Тёмная башня - 2 (Дверь между мирами) - Стивен Кинг

- Знаю, - ответила Одетта тоном, не терпящим возражений.

- Хорошо, предположим, это правда. Только предположим. Но если ты не возьмешь револьвер, рассержусь я.

- Убери. Не люблю я всякие пистолеты. Я не знаю, как с ними обращаться. Если из темноты на меня что-нибудь выскочит, я первым делом напущу в штаны. После чего наставлю револьвер не в ту сторону и всажу пулю в себя. - Она умолкла, мрачно глядя на Эдди. - Есть и еще кое-что. Возможно, для тебя это тоже не секрет. Я не хочу прикасаться ни к чему, принадлежащему этому человеку. Ни к чему. Я думаю, что на меня его вещи способны "навести порчу", как это всегда называла моя мама. Мне нравится думать о себе, как о современной женщине... но я не испытываю никакого желания остаться у подножия погруженных во тьму земель без тебя, зато с привязавшимся ко мне злосчастьем

Эдди посмотрел на револьвер, потом на Одетту. В его глазах по-прежнему был вопрос.

- Убери, - велела она сурово, как школьная учительница. Эдди вдруг захохотал и подчинился.

- Что ты смеешься?

- Ты говоришь, как мисс Хатэвэй. Моя училка из третьего класса.

Чуть улыбаясь, не отрывая блестящих глаз от глаз Эдди, Одетта негромко, приятным голосом пропела: "Тени божественной ночи спускаются... сумерек время пришло..." - Ее голос замер, и оба посмотрели на запад, но, хотя тени уже удлинились, звезда, на которую они загадывали желание прошлой ночью, еще не появлялась.

- Что-нибудь еще, Одетта? - Эдди испытывал острое нежелание уходить. Хотелось медлить и медлить. Он подумал, что стоит действительно тронуться в обратный путь, и это пройдет, но пока стремление ухватиться за любой предлог и остаться казалось очень сильным.

- Поцелуй. Если ты не против, я удовольствовалась бы этим.

Он приник к ее губам долгим поцелуем. Уже когда он отстранился, Одетта, поймав его за запястье, пристально и напряженно всмотрелась в его лицо.

- До прошлой ночи я ни разу не занималась любовью с белым, - сказала она. - Не знаю, важно ли это для тебя. Я даже не знаю, важно ли это для меня. Но я подумала, что ты должен знать.

Эдди подумал.

- Для меня - нет, - сказал он. - Ночью все кошки серы. Я люблю тебя, Одетта.

Она накрыла его ладонь своей.

- Ты милый молодой человек и не исключено, что я отвечаю тебе взаимностью, хотя обоим нам слишком рано...

В этот миг, будто по сигналу, в "зарослях", как их именовал стрелок, заворчала дикая кошка. Судя по звуку, она по-прежнему находилась в четырех или пяти милях от них - и все же почти вдвое ближе, чем в прошлый раз. К тому же голос как будто бы принадлежал крупному зверю.

Путники повернули головы на звук. Эдди почувствовал, что волоски на шее сзади силятся встать дыбом. Им это удалось не вполне. "Пардон, волосики, - тупо подумал он. - Наверное, причесон у меня несколько длинней, чем надо".

Рычание перешло в пронзительный страдальческий вопль, точно там, откуда оно неслось, погибало страшной смертью какое-то живое существо (возможно, на самом деле это означало всего-навсего удачную случку). На мгновение этот почти непереносимый вой завис в воздухе, а затем пошел на убыль, соскальзывая во все более низкие регистры, и в конце концов не то смолк, не то утонул в непрекращающемся плаче ветра. Они подождали, но крик не повторился. Для Эдди, однако, это было неважно. Вытащив револьвер из-за пояса, он протянул его Одетте.

- Бери и не выступай. Если тебе позарез приспичит им воспользоваться, ты ни хрена не добьешься - с этой дрянью всегда так - но все равно, бери.

