково и вместе душевно, что заслушаешься. Видно, что в ней природный ум есть, да и сердце у нее доброе. И вся она в детях живет. Вскоре после кончины мужа предлагали ей Машу в приют поместить, а Соню брала на воспитание одна бездетная барыня, — она ни за что не согласилась. «Пока жива да силы хватит, не расстанусь я ни с кем из детей. Для кого мне и жить-то теперь, как не для них!.. Хоть и плохо, может, придется им, а все они у родной матери все вместе будут, а не в чужих людях». И Саша не мог забыть этого — он так боялся тогда, что сестренок его уведут из дому, что мать согласится отдать их… Конечно, матери тяжело поддерживать всех, но он поможет ей, когда подрастет. Он и теперь часто думает, как бы заработать что-нибудь, ну хоть на сапоги себе, чтоб облегчить мать.

— Ну, тезка, чего прикажешь? — спросил Сашу его любимый приказчик.

— И много, и мало, — улыбаясь, ответил Саша, — четвертку чаю в тридцать пять копеек, два фунта сахару, пять фунтов муки. А вот сюда в чашку маслица фунтик положите, потом… потом… ай, батюшки, как бы не забыть, чего еще маменька велела. Да! Гречневой крупы два фунта и соли на пять копеек.

— Ах, голубчик, сколько ты всего потащишь! — засмеялся тезка. — Разбогатели вы к празднику, видно? — участливо спросил он, отмерив сахару.

— Нету, какое разбогатели! Перевелось все, а праздниками всего понадобится. Вот еще к мяснику зайти велели. Да! Еще вспомнил… дрожжей на копейку, пожалуйста, да черного хлеба три фунта.

Приказчик отвесил всего, уложил в кулек и начал уже связывать, как Саша вскрикнул:

— Ай, подождите! Еще одно забыл, для сестренок угощения — карамели на пятнадцать копеек.

— Абрикосовских и разных?

— Абрикосовских и ландрина — это все равно, было бы только сладко.

Приказчик что-то повозился в ящиках и банках, а затем прибавил два сверточка, один на другой не похожие.

— Что же вы не один, а два сверточка положили? — спросил Саша.

— А это и для тебя угощение, милейший, фунт самых свежих вяземских пряников… Мой подарок тебе на завтрешний день… Прошу принять и кушать на здоровье.

— Благодарю вас очень… только… вы очень добры… только… — лепетал Саша, радостными глазами смотря на своего тезку.

— Однако, что значит это «только»? — улыбаясь спросил тот, завязывая кулек. — Может,