Русский святочный рассказ. Становление жанра - Елена Владимировна Душечкина

— И являлась эта старуха, милые мои, не одним членам семьи, а иногда и другим. Старым преданным слугам, например. И еще если вступала в эту семью девушка, вступала с истинной, глубокой любовью, и она получала роковую способность видеть фамильный призрак.

Тут бабушка взглянула на Женю и, не спуская глаз с ее мертвенно-бледного лица, продолжала:

— Являлось виденье, как рассказывают, и днем, и ночью. И заметили, что выходит оно всегда из одной и той же комнаты, и проследили будто бы, что является старуха, если затопить старинный камин в угольной…

Страшный крик прервал бабушку. Откинувшись назад, дрожа всем телом, Женя устремила дикий взор в топившийся камин. Все взоры обратились по тому же направлению. Но кроме углей, подернутых пеплом, никто ничего не увидал. Один только человек, кроме нее, видел, как поднялся пепел серой кучей, зашевелился и задвигался; как выросла из него сгорбленная фигура серой старухи, выскочила и беззвучно понеслась по комнате, как лист жженой бумаги, гонимый ветром. Синие волосы вырывались из-под серого капюшона, глаза сверкали, как раскаленные угли. Простирая серые руки, точно собираясь ловить кого-то, она пронеслась и задела Женю краем пепельной одежды. Женя громко вздохнула и упала как подкошенная к ногам бабушки.

— Володя! — сказала бабушка дрожащим, но громким голосом, — помоги мне привести в чувство твою невесту!

VIII

Шире, чем когда-либо, распахнул свои гостеприимные объятия старый дом: со всех сторон собирались веселые люди праздновать веселую елку, отложенную до нового года по болезни Жени, нареченной невесты молодого хозяина. И вместе с елкой старый дом торжествовал другое радостное событие: помолвку влюбленных.

И радость, и веселье наполняли старый дом, и он сиял бесчисленными огнями…

М. Е. Еллинская

Накануне Рождества[835]

— Ну, детки, скажите слава Богу!.. Раздобыла я денег, будем и мы теперь с праздником!.. Отнесла работу Беловым и получила два рубля шесть гривен да еще на дюжину сорочек мужских полотна дали… Ну, я тут и попросила вперед с них за работу — крайность, говорю… Совестно было ужасно… да ведь чего для вас, детки, не сделаешь!.. Белова и говорит мне: подождите, я мужу скажу… Сижу, беспокоюсь, жду, на чем решат. Наконец выносит мне десятирублевую бумажку… Спасибо им, добрые они люди! Им ведь все равно, когда платить, а нам, бедным, теперь именно деньги нужны, праздник.

Так говорила бедная швея, едва переводя дух от усталости, снимая свое поношенное пальто и теплый платок с головы. Наконец она села у стола, держа в руке десятирублевую бумажку. Маленькая тускло горевшая лампочка слабо освещала бедную комнату с перегородкой и три белокурые головки стоявших у стола детей, мальчика и двух девочек; младшая едва виднелась из‐за стола, и только большие голубые глаза ее пристально следили за матерью.

— Так вот три рубля я должна хозяйке додать за квартиру, — начала рассчитывать бедная женщина, — а потом дровец купить.

— Дрова у нас еще есть, мама, — прервал ее старший одиннадцатилетний мальчик, — порядочная еще кучка, мы как-нибудь перебьемся праздниками… Вот я с Машей пойду и щепок да коры на дровяном дворе наберу… Там сторож старичок славный, никогда меня не гоняет…

— Ну хорошо, Сашура, мы как-нибудь обойдемся с дровами, а только все же пить-есть надо, голубчик, и надо, чтоб этих денег надолго хватило… Завтра ради праздника я вам щей с говядиной сварю, пирожок испеку с кашей, а потом уж не прогневайтесь — без говядины обойдемся, сами знаете, если работы еще не будет, неоткуда взять!.. Ждала от брата денег… Всегда присылал на большие праздники, а теперь вдруг даже не написал ничего… И что думать, не знаю!.. Ох, устала же я! Не ближний свет на Дворянскую дойти, и торопилась ужасно… На одном перекрестке чуть не наехали на меня, даже оглоблей ударили… А тут еще надо к празднику дома убраться… Вон у нас какой беспорядок! Обрезки, бумажки… Хоть бы ты, Маша, обрезки все подобрала да окно протерла… А ты, Сашура, сбегай-ка в лавку, купить кое-что надо, кстати, и деньги там разменяешь. Только не потеряй ради Бога бумажку… Это все наше достояние пока…

— Не потеряю, мама, не беспокойся!.. Я крепко в кулак зажму… Сейчас оденусь!

И мальчик бросился в угол надевать пальто.

— Шарфом повяжись, ветрено! — посоветовала мать, вставая и помогая ему закутаться. — Да вот тебе мешок, положить в него можно… Да нет, знаешь что? Возьми ты лучше саночки, в них все положишь и привезешь, а мешком сверху прикрой…

— Хорошо, мама, я саночки возьму, они тут в сенях. Давай же деньги да скажи, чего купить…

— Купи четвертку чаю в тридцать пять копеек и два фунта сахару, потом муки пять фунтов и масла фунт… Я тебе дам чашку под масло… на копейку дрожжей возьми, да соли на пять копеек. Все-то у нас перевелось, все!.. Крупы гречневой фунта два, да черного хлеба, сколько мы всегда берем на два дня… Не забудешь?

— Не забуду, будь спокойна. Еще чего?

— Мамочка, дорогая, купи какого-нибудь гостинчика, — умоляющим голосом проговорила старшая девочка, восьмилетняя Маша, — угости нас для праздника… чего-нибудь… Леденчиков или пряничков мятных… Ужасно хочется…

— Ах, Маша, какие нам, бедным людям, гостинцы; ну да уж что с вами делать!.. Купи, Сашура, чего-нибудь, ну карамелек что ли копеек на пятнадцать, не больше!.. И пожалуйста, ничего не забудь; да приходи скорей! Нам убираться надо, и ты мне поможешь… Ах, да! Как купишь чай, сахар и прочее у Москалева, еще к мяснику зайди, говядины купи, знаешь, какой мы всегда берем, подешевле, но чтобы и кости и мякоть были…

— Знаю, мама, от ребер, ты мне показала раз, и я запомнил. Да и мясник меня знает… Я с его сыном Степой вместе учусь, даже рядом сидим на скамейке…

— Ну так беги, дружок, скорее! Вот тебе деньги. Нет, лучше в узелок завяжи, а вот и чашку на масло.

Мальчик исчез. Во мраке сеней он отыскал ощупью санки, которые служили большим удовольствием для маленьких сестер его, Маши и пятилетней Сони; он вывез санки на крыльцо, положил в них чашку, прикрыл мешком и побежал. Пробужденная скрипом санок цепная собака Арапка залаяла было спросонок, но, узнав Сашу, завиляла ласково хвостом. Мальчик всегда останавливался перед Арапкой, чтобы погладить ее, но тут он промчался мимо, закричав только: «Прощай, Арапка, некогда мне!..»

Калитка скрипнула и захлопнулась, Арапка осталась в недоумении, что случилось с мальчиком,