Зажги свечу - Мейв Бинчи

прелестными медными волосами. Пойди-ка сюда, дай мне посмотреть на них на солнечном свете. Должен признаться, выглядит потрясающе, но ты не блондинка. Я люблю блондинок, с ними легко иметь дело.

Он нежно приобнял сразу обеих девушек.

У Джонни было прекрасное мужественное лицо, совсем не похожее на Кларка Гейбла: более вытянутое и худое. И в самом деле весьма привлекательный мужчина. Эшлинг подумала, что заниматься сексом с таким мужчиной очень опасно и увлекательно, и попыталась вообразить, как Элизабет это делает, но ее воображения не хватило.

– Пошутили, и хватит! Эшлинг, мы очень рады видеть тебя в Лондоне. Что мы можем сделать, чтобы тебе здесь понравилось и ты бы всегда вспоминала нас, когда вернешься обратно на Изумрудный остров?

Помня данное ею обещание, Эшлинг подавила нервный смешок и желание сказать, что раз уж она принимает участие в тайном сговоре, в незаконной операции и бог знает в чем еще, то уж точно не забудет поездку в Лондон!

– Ты будешь бесконечно разочарован, узнав, чем я хочу заняться в Лондоне. Я хочу сидеть и болтать с Элизабет про последние четыре года. Весь Килгаррет хочет знать, чем она занималась все это время, а я хочу рассказать ей про свои приключения…

– Уверен, приключений хватало, – сказал Джонни.

– О да, можно сутками разговаривать! Скучать нам точно не придется.

Джонни понравился Эшлинг. Он не пытался с ней флиртовать, хотя и вел себя исключительно любезно, как и с любой новой знакомой. Она впервые встретила столь очаровательного и непринужденного молодого человека. Эшлинг не завидовала Элизабет, она просто не могла понять, как любовь может быть столь самозабвенной и рабской. Однако она ясно видела, что если хочешь, чтобы Джонни Стоун оставался рядом с тобой, то и сама должна быть весьма привлекательной: никаких неудач, уныния или упаднических настроений – ничего, что могло бы его расстроить.

Эшлинг оставила свои мысли при себе и только восторженно улыбнулась, когда он сказал, что угостит их обеих кофе с пирожными, чтобы отпраздновать приезд гостьи.

Визит к миссис Норрис был назначен на утро понедельника, так что впереди еще целые выходные.

– Тебя не тошнит по утрам? – спросила Эшлинг в субботу утром, когда принесла Элизабет чашку чая в постель.

– Слава богу, нет! Я читала про тошноту, но еще слишком рано. Сейчас пока ничего нет, я имею в виду внутри, так что и причины нет.

– Понятно…

– Это еще не человек, не ребенок, а всего лишь крошечный комочек.

– Да, конечно…

– Кстати, – сменила тему Элизабет, – ты не представляешь, как давно мне никто не приносил чай в постель. Нет, у мамы точно нет, хотя Гарри предлагал, но я встала. Последний раз, помнится, это было в Килгаррете, когда мы болели корью.

– Боже мой, точно! Мы так ужасно выглядели, а с моими волосами я и вовсе походила на чучело. Представь, каково пришлось мамане ухаживать за нами всеми, ведь и Пегги свалилась тоже. Иногда я просто не представляю, откуда она берет столько сил…

– Похоже, теперь вы с ней ладите гораздо лучше. – Элизабет села в кровати и принялась пить чай.

– Да, можно сказать, нормально ладим. Раньше я жутко завидовала тому, как она с тобой разговаривала, но, когда я стала работать в лавке, все изменилось… Она очень благодарна, когда я делаю что-то сверх положенного… Знаешь, она часто спрашивает про тебя, просила передать большой привет и сказала, что если у тебя какие-то проблемы, то она за тебя помолится…

– Как мило с ее стороны, – с ноткой сожаления ответила Элизабет.

– Я могла бы сказать ей, что ты просишь помолиться о чем-то личном, – предложила Эшлинг. – Тогда маманя помолится, а Господь перенаправит молитвы для тебя куда нужно. Хотя, конечно, было бы неправильно просить ее помолиться об успешном аборте или вроде того. Это было бы оскорблением Господу…

– Ну разумеется, я понимаю, – смутилась Элизабет.

Они помолчали.

– Разве ты не можешь обсудить проблему с твоей мамой? Ты говорила, что теперь вы гораздо лучше ладите с ней, как и мы с маманей… Вдруг она может чем-нибудь помочь?

– Нет, я думаю, она испугается… растеряется. Она не в состоянии справляться с проблемами… Вот, ее последнее письмо, почитай…

– Здесь нет начала… Это не первая страница.

– Это и есть начало. Теперь она пишет именно так.

В этом уродливом мире, в современном уродливом мире тебе будет невероятно трудно понять, каким было мое детство. Мы носили длинные просторные платья… с очень высокой талией, а в волосах цветы. Всегда свежие цветы, может быть, четыре или пять гардений в день… при первых признаках увядания цветок бездумно выбрасывался… столько красоты… на лужайках мы расстилали плотные белые скатерти и салфетки, на зеленых бархатных лужайках… никаких зарослей… мужчины… молодые мужчины, уходившие на войну, были такие любезные и храбрые. Они бросали взгляды… и легкомысленно относились к жизни. «Я на все готов, Вайолет, если только ты поцелуешь меня на прощание…»

Эшлинг подняла взгляд:

– О боже, но ведь это все неправда? Твоя мама же не настолько старая, чтобы отправлять кого-то на первую войну, верно?

– Конечно, она все придумала… Никаких таких платьев, цветов, пикников на лужайках. Она жила в доме, похожем на наш, сходила на пару бурных вечеринок в двадцатые годы и вышла замуж за отца. Понимаешь, в ее голове перепутались все прочитанные книжки. Она словно теряет рассудок, тебе не кажется?

– Похоже на то, но, наверное, временно. Возможно, скоро пройдет.

– Ах, Эшлинг, и что бы я без тебя делала?

* * *

А потом был день рождения, который глубоко врезался в память. Они наверняка усердно готовили роскошный пир, хотя позже, пытаясь восстановить последовательность событий, Эшлинг ничего не смогла толком вспомнить.

Они, должно быть, сходили за покупками, приготовили еду, украсили стол самодельными бумажными украшениями и нарядились сами. Эшлинг надела кремовое платье, в котором казалась себе тусклой и унылой, но все вокруг уверяли, что оно невероятно идет к ее волосам, и она поверила. Элизабет выбрала розовое бархатное платье. Она навсегда запомнила, как Джонни говорил про блондинку в розовом бархатном платье, хотя на самом деле переживала, подходит ли ей такой цвет, не выглядит ли она слишком бледно.

Отец тоже принарядился, а когда брился в ванной, то напевал себе под нос и даже насвистывал.

– Впервые в жизни такое слышу! – изумилась Элизабет.

– Бедолага, ему просто очень одиноко, вот и все его проблемы. Ему нужно немного внимания.

– Когда я пытаюсь уделить ему внимание и спрашиваю о чем-нибудь, о его чувствах сейчас и тогда, он