Чеченская пыль - Инсаф Давлитов

ВОП ослаблять нельзя. Поэтому капитан и берет людей по минимуму. Но и это уже значительная сила. Лучше выйти вдвоем против десяти, чем одному против двоих, считает командир. Он собирает отобранную троицу в своем блиндаже. Вызывает и Ильдара:

— Готов с нами идти?

Ильдар счастлив: с командиром кашу, оказывается, сварить можно. Не робкого десятка, наверняка в Афгане боевую школу прошел.

— Так точно, товарищ капитан!

— Для тебя будет особое задание. Поработаешь временной базой.

Командир роется в своих бумагах. Не так давно из расположения ВОПа действовал спецназ. Разведчики искали базы и схроны боевиков. Сутки напролет ползали по «зеленке», а потом наводили на обнаруженного противника ударную авиацию. Орлы, ничего не скажешь, около двадцати наемников в тот раз положили. Обстрелы, которым подвергалась вэвэшная «точка», сразу прекратились. Огребать по второму разу духам явно не захотелось, поэтому и перестали высовываться. Вот тогда, на отвальной вечеринке, за столом с трофейными «Сникерсами» и китайской вермишелью, капитан и перерисовал себе карту разведчиков. Он достает нужный лист и начинает водить по нему пальцем:

— Гиблая лощина примерно вот здесь. Через нее есть тропа на безымянный аул, что стоит на той стороне. Вдогон идти смысла нет.

Почуют погоню и оторвутся. След свой заминируют. Лучше обойти и засесть у них на пути.

Бойцы изучают бумагу, исчерканную красным карандашом и синей шариковой ручкой, запоминают основные ориентиры. Переплетение грунтовок, деревушки, речка, обширная «зеленка», неведомая Гиблая лощина. Перед ними — их предстоящий маршрут, который они пройдут почти вслепую. Особенно тяжело будет в незнакомом лесу. Вся надежда на компас, чутье командира и свое военное счастье.

— Вопросы есть?

А что спрашивать? Каждый берет штатное оружие и — «Вперед, славяне, алга, мусульмане! С нами Аллах и три пулемета!»

— Выдвигаемся через полчаса.

Начинается подготовка. Капитан ставит БТР к шлагбауму. Здесь с машины снимают кустарную защиту: сейчас будет важна скорость передвижения. В десантный отсек загружают ПК, два РПГ, боеприпасы, вещмешки с продовольствием.

— А для чего продуктов так много берем? — интересуется Ильдар.

Никифоров усмехается:

— Как говорят в разведке, «уходя на день, уходи на неделю». Не слышал, что ли?

Он одет в самопальный маскировочный костюм из лоскутков крашеной мешковины, лицо вымазано углем, за плечами — СВД.

Появляются и Борисов с Кузнецовым. Первый весь обмотан патронными лентами и несет на плече ПК, второй вооружен автоматом с подствольником.

На «точке» усиливают бдительность. Капитан дает последние указания своему заму, проверяет готовность группы. Потом занимает место механика-водителя, остальные устраиваются на броне. Офицер с солдатами замирают. Сидят на своих местах, молчат перед дорожкой. В такие тревожные минуты думается о многом. По идее, направление движения и количество противника относительно известны, дело должно выгореть.

Ильдар смотрит на шлагбаум. На нем кривая надпись «Стоять насмерть!», нацарапанная каким-то шутником из отбывшей команды.

Наверное, сейчас он уже дома. Расслабляется там с подругами, о своей службе во всех красках заливает. А может, и вовсе о ней помалкивает, чтобы никого не испугать. Неожиданно сильно тянет домой. Если начистоту, подустал он здесь, голова кругом идет. Но надо как-то держаться. Война, она ведь скидок не делает. Ей по барабану твои хотения. Попал в котел — вот и варись.

«Стоять насмерть!» Подобных изречений видано-перевидано: «Спасибо за ночлег!», «Добро пожаловать в ад», «Аллах акбар!», «Русские, сдавайтесь!», «Хана вам, духи!». На стенах обугленных многоэтажек, дверях разграбленных квартир, бетонных заборах. Как пещерные люди, обе стороны вдоволь поупражнялись в «наскальной» росписи.

— Ну что, погнали? — выдыхает капитан.

И жмет на газ.

17

Ночью в пункте временной дислокации полка под навесом из рваного брезента тарахтит дизельная электростанция, питая жилые помещения начальства и пару прожекторов. Работать ей осталось немного, запас топлива почти исчерпан. Надеяться на своевременную доставку очередной партии ГСМ не приходится. По словам командиров, российская армия попала не только в неприглядное положение, но еще и в топливный кризис. Ко всему прочему в войсках начались проблемы с продовольствием. Говорят, скоро всему контингенту ПВД придется перейти на подножный корм. Жрать змей, например. Или заняться мародерством, думают про себя наиболее ушлые солдаты.