- Хочешь поспорить?

- Да спорь, ради Бога. Спорь сколько хочешь.

Задумчиво поглядев в почти что светло-карие глаза Эдди, Одетта улыбнулась, но улыбка вышла несколько усталой.

- Кажется, спорить я не стану. - Она взяла револьвер. - Пожалуйста, поспеши.

- Есть! - Он опять поцеловал ее, на сей раз торопливо, и чуть было не сказал "береги себя"... но серьезно, братва, как она могла "беречь себя" при таком раскладе?

Пробираясь в сгущающихся сумерках вниз по склону (исполинские омары еще не выползали, но их еженощное появление было не за горами), Эдди опять посмотрел на слово, написанное на двери, и каждую клеточку его тела пронизал знобящий холод. Слово было подходящее. Боже правый, такое подходящее! Он опять посмотрел туда, откуда спускался. Мгновение он не мог разглядеть Одетту, потом заметил какое-то движение. Более светлое пятнышко коричневой ладони. Одетта махала ему.

Помахав в ответ, Эдди развернул кресло, наклонил его так, что передние, более хрупкие и маленькие колеса оторвались от земли, и побежал. Он бежал на юг той же дорогой, которой они пришли. Примерно первые полчаса рядом быстро скользила его тень - пригвожденная к подметкам кроссовок невероятная тень тощего великана, вытянувшаяся на ярды и ярды к востоку. Потом солнце село, тень исчезла, а в волнах закувыркались уродливые клешнястые твари.

Минут через десять после того, как Эдди услышал первые звуки их бормотания, он поднял голову и увидел вечернюю звезду, равнодушно горевшую на густо-синем бархате небес.

Тени божественной ночи спускаются... сумерек время пришло... Спаси ее и сохрани. Ноги уже ныли, затрудненное дыхание было слишком жарким, в груди горело, в перспективе ждал третий переход, теперь уже со стрелком в качестве пассажира, но хотя Эдди догадывался, что Роланд на добрых сто фунтов тяжелее Одетты и надо бы поберечь силы, он все равно продолжал бежать. Спаси и сохрани, вот мое желание, спаси и сохрани мою любимую.

И, словно предвещая беду, где-то в страдальческих изгибах лощин взвизгнула дикая кошка... только эта кошка, судя по голосу, была большой аки лев, рыкающий в африканских джунглях.

Эдди прибавил ходу, толкая перед собой порожнее кресло, и вскоре ветер принялся омерзительно-тонко подвывать в свободно вращающихся спицах приподнятых передних колес.

Ушей стрелка коснулся тонкий заунывный вой. Звук этот приближался, и Роланд напрягся, но, расслышав тяжелое дыхание, расслабился. Эдди. Он мог сказать это даже с закрытыми глазами.

Стонущий звук мало-помалу затих, стремительные шаги замедлились, и Роланд открыл глаза. Перед ним, пыхтя и отдуваясь, стоял Эдди. По щекам юноши струился пот. Рубашка прилипла к груди одним темным пятном. Последние остатки образа "мальчика из колледжа", на котором настаивал Джек Андолини, исчезли. Волосы свисали на лоб. Штаны разъехались в шагу. Картину дополняли синевато-лиловые круги под глазами. Эдди Дийн был воплощением неряшества.

- Справился, - выговорил он. - Я здесь. - Молодой человек огляделся, потом опять посмотрел на стрелка, словно никак не мог поверить. - Господи Иисусе, я в самом деле здесь.

- Ты отдал ей револьвер.

Эдди подумал, что стрелок выглядит плохо - не лучше, чем до первого, сокращенного, курса кефлекса, быть может, чуть хуже. Казалось, жар горячки так и пышет от него волнами. Эдди понимал, что должен бы жалеть Роланда, но, похоже, в эту минуту был способен испытывать только адскую злость.