Миры Роберта Хайнлайна. Книга 10 - Роберт Хайнлайн

— Лучше закусывай, а то спирт только расслабит тебя. Кроме того, эти девочки, что работают на меня и часто пишут с ошибками… все они отличные кухарки…

Вошла Мириам, неся поднос со стаканами; она готовила напитки, пока Джубал упражнялся в красноречии.

— Босс, — сказала она, — а ну-ка изложите все это в письменном виде!

— Что? — взвился он. — Опять подслушиваешь! Останешься после уроков и тысячу раз напишешь: «Я никогда не буду вострить уши во время частной беседы».

— Хорошо, босс. Это вам, капитан, и вам, доктор Нельсон, и вам, доктор Махмуд. Вы ведь просили с водой?

— Да, Мириам, спасибо.

— Обычное обслуживание у Харшоу — плохо, но быстро. А вот и ваш стакан, босс.

— Ты налила туда воды!

— Так мне приказала Анни. Вы слишком устали, чтобы пить только со льдом.

Вид у Джубала был самый страдающий.

— Вы понимаете, что мне приходится переносить, джентльмены? Нет, нет, им нельзя давать потачки! Мириам, ты напишешь свою тысячу упражнений на санскрите.

— Хорошо, босс. — Она похлопала его по лысине. — Вперед без страха и сомнений, милый. Вы это заслужили. Мы гордимся вами.

— На кухню, женщина! У всех есть выпивка? А где же Бен?

— Выпивка есть у всех. А Бен звонит в свою контору, причем перед носом у него стоит стакан.

— Отлично! Можешь выйти тихонько, почтительно пятясь задом, и прислать сюда Майка. Джентльмены! Ми ке алоха пау оле! — Джубал выпил, и все последовали его примеру.

— Майк на подхвате. Думаю из него, когда вырастет, получится приличный дворецкий.

— А я думал, он ушел. Все равно пригласи его сюда. Доктор Нельсон хотел бы осмотреть его.

— С этим можно и подождать, — откликнулся корабельный хирург. — Джубал, скотч выше всех похвал, но что это был за тост?

— Извините. Это полинезийский. «Да будет бесконечна наша дружба». Назовем его сноской к нашей водной церемонии. Между прочим, джентльмены, Дьюк и Ларри — братья Майка по воде, но пусть это вас не обманывает… готовить они ни черта не умеют… но зато ребята такого сорта, которых хорошо иметь за спиной, когда идешь по темному переулку.

— Раз вы ручаетесь за них, Джубал, — заявил Ван Тромп, — надо запустить их сюда, и дверь на запор. Давайте выпьем за девушек. Свен, как звучит твой тост за flickas[40]?

— Тот, что за прекрасных девушек во всем мире? Четыре из них здесь. Скооль! — Они выпили за женщин-собратьев по воде, и Нельсон продолжил: — И где вы таких берете, Джубал?

— Лично вывожу в собственном погребе. А потом, когда я их натаскаю, являются какие-нибудь щеголи и женятся на них. Безвыигрышная игра.

— Я вижу, как вы страдаете, — сочувственно сказал Нельсон.

— Еще бы! Я надеюсь, джентльмены, вы все женаты?

Двое были женаты, Махмуд — нет. Джубал посмотрел на него холодно.

— Будьте добры, умрите во плоти! Разумеется, после ленча. Я не могу допустить, чтобы вы это сделали на пустой желудок.

— Я не опасен. Я убежденный холостяк.

— Бросьте, сэр! Я видел, как Доркас строила вам глазки… а вы в ответ мурлыкали…

— Безопасен, уверяю вас. — Махмуд уж решил было сказать, что может жениться лишь на единоверке, но сообразил, что общество, пожалуй, его не поймет. — Но, Джубал, не вздумайте сделать такое предложение Майку, он не грокк, что вы шутите, и в результате у вас на руках окажется мертвое тело. Я не уверен, что Майк может умереть по собственному желанию, но он обязательно попробует.

— А я уверен, что он может, — твердо сказал доктор Нельсон. — Доктор… я хочу сказать, Джубал, вы заметили что-нибудь странное в метаболизме Майка?

— Хм… я бы сказал так: я не нашел в его метаболизме ничего такого, что не казалось бы странным.

— Совершенно точно.

Джубал повернулся к Махмуду.

— Не бойтесь, что я подтолкну Майка к самоубийству. Я грокк, что он не грокк шуток. — Джубал подмигнул. — Но я не грокк, что такое «грокк»? Стинки, вы же говорите по-марсиански?!

— Чуть-чуть.

— Вы говорите свободно, я вас слышал. Вы-то грокк «грокк»?

Махмуд задумался.

— Нет. «Грокк» — самое важное слово в этом языке, и я, намереваясь отвести несколько лет на попытку вникнуть в него, не думаю, что мне это удастся. Надо думать по-марсиански, чтобы грокк слово «грокк». Может быть, вы заметили, что Майк применяет его в весьма различных ситуациях?

— Еще бы! Моя бедная голова просто трещит.

— Моя — тоже.

— Еда! — объявил Джубал. — Ленч, и в самое время. Девочки, поставьте все на стол, так чтобы было удобно брать еду, и постарайтесь сохранять почтительное молчание. Продолжайте, доктор. Или в присутствии Майка этот разговор неуместен?

— Вовсе нет. — Махмуд заговорил с Майком по-марсиански. Майк ответил, на его лице расплылась радостная улыбка. Потом это выражение исчезло, и он занялся едой. — Я рассказал ему, что пытаюсь сделать, и он ответил, что я поступаю правильно. Это не мнение, а констатация факта. Надеюсь, что если он заметит мои ошибки, то вмешается и поправит. Впрочем, сомневаюсь, захочет ли он это сделать. Майк мыслит по-марсиански и, таким образом, как бы создает совсем другую «карту». Вы понимаете меня?

— Я грокк это, — согласился Джубал. — Язык формирует основу мышления.

— Точно! Доктор, вы говорите по-арабски?

— А? Очень плохо, — признался Джубал. — Понахватался кой-чего, когда служил военным врачом в Северной Африке. Но продолжаю читать, так как предпочитаю слова Пророка в оригинале.

— И правильно делаете. Коран непереводим — «карта» получается искаженной, как бы вы ни старались. Вы, значит, понимаете, с каким трудом в свое время мне давался английский? И не только потому, что в моем родном языке более простые флексии. Изменилась «карта». Английский язык — величайший язык мира. Его разнообразие, тонкость, иррациональная идиоматическая сложность позволяют выразить понятия, невозможные на другом языке. Я чуть не сошел с ума… пока не научился думать на нем… и таким образом получил новую «карту» мира, перекрывшую ту, с которой я вырос. Может, и не лучшую, но уж точно — куда более детальную. Но есть вещи, которые можно отлично выразить по-арабски, но никак нельзя по-английски.

— Вот почему я продолжаю читать Коран по-арабски, — сказал Джубал.

— Да. Марсианский язык сложнее английского и совершенно на него не похож в том, как он отражает картину Вселенной. В сравнении с ним английский и арабский языки выглядят как очень близкие. Англичанин и араб могут научиться думать на языках друг друга, но я совершенно не уверен, что кто-нибудь из них сможет думать на марсианском (разве что подобно тому, как научился Майк). О, мы, конечно, можем научиться пиджин-марсианскому[41] — это тот язык, на котором я говорю.