Дюна - Фрэнк Герберт

— Пора возвращаться к остальным. Иначе мои люди вообразят, что я тут с тобой заигрываю. Некоторые уже приревновали к тому, что я касался руками твоих прелестей, когда мы прошлой ночью боролись в низине Туоно.

— А ну, хватит, — резко перебила его Джессика.

— Не обижайся, — голос Стилгара звучал очень мягко. — У нас не принято брать женщину против ее воли. А ты… — он пожал плечами, — тебе-то уж можно не беспокоиться.

— Запомни хорошенько, я — женщина, которая принадлежала герцогу, — уже более спокойно ответила Джессика.

— Как тебе будет угодно. Пора закупоривать выход, чтобы люди могли снять влагоджари и немного отдохнуть. Им нужно сегодня хорошенько набраться сил — завтра утром их жены не дадут им такой возможности.

Между ними повисло молчание.

Джессика смотрела на солнечный свет. Она отчетливо расслышала, что прозвучало в голосе Стилгара — нечто большее, чем просто покровительство. Может, ему нужна жена? Она могла бы решиться на такой шаг. Возможно, это единственный путь покончить с борьбой за первенство в сиче: женщина займет свое место рядом с мужчиной.

Но как же Поль? Кто знает, как он понимает родительский долг? А еще не рожденная дочь, которую она носит в себе эти несколько недель? Дочь покойного герцога? Она позволила себе отвлечься и задумалась о значении растущего в ней ребенка, о тех мотивах, которые толкнули ее на этот поступок. Она прекрасно их осознавала — естественный порыв любого живого существа, когда оно оказывается перед лицом смерти — жажда обрести бессмертие в потомстве. Над ними взял верх инстинкт продолжения рода.

Джессика взглянула на Стилгара, увидела, что он внимательно смотрит на нее, выжидает. Девочка, рожденная здесь женой такого человека — какова будет ее судьба? Не станет ли вольнаиб вмешиваться в бен-джес-серитскую подготовку, которую ей предстоит пройти?

Стилгар откашлялся и заговорил, показав, что он понимает, какие вопросы мучают Джессику:

— Что самое важное для вождя и что делает его вождем? Нужды его народа. Если ты откроешь мне тайны своего могущества, то однажды может наступить день, когда одному из нас придется бросить другому вызов. Я предпочел бы найти иные решения.

— А что, есть иные решения? — спросила Джессика.

— Есть путь саяддины. Наша Преподобная Мать уже стара.

Их Преподобная Мать!

Стилгар продолжал говорить, не давая ей обдумать его слова:

— Я не навязываю себя как мужчину. И не собираюсь с тобой любезничать, но ты в самом деле красива и возбуждаешь во мне желание. Но если ты станешь одной из моих жен, то кое-кто из моих молодцов решит, что я слишком поглощен плотскими радостями и пренебрегаю делами сича. Даже сейчас они подслушивают и подсматривают за нами.

Этот человек принимает взвешенные решения и думает о последствиях, отметила Джессика.

— Некоторые из моих ребят как раз достигли самого буйного возраста. Их не мешало бы слегка одернуть. Я не должен давать им повод бросить мне вызов. Иначе мне пришлось бы очень многих убить и перекалечить. Конечно, это не лучший выход, но пришлось бы защищать честь вождя. Ведь именно благодаря вождю, как ты понимаешь, народ отличается от толпы. Он задает уровень личности. Если в народе слишком мало личностей, он становится толпой.

Глубина и продуманность его слов, сознание того, что он говорит не только для нее, но и для тех, кто сейчас тайно подслушивает, — все это заставило Джессику изменить мнение о своем собеседнике.

В нем есть стержень. Как, интересно, ему удалось достичь такой глубокой внутренней уравновешенности?

— Закон, который указывает нам, как выбирать вождя, — справедливый закон. Но из этого не следует, что справедливость нужна людям всегда. Что нам сейчас действительно нужно — так это время, чтобы расти, преуспевать, завоевывать все большие и большие пространства.

Кто его предки? Откуда взялась такая порода?

— Стилгар, — сказала она, — я тебя недооценивала.

— Мне тоже так показалось.

— Каждый из нас, очевидно, недооценивал другого.

— Пора положить этому конец. Я хочу, чтобы мы стали друзьями и… доверяли друг другу. Я хочу взаимного уважения, которое живет в сердце, не уступая поползновениям похоти.

— Я тебя понимаю.

— Ты мне веришь?

— Я слышу, что ты говоришь искренне.

— Хотя саяддины как будто и не считаются нашими вождями, но им отводится у нас особое, почетное место. Они учат нас. Они проводники Божьей Воли, — и Стилгар прижал ладонь к своей груди.

Теперь пришла пора прощупать, что там у них за таинственная Преподобная Мать.

— Ты говорил про вашу Преподобную Мать… я слышала слова предсказания…

— В предсказании говорится, что ключи от нашего будущего в руках бен-джессеритки и ее отпрыска.

— Ты считаешь, это я?

Она наблюдала за его лицом и размышляла: Тоненькую тростинку очень легко сломать. Всякое начало — очень опасное дело.

— Мы не знаем, — ответил Стилгар.

Джессика кивнула. Честный и достойный человек. Он ждет от меня знамения, но не хочет торопить судьбу и подсказывать, каким оно должно быть.

Она повернула голову и посмотрела в низину. Через отверстие пещеры виднелись золотистые и пурпурные тени, пылинки, играющие в воздухе. Внезапно, благодаря какому-то кошачьему чутью, ей стало все ясно. Джессика знала заклинания Миссии Безопасности, знала, как в чрезвычайных обстоятельствах использовать предсказания, вызывать надежду и страх, но она чувствовала, что здесь произошли какие-то серьезные перемены… словно кто-то еще поработал среди вольнаибов и наложил свой отпечаток на деятельность Миссии Безопасности.

Стилгар откашлялся, прочищая горло.

Она видела его нетерпение, понимала, что день уже вступает в свои права и его люди ждут команды закупорить выход. Пришло время совершить решительный поступок, и она догадалась, что ей поможет: дар аль-хикман, наука перевода религиозных текстов и заклинаний…

— Адаб, — прошептала Джессика.

Ее сознание волной прокатилось по всему телу. Она распознала свое состояние по ускорившемуся пульсу — больше ни один из бен-джессеритских приемов не подавал такие сигналы, это мог быть только адаб, «голос глубинной памяти», который сам врывался в мозг. Джессика подчинилась ему, позволяя словам свободно изливаться из нее.

— Ибн квиртаиба, — заговорила она, — там, где кончается пыль…

Одну руку она выпростала из-под плаща и увидела, как расширяются глаза Стилгара. Позади послышалось шуршание джубб.

— …Я вижу вольнаиба с Книгой Наставлений. Он читает для аль-Лата, для Солнца, которое он отвергал и пред которым возносился в своей гордыне. Он читает Садусам из Священного Суда, и вот то, что он читает:

«Мои враги подобны растоптанной зеленой траве,Что встала на пути бури.Как мог ты не видеть того,Что сделал Господь наш Бог?Он насылает чуму на тех,Кто умышляет против нас.Они делаются как птицы, рассеянные охотником.И помыслы их, как ядовитая роса —Уста всех отвергнут ее».

По ее телу прошла дрожь. Рука бессильно упала. Из-за спины, из тени шепотом отозвались голоса:

— «Труды их погибнут».

— «Огнь Господень воздвигнется в твоем сердце», — продолжала Джессика и подумала: Порядок, теперь все вошло в свое русло,

— «Огнь Господень возгорится», — раздался отклик.

Она кивнула.

— Твои враги падут.

— Бай-ла кайфа, — прозвучало в ответ.

Внезапно воцарилось молчание, Стилгар низко поклонился ей.

— Саяддина, — сказал он, — если Шай-Хулуд сподобит, ты сможешь проникнуть и сделаться Преподобной Матерью.

Проникнут… Что за странный способ посвящения! Но в остальном заклинание сработало вполне прилично. Она с иронией и насмешливой горечью подумала о том, что только что сделала. Наша Миссия Безопасности редко попадает впросак. Даже в этой глуши для нас было приготовлено место. Молитва салада указала, что нам уготовано. Теперь мне суждено играть роль Олийи, служанки Всевышнего… стать саяддиной этого дикого народа, сознание которого так убаюкано нашей славной бен-джессериткой, что даже свою верховную жрицу они назвали Преподобной Матерью.

Поль стоял рядом с Чейни в тени пещеры. Во рту все еще оставался вкус комочка, которым она его накормила: птичье мясо и зерна, сдобренные пряным медом и завернутые в широкий лист. Едва откусив, он понял, что никогда еще не пробовал столь острую от пряностей пищу, и на мгновение испугался. Он знал, как она может на него подействовать — его мозг снова провалится в провидческое сверхвосприятие.