Зажги свечу - Мейв Бинчи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эшлинг в изумлении смотрела на жизнерадостное лицо Элизабет. Какая безупречная игра! Джонни едва не начал колебаться и слегка сожалел о решении уехать, глядя на нее с восторгом и заинтересованностью.
И внезапно Эшлинг осознала, что если Элизабет собирается играть по его правилам, то придется следовать им от начала и до конца. Нельзя вести себя как обычно и показывать свои истинные чувства, нужно молчать про то, что ты на самом деле чувствуешь и думаешь. Нужно следить за каждым своим шагом и планировать каждое действие.
Когда они вернулись домой, Элизабет не плакала и не желала признавать, что ошарашена и расстроена. Она выглядела спокойной и сдержанной.
– Нет, я не стану переживать. Я тебе уже говорила, что мне нужен именно он. Я сделаю что угодно, чтобы быть с ним, я на все готова. И уже столько всего сделала… Я не собираюсь потерять завоеванное, не стану вести себя, как та дурочка Ширли, не буду ныть и жаловаться, что меня не взяли с собой…
– Боже правый! Я, конечно, не собираюсь вмешиваться, но не разумнее ли будет сказать…
– Про разумность и речи не идет. Оказывается, я гораздо больше похожа на маму, чем думала. Мама хотела кого-то более открытого и общительного, чем папа, и я хочу того же. Мама хотела Гарри, хотя все вокруг сказали бы, что ее желание неразумно… Тем не менее мама не отступилась и сделала все, чтобы заполучить Гарри, – и добилась своего. Вот и все. Я собираюсь поступить точно так же…
– В твоем случае все совсем по-другому.
– Конечно по-другому, ведь мама уже была ужасно старая к тому моменту, когда решилась на это… Но принцип остается тот же.
– Допустим, я не знаю, каково любить кого-нибудь так сильно, чтобы… чтобы сделать все то, что ты сделала…
– Ах, Эшлинг, однажды ты узнаешь! Уверяю тебя, однажды ты будешь точно так же без ума от кого-нибудь, как и я сейчас. Звучит, конечно, как-то странно… словно я старуха, которая дает тебе совет… но ты непременно найдешь кого-нибудь. И тогда, в точности как говорится в песнях и фильмах, ты сама все поймешь.
– Да, но, похоже, все проблемы именно тогда и начинаются, – ответила Эшлинг, не особо вдохновленная перспективой.
* * *
Отец Элизабет сказал, что приезд Эшлинг стал глотком свежего воздуха. Мистер Ворски и Анна Стреповски подарили ей картину с феей в лесу и велели по возвращении домой оформить ее в раму. Возможно, картина имела отношение к имени Эшлинг. Моника дала скидку, как сотруднику магазина, на купленную для мамани блузку. Джонни Стоун поцеловал на прощание в щечку и сказал, что в следующем году они с Элизабет возьмут фургон и приедут в Ирландию, чтобы объехать все старые дома, где будут готовы расстаться с имуществом.
– Я поеду с вами, если не выйду замуж за своего магната.
– Даже и не думай выходить за него! – ответил Джонни.
На перроне вокзала Юстон Элизабет вцепилась в Эшлинг:
– Я все пытаюсь стряхнуть с себя жуткое ощущение, что больше никогда тебя не увижу. Ты приедешь домой, вспомнишь все, что тут произошло, почувствуешь отвращение и вычеркнешь меня из своей жизни.
– Я никогда не вычеркну тебя, я не смогу, ты ведь часть моей жизни, дурында ты этакая! – возразила Эшлинг. – Я бы сказала, что люблю тебя, если бы это не звучало так душещипательно.
– Я тоже тебя люблю и навечно у тебя в долгу…
Эшлинг, в бирюзовом летнем пальто, пошла по перрону вдоль длинного поезда и затерялась в толпе. А когда оглянулась на провожающих у ограждения, там стояло столько народу, что она никак не могла разглядеть Элизабет, в сером платье, махавшую рукой и вытиравшую глаза кончиком красного шарфа, который должен был придать ей жизнерадостный вид.
Глава 11
Элизабет думала, что после визита Эшлинг в Лондон писать ей письма будет гораздо проще, но, к своему огромному разочарованию, обнаружила, что объяснять и описывать происходящее по-прежнему невероятно сложно. Одни ограничения сменились другими. Элизабет стало неловко, когда она поняла, что, должно быть, Эшлинг не в восторге от Джонни, хотя ни единым словом его не упрекнула. С другой стороны, она ведь постоянно забывает, что у Джонни не было причин уделять Элизабет больше внимания, относиться к ней с большей любовью и благодарностью на тот момент, так как он понятия не имел о поездке в Ромфорд и встрече с миссис Норрис. И никогда об этом не узнает.
Письма снова выглядели вымученными. Элизабет старалась писать что-нибудь жизнерадостное про отца, но после своего полувекового юбилея он больше никогда не вел себя столь же задорно. Честно говоря, иногда Элизабет сомневалась, что отец действительно пел в тот вечер. С тех пор он не запел ни разу, а она никогда не напоминала ему про празднование дня рождения.
Очень странно, что Эшлинг могла писать так свободно. Иногда она просила Элизабет сжечь письма сразу после прочтения, не то их обеих повесят или Эшлинг посадят в тюрьму за порнографию. Ее описания вечно неудовлетворенных порывов страсти Тони Мюррея звучали уморительно, и она часто извинялась за них фразой «Конечно же, для столь опытной женщины, как ты, все это должно выглядеть детской забавой». Эшлинг спрашивала про отца и как обстоят дела с той коварной женщиной, которая никак не оставляет его в покое. Она попросила Элизабет передать Стефану и Анне, что поспрашивала про старые дома в Ирландии, нет ли там залежей антиквариата. Ей сказали, да, могут быть, но если кто-нибудь приедет из Англии в фургоне, чтобы купить их, то местные немедленно решат, что их грабят среди бела дня, и ни за какие деньги не согласятся продавать.
По сравнению со всем остальным про Джонни она упоминала неуверенно и мимоходом, как бы в шутку, почти с осторожностью, словно перечитывала каждое предложение, прежде чем закончить его. Все остальное письмо было написано чисто в стиле Эшлинг, когда фразы прыгают друг через друга, с энтузиазмом и сводящей с ума непоследовательностью – ровно так, как она и разговаривала.
Тетушка Эйлин продолжала писать бодрые письма, полные новостей, и полушутя упоминала привлекательного молодого человека, которого Эшлинг описала как самого красивого мужчину из всех, что она видела. Про Джонни Элизабет сумела заставить