Фея Семи Лесов - Роксана Гедеон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я шла по бульвару, не заботясь ни о чем. Какая разница, что подумают королева и ее фрейлины. Какое имеет значение то, что я оставила в Опере свое горностаевое манто, капор и муфту? Я шла, пораженная чувством куда более горестным и сильным, чем все эти заботы. Начинался снег. Я знала – еще минута, и я совсем закоченею.
– Вы ли это, мадемуазель? – услыхала я визгливый голос. – Куда вы идете, позвольте полюбопытствовать?
Это был маркиз де Блиньяк, друг графа д'Артуа. Вернее, не друг, а так, что-то вроде подручного из свиты, полулакея. Карета маркиза подъехала совсем близко ко мне, а я даже ничего не заметила.
– Вы, наверно, ушли из Оперы. Ну-ка, садитесь в мою карету! Я отвезу вас в Версаль. Вы, кажется, туда направляетесь?
Я не ответила и рассеянно села в карету. Только теперь я поняла, насколько замерзла. Пальцев я почти не чувствовала; жемчуг, которым было расшито платье, увлажнился от снега, и теперь казалось, что мой наряд покрыт росой.
– Вы наверняка решили заболеть.
Маркиз де Блиньяк ловко накинул мне на плечи шубу, укутал в меха, набросил на колени плед. Окна кареты покрылись инеем, но внутри жарко полыхали жаровни и горели грелки. Я обомлела от такого потока теплого воздуха… Прижав мех к щеке, я почувствовала знакомый запах. Это что – мое горностаевое манто?
– Господин маркиз, откуда у вас моя одежда?
– Я видел, как вы выходите из ложи королевы. Мне показалось странным то, что ваши вещи остались у лакея.
– Благодарю вас, – прошептала я машинально.
Наступило молчание. Я рассеянно смотрела сквозь обледеневшее стекло на дорогу. Слезы заструились у меня по щекам. Какое разочарование… И какая боль жжет грудь! Под влиянием этих чувств я не думала о том, какое впечатление произведет на маркиза мое отчаяние. Впрочем, он не обращал на меня внимания. Закутавшись в шубу так, что остался виден только нос, он молча посапывал, делая вид, что спит.
Я понемногу отогревалась. И понемногу приходила в себя. Горе сменялось гневом, сознание оскорбленной гордости заставляло вздрагивать от ярости, и я внезапно с ужасом поняла, что ухватилась бы за что попало, лишь бы отомстить.
У Севрского моста нас догнали какие-то всадники. Маркиз проворно выскочил из кареты:
– Простите, мадемуазель, всего лишь маленькая встреча с друзьями.
Я едва услышала его слова. Друзья, встреча… Разве это могло меня сейчас заинтересовать? Я слышала чьи-то голоса позади кареты, один из них был таким повелительным…
Маркиз вернулся, сел рядом со мной, крикнул кучеру:
– Гони что было силы!
Лошади рванулись вперед по обледенелой дороге, меня сильно отбросило назад. Голос маркиза показался мне странным. Да и его поведение тоже… Повернув голову, я онемела от ужаса. На фоне заиндевевшего окошка ясно вырисовывался четкий профиль графа д'Артуа.
– Где… где же маркиз? Откуда вы тут взялись?
Это первое, что пришло мне в голову. Потом меня обуяли страх и гнев. Я попала в ловушку! О, как же я была неосторожна, сев в карету маркиза де Блиньяка! Мне все сразу стало ясно. Даже благоразумно захваченная моя шуба – и это заранее продумано…
Я закричала, ухватившись за дверцу, изо всех сил толкая ее, чтобы выскочить на дорогу. Дверца не поддавалась – очевидно, она была захлопнута на потайную пружину. В отчаянии я застучала ладонями по стеклу. Руки графа обхватили меня сзади, сдавили, не давая пошевельнуться, а я, сопротивляясь, так вертела головой, что из прически вылетели шпильки, и золотые волосы беспорядочно рассыпались по плечам.
– Успокойтесь, моя красавица! Честное слово, это не ловушка, не западня. Нынче я вас и пальцем не трону. Мне хочется только поговорить с вами, что мы и сделаем, направляясь в Версаль.
Его слова не доходили до моего сознания. Я резко повернулась к нему, ударила по щеке, пытаясь вцепиться ногтями в лицо, сбила с его головы парик. Он легко удерживал мои руки на безопасном расстоянии и говорил мне прямо в лицо:
– Да вы глупее, чем я думал, черт побери! А какой темперамент – настоящая итальянка! Я не похищаю вас, вы понимаете? Я просто еду с вами в Версаль. Как же я мог иначе поговорить с вами, если вы, моя роза, вместо красоты выставляете только шипы?
– Оставьте меня! – закричала я так пронзительно, что у меня самой зазвенело в ушах. – Уберите свои руки, ну!
Его пальцы, сжимавшие мои запястья, разжались, и я в бессильном гневе упала на подушки кареты. Страх прошел, осталась только ярость. Правда, рассудок и интуиция подсказывали мне, что, кажется, принц не замышляет ничего дурного – по крайней мере сейчас.
– Вот образец самообладания, – насмешливо сказал граф. – Браво, моя дорогая, я думал, вы будете бушевать намного дольше.
Я в бешенстве посмотрела на него. Мне впервые довелось видеть его без парика, и его лицо казалось сейчас немного иным. Красивые черные волосы… Черт побери, как я могу думать сейчас об этом?
– Извольте объясниться, – сказала я злобно.
– Все очень просто, мадемуазель. Когда вы так поспешно выскользнули из ложи, я пошел вслед за вами. Потом маркиз взял вас в свою карету.
– Да, вы прекрасно знали, что я вас ненавижу, поэтому и подослали маркиза!
– Разумеется.
– Это ваша новая подлость, и я вам ее не прощу. Можете болтать хоть до самого утра, я отвечать не стану.
– Неправда. Кто знает вас лучше, чем я? Я все ваши мысли чувствую кожей.
– Меня не интересует то, что вы говорите.
– Да ну?
Я видела, как жадно он смотрит на меня, но этот взгляд меня не пугал. Правда, повинуясь странному женскому инстинкту, я попыталась собрать распустившиеся волосы.
– Не надо, – хрипло прозвучал его голос. – Я и не подозревал, что вам лучше без всякой прически. Сейчас вы похожи на русалку. Знаете о наяде Амариллис?
Я опустила руки, но ничего не ответила. Лед в груди таял, в голову заползали предательские мысли. Вот человек, который сам говорит, что без ума от меня. Он так увлечен мною, что не сводит с меня глаз. И этот человек – брат короля, принц крови, один из первых вельмож королевства. А кто тот, другой, от которого я напрасно ждала любви? Виконт, чье имя и поместье обречены на забвение и прозябание в бретонской глуши… Неужели мне так сложно сделать выбор?
Но оставалась еще та рождественская ночь, и кофе с опиумом, и насилие. Я не желала сдаваться так легко. Пусть он помучится, пусть попросит. Я буду невыносимо капризна, я задергаю его до крайней степени. А как же иначе? Если страдаю я, почему мне надо жалеть других? Что касается стыда, то я легко преодолею его силой воли.
На щеках у меня вспыхнул румянец от предвкушения того, что я буду отомщена. На Анри де Крессэ свет клином не сошелся. Я не буду одинока…