Павлик лежит не спине, заложив обе руки за голову и скрестив ноги.

Сон не идет. Опустив руку под нары, он достает оттуда консервную банку, доверху набитую бычками. Закуривает. Нет, надо сходить к Тайге.

Стараясь не нарваться на патруль, Павлик крадется по затихшей базе.

В свете прожекторов можно разглядеть обкошенную еще днем территорию.

Тут и там шныряют тени. Ночная жизнь, хоть и не бьет ключом, но все же есть. У палатки контрактников Павлик объясняется с дежурным, потом заходит и, осторожно толкая нужную лежанку, тихо зовет:

— Эй, Тайга.

Старый контрач переворачивается, открывает глаза и таращится на Павлика, который смущенно улыбается и просит:

— Расскажи о своей мечте.

— Что-что?

— О чем ты мечтаешь, могу я спросить?

— Что за допрос?! — вполголоса возмущается Тайга. — Тебе это очень нужно знать?

Павлик неопределенно пожимает плечами.

Контрактник приподнимается и садится, ставит босые ноги на земляной пол.

— Ладно, дай сигарету. И… что там тебе хотелось узнать?

Павлик повторяет вопрос, заинтересованно глядя на старшего товарища.

Прежде чем ответить, тот делает несколько затяжек и стряхивает пепел. Смотрит через плечо на спящих соседей. Павлик ждет.

— Я мечтаю поскорее снять военную форму и побриться настоящей острой бритвой. Свежего мяса бы еще поесть… А ты?

— Мне мать подлечить надо, совсем плохая она. Во сне уже снится.

— Говоришь, что снится, а писем не пишешь, — замечает Тайга.

— Специально не пишу, не хочу тревожить.

— Так ты еще больше ее тревожишь. Напиши лучше. Мол, жив-здоров, служу там-то, за меня не беспокойся.

— Да-да, — с готовностью подхватывает Павлик. — «За меня не беспокойся, меня трудно убить. Но на всякий случай цинковый гроб я себе уже приготовил». Так, что ли, писать?

Тайга докуривает, плюет на окурок и говорит без всякого выражения:

— Голову тебе нужно проверить. Бред какой-то несешь.

— Да пошутил я, — начинает объяснять Павлик. — Не понял, что ли?

— Тебя хрен поймешь.

Тайга укладывается обратно и демонстративно засыпает. Павлик морщится и возвращается к себе. За стенкой соседней палатки раздается характерный металлический шум. Какой-то ненормальный посреди ночи разбирает, чистит и смазывает автомат.

18

Полевые дороги, лесочки, набегающий ветер, неизбежная тряска, обидные жесты в спину от случайных встречных. Стрелять вдогонку никто не осмеливается: светло еще, так можно и свинцовой сдачей захлебнуться. Под смерч из КПВТ лучше не попадать: ни одно светило потом не соберет и не сошьет. Местных и вправду невозможно понять.

Одни помогают от всей души. Во время заварух прячут у себя раненых и отбившихся солдат, собственной жизнью рискуют. Другие — гадят, как только могут. Строгают кустарные версии РПГ, бомбы лепят из подручных материалов. И при каждом удобном случае пускают их в ход.

В общем, БТР рычит, военнослужащие ведут с брони наблюдение за местностью, — боевой выход как боевой выход. Только сейчас бойцы действуют в отрыве от основных сил. И их всего пятеро. Нет, их целых пятеро. Звучит пафосно, но бронетранспортер везет настоящих солдат, видевших войну изнутри. Они обожжены ее пламенем, проверены тяжелыми испытаниями, они умеют быть самоотверженными и отдавать долги. На войне всегда кто-то кому-то бывает обязан. Когда-то их тоже вытаскивали полуживых из-под огня, спасали от верной смерти. Поэтому они до сих пор живы и идут за своими. Нельзя оставлять людей в плену. Не по-человечески это.

— На стрельбах смотрят, кто хорошо стреляет, отмечают лучших, — старается перекричать шум бэтээра Никифоров. — Меня и отобрали для подготовки. Потом вместе с инструктором закинули в район боевых действий. Произвел три выстрела на поражение. Так и стал снайпером.

Ишь ты, серьезно все. Ильдар вспоминает одного знакомого, Павлика.

Так тому просто снайперскую винтовку всучили — и воюй, родной.

— Да-а, — тянет Ильдар. — Тяжело, наверное, в первый раз было?

— Это точно. Лежу весь в поту, духов рассматриваю в прицел. Кругом развалины, дым столбом. Инструктор рядом лежит и командует. А я выстрелить не могу, ну никак. Потом смотрю, три наших пацана бегут.