Франко. Краткая биография - Габриэлла Эшфорд Ходжес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов была достигнута договоренность о встрече Франко с доном Хуаном на борту яхты «Азор» 25 августа 1948 года. Франко пошел по проторенной дорожке в переговорах с претендентом на престол — которого он продолжал называть просто дон Хуан, — шарахаясь от надежды, что тот признает его заслуги и будет уважать, к злобной решимости удерживать конкурента в стороне от власти любой ценой. Во время встречи Франко ткал сложный эмоциональный и политический ковер. Поначалу он слегка поплакал, затем долго и пространно разглагольствовал, как под его долгосрочным руководством Испания станет самой богатой страной в Европе. Франко объяснил, почему он вынужден держать власть в своих руках: из-за отсутствия народных требований — которые каудильо сам же и подавил — ни в пользу монархии, ни в пользу Республики. При этом он наивно похвастался, что если бы захотел, то за пару недель мог бы организовать всеобщую поддержку дона Хуана. Обозвав своих генералов «идиотами» и «законченными кретинами», каудильо заявил: «Я не позволяю министрам спорить со мной. Я отдаю им приказы, а они подчиняются», заверив претендента, что «любого из них можно купить». Затем Франко самым оскорбительным образом предположил, что монарху недостанет твердости, чтобы управлять этим стадом.
Однако постепенно начали проясняться истинные намерения Франко. Он хотел, чтобы сын дона Хуана, десятилетний Хуан Карлос, завершил свое образование в Испании под его личным руководством. В политическом отношении эта договоренность придавала временную легитимность роли Франко как регента, а также давала возможность осуществлять реальное влияние на своего преемника и (во всяком случае, он на это надеялся) примирила бы монархистов с его режимом. В эмоциональном плане такой вариант позволил бы ему исполнить свою главную эдипову фантазию: он использовал принца, чтобы лишить трона его отца, дона Хуана, законного короля, — который, подобно дону Николасу, отличался либерализмом и свободомыслием. Несмотря на очевидное недовольство, дон Хуан признал, что единственная надежда для реставрации монархии состояла в том, чтобы согласиться с каудильо. Скоро он горько пожалеет об этой договоренности.
Отправка принца в Испанию 9 ноября 1948 года стала чрезвычайно важным общественным событием. Его приезд положил конец спорам между монархистами и социалистами, примирил с режимом его консервативных критиков и предоставил столь нужное западным демократиям свидетельство того, что в Испании происходит хоть какая-то либерализация. Еще раньше щедротами старательного Лекерики в Вашингтоне было создано мощное происпанское лобби, организовавшее несколько громких американских визитов в Испанию. Прибытие американской военной комиссии 30 сентября 1948 года совпало с празднованием «Дня Каудильо» и стало большим подарком для испанской прессы, которая подала это посещение как американскую поддержку режима Франко.
Переполненный чувством собственного величия, генералиссимус той осенью ураганом пронесся по Андалусии, повсюду произнося громовые диатрибы против коммунистов, грандиозные панегирики собственной мудрости во время Второй мировой войны и безудержные похвалы испанской армии. 12 октября 1948 года на эффектной церемонии ему было присвоено звание Великого Адмирала Кастильского. Вместе со своей семьей он принимал парад военных кораблей Аргентины, Бразилии, Колумбии, Доминиканской Республики и Испании, а затем все собрались в монастыре Ла-Рабида, в котором Христофор Колумб провел последнюю ночь перед знаменитым путешествием. Франко наконец-то смог насладиться блеском военно-морских регалий своего отца и славой брата Рамона, ощущая себя «Колумбом нашего времени». По-видимому, он желал еще раз подчеркнуть ту мысль, что Америка была открыта исключительно усилиями Испании.
А в Европе продолжались усилия, чтобы вовлечь Испанию в сферу влияния Запада. Хотя общественное мнение в Великобритании и Франции менялось не с такой быстротой, как приоритеты их политических лидеров, — обычные люди с трудом привыкали к мысли, что их союзник в войне, Советский Союз, теперь стал врагом, а вот большой приятель Гитлера, Франко, стал другом, — ситуация эволюционировала в пользу каудильо. Приглашение Испании принять участие в Международной комиссии по статистике в ноябре 1948 года так возбудило Франко, что он в какой-то момент забыл о своем презрении к «масонской сверхдержаве» и «безмозглому американскому материализму» и, полный надежд, впрочем несбыточных, предложил США заключить двустороннее экономическое соглашение. В Великобритании известные консерваторы неустанно трудились над тем, чтобы восстановить дипломатические отношения с Испанией, а Черчилль, с привычной легкостью игнорируя факты, с жаром объявил, что поддержка Франко в значительной степени способствовала победе союзных держав.
Пока генералиссимус раздувался от самодовольства, те, кто не принадлежал к испанским сливкам общества, погружались в пучину отчаяния. Дипломатическая и экономическая изоляция страны дорого обошлась ее трудящимся. В то время как верхушка режима Франко получала свои дивиденды, тысячи людей рылись в отбросах или побирались на улицах. Многие испанцы были вынуждены обитать в хижинах из картонных коробок в трущобах, которые, как грибы, появлялись на окраинах городов, и даже перебирались в пещеры на холмах. Джералд Бренан, вернувшийся на юг Испании в конце сороковых годов, с ужасом описывает «детей с иссохшими, морщинистыми лицами», женщин с «исхудалыми, изголодавшимися» детьми на руках и «изможденных, подавленных мужчин, которые молча стояли, опершись на стену и тупо глядя перед собой». Но страшнее всех Бренану показались «ползавшие по улицам калеки без рук и ног». Одна супружеская пара с горечью жаловалась ему, что националисты «хотят уничтожить в нас все человеческое, хотят, чтобы мы превратились в животных. А богачи… в это время только жрут и пьют, разъезжают на машинах и спят с нашими женщинами… Для них законы не существуют». Другие были более снисходительными. Некий врач-фалангист утверждал, что Франко просто святой, ничего не знающий о деятельности жульнического окружения, «которое грабит страну». «Бедняга, — бормотал он, — его всегда окружают телохранители, ему приходится ездить в бронированном автомобиле и видеть Испанию только с трибун и балконов… Его обвиняют несправедливо». Но, как замечает Бренан, при любой диктатуре трудно винить кого-либо другого, кроме самого диктатора.
А Франко прилагал всю свою энергию на подавление критики, вместо того чтобы решать проблемы, созданные его политикой. Серрано Суньер написал зажигательную статью, направленную против «опасной скуки», поразившей Испанию, и критикующую «недальновидных деятелей». Ее опубликовала монархическая газета «АВС». Франко, разгневанный содержанием статьи, в запале пообещал показать автору, что такое настоящая скука, пригрозил закрыть «АВС» на три месяца, «а этого наглеца Серрано сослать на Канарские острова». «А если потребуется расстрелять его, — добавил каудильо, — то он будет расстрелян». Однако сколько бы Франко ни расстреливал людей, ничто не могло скрыть того факта, что без массированной иностранной помощи Испании через полгода грозил полный
