Русский святочный рассказ. Становление жанра - Елена Владимировна Душечкина

Гусар в капоте и чепце возбуждает негодование пажа. Паж предпочитает гусарский мундир; гусар в восторге от пажеского наряда. Испанка тщетно скрывается под капюшоном красного домино от взоров любопытного турка, увенчанного чалмой из бабушкиной турецкой шали.

— Я вас узнал по ногам, — шепчет турок. Под красным капюшоном смех. — А помада зачем понадобилась? — слышит он оттуда.

Розовую маркизу преследует монах в белой рясе; она тщетно стремится к маркизу. Она в отчаянии. Она не терпит духовенства, — особенно в такую минуту. А минута решительная: серое домино совершенно завладело маркизом, а часовая стрелка показывает половину одиннадцатого…

Неизвестно откуда в залу врывается толпа ряженых. Тут преобладают хвосты и рога, носы и колпаки. Все смешивается, все кружится и хохочет. Тетушка у фортепьяно выбивается из сил. Вальс грозит продолжаться до бесконечности. Часы бьют одиннадцать…

Маркиза вырывается из объятий черта с красными рогами и кавалерийскими сапогами, обличающими его происхождение. Она оглядывает залу. Его нет. Но и серого домино тоже нет… Она пробирается к двери, потом через толпу глазеющих слуг и бежит по лестнице, стуча своими розовыми каблучками. Пусто, никого нет. Все внизу. Сердце ее бьется. Она бежит дальше и дальше по коридору — на самый конец, туда, где угольная комната. Он там, он ждет! Розовые губки улыбаются при мысли о поцелуях, которые их ждут за этой дверью… Она добежала, она остановилась, чтобы перевести дыхание. Навстречу ей дверь отворяется; горячею, удушливою струею вырывается оттуда воздух, и вместе с ним стремительно выскакивает что-то… Женская фигура в сером платье… Что-то неопределенное, темное… Серое домино! Это она, она, Лидия… И он за ней…

— Кто это? с кем ты здесь был?

Он ничего не отвечает. Его лицо бледно, как полотно. Он весь дрожит — должно быть, от волнения. Его глаза неподвижно, дико устремлены вглубь коридора — туда, где скрылась серая фигура…

— Ты не отвечаешь? Ты даже не оправдываешься? Так это была она?

В ее голосе звучат слезы.

— Не спрашивай меня… Молчи, ради самого Бога!

Она быстро откинула на плечи свой голубой капюшон. Ее глаза засверкали гневом. Бриллианты переливались на груди, подымавшейся от волнения.

— Скажи мне сию минуту, кто был с тобой в этой комнате! — произнесла она задыхаясь. — Скажи сию минуту, или…

Он схватил ее в свои объятия и крепко прижал к груди, точно боялся, что ее отнимут у него. Его руки были холодны, как лед. Она вырвалась и оттолкнула его.

— Ты не хочешь говорить…

— Женя, уйдем отсюда! Не спрашивай меня никогда, никогда…

— Так я и знала! Ну и люби ее… Люби! — закричала она в отчаянии. — Оставь! Не подходи, не говори со мной!.. Я не хочу больше ничего…

Голос ее прервался. Она повернулась и бросилась от него по коридору, шурша атласным платьем. Он рванулся за ней. И вдруг… В глубине коридора показалась серая фигура, странно закружилась на месте и устремилась к розовой беглянке. Он вскрикнул. Женя оглянулась на его крик.

— А, так она еще подсматривала! — прозвенел ее негодующий голос, и быстрые каблучки застучали, спускаясь по лестнице. Он пошатнулся, схватился за перила, огненные круги завертелись у него перед глазами, и он лишился чувств.

VI

Долго спал старый дом, утомленный бессонной ночью.

Странные вести встретили его пробуждение. Бабушка не ложилась совсем и провела всю ночь у постели старшего внука. Его принес в спальню бабушки старый Емельян, который нашел молодого барина лежащим на полу в верхнем коридоре.

Старик не мог привести его в чувство и должен был перенести бесчувственного с помощью других слуг. Пораженный этим печальным случаем, старый Емельян еще постарел и сгорбился в одну ночь, хотя все обстояло благополучно к полудню. Эти странные вести заставили приуныть всю молодежь, собравшуюся в столовой к позднему чаю. Тут были все, кроме Жени: она не приходила из своей комнаты, у нее болела голова.

День прошел тихо и печально в старом доме. Но молодость и святки взяли свое. За обедом все развеселились, особенно когда оказалось, что бабушка заняла свое обычное место в вольтеровском кресле, а за нею появился и молодой хозяин дома, бледный и немного томный, но совершенно похожий на самого себя. Его встретили радостью и любопытными взорами; но расспросы сами собой не сходили с любопытных уст. С своего места он отыскал глазами Женю. Глаза их встретились. Она отвернулась.

Она не видела, как его взгляд постоянно останавливался на ее бледном личике, непонятно сияя неизреченным счастьем…

VII

Большая темная зала тонула в вечернем сумраке. Отблеск камина играл в хрустале люстры и зажигал золотые искры в массивных рамах прадедовских портретов. Слабо потрескивали угли, слегка подернутые пеплом… Черные тени скользили по лепному потолку и карнизам. Таинственно и жутко было в большой зале. Все оробели и притихли.

— Давайте играть в прятки! — закричал кто-то.

— Милые мои, довольно вы набегались и навозились в эти дни, — ласково промолвила бабушка. — И завтра вам опять хлопоты — елку будете убирать. Посидите же смирно хоть один вечерок! Я вам сказку расскажу, по-святочному.

— Сказку! Сказку! Вот отлично, бабушка! Пострашнее!

— За этим дело не станет. Да нечего далеко ходить — я вам настоящую страсть расскажу, не выдуманную. Только не мешайте…

— Не будем! Не будем! Рассказывайте, бабушка! — раздалось со всех сторон.

— Сейчас, дайте срок, не торопите. Женичка, сядьте около меня, — сказала бабушка.

Удивленная Женя повиновалась. Бабушка оглянулась кругом, ласково кивнула старшему внуку, который стоял недалеко от ее кресла, и начала тихим, ровным голосом:

— Надо вам сказать, что не только в сказках, но и в жизни бывают очень странные, необыкновенные вещи, — такие, что и не верится сначала. Вот так было и в той семье, в которой случилось то, что я хочу рассказать…

— А, так это в самом деле было? Это правда, бабушка?

— Не перебивай, Соня. Да, было. Я хорошо знала эту семью… Странные рассказы ходили про нее… Говорили — и солидные люди говорили, не то что кто-нибудь, — что все члены этой семьи, а особенно старшие в роде, одарены несчастной способностью видеть страшные привидения… иногда. Являлась им серая сгорбленная старуха, с огненными глазами, с синими волосами, вся серая с головы до ног и такая страшная, что некоторые рассудка лишались или умирали, встретившись с ней…

— Бабушка! Отчего же она им виделась?

— А Бог ее знает, друг мой, с чего. Виделась, и говорила с некоторыми. «Милости просим, старший в роде!» — скажет — ну, и так страшно, так страшно, что выдержать нельзя. Впрочем, другие и выдерживали.