Зажги свечу - Мейв Бинчи

ночью в четверг мы договорились, что если в последний момент у тебя возникнут сомнения или беспокойство, то я НИЧЕГО не скажу. Ты больше всего боялась, что я отговорю тебя от этой затеи или что ты сама найдешь отговорку. Ты заставила меня поклясться, что, несмотря на любые провокации, я не скажу ни слова. А теперь заткнись уже, ради бога!

Элизабет зажмурилась и хохотала, пока из глаз не потекли слезы.

– Ты восхитительна, абсолютно восхитительна! – воскликнула она. – И как я жила без тебя столько лет?

– Не знаю, похоже, за столько лет от тебя мало что осталось, – ответила Эшлинг, и они обе засмеялись.

Эшлинг помнила, что, поднимаясь по ступенькам дома, где жила миссис Норрис, чувствовала себя хуже, чем идя на исповедь после первых «тренировок» с Недом Барреттом. Элизабет сказала, что атмосфера в том месте царила такая же странная, как в их доме, когда мама и отец решили развестись. Эшлинг утверждала, что не молилась, стоя на коленях в прихожей, когда Элизабет поднялась наверх, и что эта лживая старая корова миссис Норрис врет, будто видела, как она заплакала с четками в руках, услышав, что все закончилось. Элизабет возразила, что миссис Норрис наверняка слышала, как Эшлинг молилась, иначе откуда бы ей знать слова «Славься, Святая Царица», ведь она не католичка! И не могла бы придумать молитву, если бы не услышала слов.

Морин извинилась за упоминание о прорезиненных простынях, если оно их испугало. Обычно она хотела просто успокоить людей, и, конечно же, простыни не понадобятся. Все уже закончилось, верно? И все оказалось не так уж страшно, правда? А теперь у Элизабет вся жизнь впереди!

Морин разговаривала с Эшлинг так, словно Элизабет была глухонемой.

А в среду Элизабет чувствовала себя настолько хорошо, что они пошли в кино на фильм про женщину с ребенком, которой приходилось притворяться, что ребенок принадлежал ее сестре. Главную роль играла Бетт Дэвис, и Эшлинг с Элизабет смотрели, как она страдает, глядя на растущую дочь и не имея возможности признаться, что она и есть мать. Фильм назывался «Старая дева» и пробивал на слезу, так что обе девушки сморкались, вытирали глаза и поедали лакричные конфеты горстями, как и положено двум девушкам, которые решили развлечься.

– Никогда бы не подумала, что у нас приключений оказалось больше, чем в кино! – воскликнула Элизабет.

Эшлинг крепко вцепилась ей в руку:

– Да уж, и в голову бы не пришло! Мы обе молодцы!

* * *

Когда они вернулись в Кларенс-Гарденс, дом выглядел несколько пыльным и неприветливым. Пришлось открыть окна и впустить свежий воздух.

Элизабет сказала, что у дома какая-то странная форма, словно он круглый год задерживает в себе затхлый тяжелый воздух: зимой в нем холодно и сыро, а летом жарко и сыро. Интересно, не стены ли в этом виноваты?

Эшлинг ответила, что ей интересно, смогут ли они снова нормально разговаривать, или до самого ее отъезда все разговоры будут только о погоде.

Тут как раз вошел отец Элизабет и сказал, что очень рад их видеть, без них в доме было совсем пусто. Позднее Элизабет призналась Эшлинг, что с отцом еще труднее, когда он проявляет к чему-то внимание, чем когда он безучастен ко всему. Эшлинг заявила, что Элизабет слишком капризна, ей сам черт не угодит.

Джонни тоже обрадовался их возвращению. Без них в Лондоне невероятно скучно, сказал он, никто не смеется, все рано ложатся спать. Он надеялся, что все проблемы решены и теперь все в порядке. Девушки забеспокоились и спросили, какие проблемы он имеет в виду. Ну как же, предложение о замужестве! Выходить или не выходить, есть другие варианты или ничего иного не остается. Они уставились на него в полном недоумении. Джонни, оказывается, решил, что одной из главных причин приезда Эшлинг стало желание разобраться в ее сложных любовных отношениях. Слава богу, они не настолько серьезные и неотложные, если она уже успела про них забыть! Джонни наивно считал, что именно ради обсуждения замужества девушки и уезжали куда-то.

Элизабет взяла Эшлинг с собой в колледж искусств. Несмотря на каникулы, там проходили летние курсы, а потому можно было прогуляться и посмотреть. Элизабет показала подруге классы, студии и мастерские. Заглянув в дверь одного из классов, они увидели обнаженного мальчика, который позировал для студентов. Эшлинг вытаращила глаза в полном изумлении. Элизабет тоже приходилось рисовать голых парней? Не может быть! И вот прямо все рисовать? И девушек тоже? Совсем-совсем голых? А разве нельзя изучить, как устроен человек и какие у него мускулы, если он в трусах? Разве нельзя вообразить, как выглядит член, и нарисовать его? В конце концов, он же у всех более-менее одинаковый…

Примерно с этого момента Эшлинг наконец-то пришла в себя и вспомнила, что дома все будут ее расспрашивать о поездке в Лондон, так что надо бы посмотреть какие-нибудь достопримечательности. И еще она подумала: хорошо бы помочь Элизабет вернуться к той жизни, которую та вела до того, как все перевернулось вверх дном. Она решила, что жизнь Элизабет вращалась вокруг Джонни и именно туда и нужно ее вернуть. Эшлинг попросила Джонни взять ее с собой в следующий раз, когда он поедет в какое-нибудь интересное место. Джонни нашел эту идею замечательной и предложил всем вместе поехать посмотреть Тауэр на случай, если он решит перевезти туда магазин Стефана.

Джонни придумывал самые смехотворные предлоги съездить во все места, которые могли быть интересны туристу. И нашел настоящую причину, чтобы поехать в Брайтон, где Эшлинг захлопала в ладоши от восторга при виде огромного пляжа. Они пошли купаться и часами плескались в воде.

– Мне никто не поверит, когда я скажу, что в Англии есть настоящие пляжи! – кричала счастливая Эшлинг.

– Да ладно, как будто ирландцы такие дураки. Конечно же, они знают, что здесь есть пляжи!

– Нет, не знают! Правда не знают. Никогда не слышала, чтобы кто-нибудь говорил, что в Англии есть побережье. И к тому же такое замечательное!

Элизабет и Джонни нежно переглянулись, радуясь, что гостья так счастлива. Джонни протянул руку и коснулся Элизабет, пока Эшлинг плавала в одиночестве.

– Я по тебе скучаю. Может, ускользнешь ненадолго? Ника и Тома не будет…

– Нет, пока Эшлинг здесь… – с сожалением улыбнулась Элизабет.

– Она не станет возражать.

– Нет, об этом и речи быть не может. Я ничего подобного не сделаю, нельзя такие вещи делать, когда у тебя гостит подруга.

Элизабет говорила твердо, но в то же время беззаботно. Джонни все понял и добродушно рассмеялся: