Лавровый венок для смертника - Богдан Иванович Сушинский

«Жалобы и плаканье в грудь подруги незаметно перешли в откровенный шантаж, — объяснила сама себе Удайт. — Все переплелось в эту кошмарную ночь».

* * *

— Вы что-нибудь из всего этого поняли, лейтенант?

— Кое-что — да.

— Например?

— Не исключено, что сегодня ночью, или, точнее, вечером, произошло еще одно преступление, в котором прямо замешана Эллин Грей.

— О’Ннолен был у нее позапрошлой ночью.

— Будем исходить из этого.

— Соблазнение заместителя прокурора вы считаете уголовно наказуемым? — хихикнула Удайт. — Так ведь не он первый, кого Эллин умудрилась совратить за свое недолгое пребывание на рейдере.

— Меня интригует не сексуальность ее, а то, что в постели оказался не кто иной, как заместитель прокурора. Подозреваю, что этой ночью ей понадобилось стопроцентное алиби, в котором будет нуждаться теперь не только она сама, но и мистер О’Ннолен. А если уж заместитель прокурора не заинтересован, чтобы всплыл тот или иной факт, следователю нужно будет приложить адские усилия, дабы он все же всплыл и дабы улики не исчезли задолго до суда. Причем вместе со свидетелями и их показаниями.

— Допускаю.

— Что произошло две ночи назад? Кто-нибудь погиб? Исчез?

— Кажется, нет. Погодите, но ведь именно две ночи назад казнили Тома Шеффилда.

— То есть заместитель прокурора оказался в постели адвоката казненного, да к тому же сразу после казни.

— Точнее, на рассвете следующего дня. — Удайт так и не призналась Мери О’Ннолен, что вся история с «рыбалкой» мужа ей уже хорошо известна…

— Кстати, именно с того дня никто больше не видел на острове Грюна Эварда. Писателя, прибывшего на Рейдер, чтобы то ли просто повидаться с Шеффилдом, то ли набраться впечатлений для создания детектива.

— И можно предположить, что он исчез?! — просияло лицо незадачливого следователя. Он напомнил азартного шахматиста, сумевшего разгадать комбинацию противника.

— Похоже на это.

— А вы не могли бы выяснить поточнее?

— Могла бы, но не пожелаю. Вы — не тот человек, лейтенант Вольф, на которого полностью полагаются в схватках с такой убийцей, как Эллин Грей. Зная все то, что мне удалось узнать, я не уверена, что у вас хватит решительности продержаться в моем лагере хотя бы до следующей ночи. До постели Эллин Грей.

— Вы-то продержались… даже после ее постели, — незло парировал Вольф, не даря женщине ни одного карата надежды. — Почему же отказываете в подобном «подвиге» мне?

Чувствуя, что разговор слишком обострился, Валерия отправилась на кухню и, набросив на себя халат, долго возилась там, сочиняя немыслимый фруктово-шоколадный коктейль. Когда он уже был готов, Удайт отправила его в холодильник, а сама долго стояла у окна, всматриваясь в окаймленную жиденькими, неброскими огнями порта Рейдерскую бухту.

Валерия вдруг вспомнила, какими прекрасными казались ей выношенные когда-то вместе с Эллин грезы: отель «Приют вечности», ежегодные рейдерские конгрессы писателей Фриленда… И конечно же издательский дом леди Удайт, издающий по пять-шесть романов Эллин Грей в год, на скорбную зависть почитателей Агаты Кристи…

«А ведь, по существу, в этих грезах не было ничего нереального, — с грустью сказала себе Валерия, прислоняясь лбом к холодной бесчувственности стекла. — Надо было только решиться. Окончательно решиться. Но ты воспротивилась самой возможности быть втянутой в орбиту влияния этого чудовища в юбке. Тебя испугала перспектива оказаться вечной спутницей, сообщницей и рабыней этой жестокой в своей нежности и почти нежной в своей безжалостности фаталистки. Вот именно, фаталистки. Тебе всегда не хватало этого понятия для того, чтобы определить сущность явления, именуемого „авантюристка Эллин Грей“. Ибо все то, на что решается эта фаталистка, выходит далеко за пределы разумного риска обычной криминальной авантюристки».

— Раскаиваетесь в своей искренности, леди Удайт? — возник в проеме двери Герберт Вольф.

— Почему вы пришли к такому выводу?

— Синдром несвоевременной, чаще всего запоздалой, исповеди, хорошо знакомый любому следователю.

— Всего лишь с горечью размышляю о том, что на что променяла. Такая откровенность способна вписаться в определение вашего полицейского синдрома?

— В зависимости от того, к какому выводу вы пришли.

— К грустному.

— …Не забывая при этом, что порвать с преступницей Грей — значит, вернуться под защиту Закона?

— Хотелось бы знать, вы что, действительно чувствуете себя защищенным под защитой этого вашего Закона?

— По крайней мере, настолько, чтобы не позволять себе палить на улице из пистолета в каждого прохожего, чья рожа мне придется не по нраву. Грей же, не задумываясь, убирает со своей дороги каждого, кто посмеет — кому выпадет, так будет справедливее, — не подчиниться ее «сценарию бытия», право на который до нее позволил присвоить себе только Господь.

— А ведь иногда так хочется хоть несколько дней, хоть десять минут, отведенных тебе на дорогу от камеры смертников до электрического стула, почувствовать себя свободным и всемогущим. Вот только нам с вами этого не понять. Иначе мы не мечтали бы о том, чтобы отправить Грей в казематы «Рейдер-Форта».

Удайт извлекла из холодильника коктейли, и одну чашку подала Вольфу. Однако лейтенант не решился отпить из нее, пока первой не попробовала хозяйка.

— Если уж я решила бы позаботиться о яде, — успокоила его леди Удайт, — то его хватило бы на обе чашки. Только этим я, возможно, и отличаюсь от все той же Эллин Грей.

22

По повеявшему ей в спину холодку Эллин определила, что Стив Коллин все же решился войти в душевую. Повернувшись так, чтобы не видеть ни самого мужчину, ни его отражения в мутном зеркале, девушка запрокинула голову, словно бы заранее решила отмолить тот неотмолимый грех, на который решилась, и замерла так, сложив руки на груди, напряженно подтянув живот и затаив дыхание.

«Неужели прикоснется? — усомнилась она, ясно сознавая, что так и не определилась, как поведет себя в этой ситуации. Сколько мужских рук прикасалось вот так, вот, к ее оголенному телу, сколько блуждало их по груди, по бедрам, устремлялось к „вечному таинству любви“ — как высокопарно называл эти греховные места Том Шеффилд. — Нет, этого не произойдет. Он одумается. Что-то должно воспретить ему пойти дальше полустарческого созерцания».

Это правда, она познала многих мужчин, однако давно уже не ожидала первого прикосновения с таким трепетом, страхом и… любопытством.

— Явились, чтобы сообщить мне имя моего врага? — вкрадчиво спросила Эллин. В эту минуту Грей не столько интересовала личность человека, способного ввергнуть ее в смертельную опасность, сколько хотелось удержать майора между замыслом и здравым рассудком.

— Это очень опасно, леди Грей. Эта женщина прослушивала ваши беседы. Если все это вскроется…

— Женщина? Это всегда интересно. —