Чеченская пыль - Инсаф Давлитов

Инсаф Давлитов

Чеченская пыль

Лишь ветер осенний свищет между могильных плит.Юность страны на кладбищахсном беспробудным спит…

Пролог

Однажды в 95-м один стриженый солдат решил кардинально сократить срок службы, написал заявление — «доброволку» и отправился на Северный Кавказ. Война оказалась тяжелой, непонятной и нестерпимо долгой.

Хотя день шел за два, отслужить быстрее не получилось. Зато здесь он встретил много хороших людей. Вместе с ними солдат месил грязь, глотал густые чеченские туманы, замерзал на постах, ввязывался в сомнительные предприятия, усыпал незнакомую землю стреляными гильзами и терзал ее гусеницами бронетехники.

С тех пор, кажется, прошла вечность. Иногда тот солдат возвращается мыслями в прошлое и берется за карандаш. Писать оказывается нелегко.

С чего начать? С того страшного боя, в котором им приказали расстрелять подбитую БМП с еще живым экипажем, чтобы машина не попала в руки противника? Или с невзрачного парня-снайпера, который убивал мирных жителей, добывая деньги для лечения престарелой матери? Мысли путаются, обо всем рассказать невозможно. Везде было одно и то же. Редкий день тогда обходился без стрельбы и смертей. В итоге рождается собирательный образ войны, но все равно портрет этой мерзкой старухи далек от оригинала.

Лучше бы его не видеть совсем.

1

В пункте временной дислокации мотострелкового полка царит неразбериха. Отчаянно газуют, выползая из капониров, танки и БМП, срывают горло офицеры, согбенные солдаты бегом таскают ящики с боеприпасами. Колотят по позвоночнику закинутые за спину автоматы, раскачиваются на потных шеях медальоны-«смертники». Все охвачены нервной лихорадкой. После недолгого затишья в зоне ответственности полка произошло ЧП.

Всему когда-нибудь приходит конец. Еще вчера ребята гадали, сколько продлится благословенное время расслабухи. Хотелось бы подольше, ан нет. Не судьба пацанам пожить спокойно. Хорошо еще, успели соскрести с себя грязь, привести в порядок потрепанную форму, достать курево.

Замечаний по поводу внешнего вида никто не делает. Не до этого сейчас. Не в показушном, в действующем полку служат. Любой ценой «берут», «удерживают», «развивают» и «закрепляют». А когда бегаешь под пулями, становится начхать на облепившую тебя мерзость, въедливую копоть, ободранное обмундирование и прожженный бушлат.

Просто самим не хочется опускаться. Для того и ждут не дождутся передышки, чтобы человеком себя почувствовать.

Среди скопления бараков, палаток, хозяйственных складов стоит автомобильная техника, увешанная простреленными бронежилетами с бурыми пятнами. Война прожорлива, как смрадная гиена. Она поедает людей в яростных лобовых атаках, обстрелах, засадах, жадно разрывает плоть, смакует кровь, пережевывает кости и не давится. Вот и полк является полком только номинально. Наверное, лишь два полновесных батальона наберется. Пополнения почти нет: сильно сказывается хроническая нехватка желающих служить. В новорожденной стране, вставшей на капиталистические рельсы, это в одночасье стало непрестижным. Продается и покупается все: заводы, высокие должности, военные билеты. Недокомплект в «армейке» наблюдается почти повсеместно. Приходится воевать теми силами, что есть. А это срочники после учебки, бесшабашные контрактники первого «чеченского» набора и кучка добровольцев из различных воинских частей. В особо тяжелых ситуациях пехоту выручают братья-десантники и спецназ. Элита наравне со всеми лезет в пекло и тоже безвозвратно теряет своих.

Войне без разницы, кто ты. Накрывает саваном и крутых спецов, и новичков. Но последних все-таки чаще.

Пока суд да дело, не обходится без несчастного случая. Правда, легкого. Без огнестрельных поражений и наездов бронетехники по шапке никому не достанется. В суматохе радист роняет свою станцию на ногу и выбывает из строя. Криворукого связиста меняют. Вновь назначенный радист плюется, медленно набивает подсумки автоматными рожками и гранатами. Радист всегда находится возле командира, хочешь не хочешь, а придется становиться целью для снайперов. Будь они неладны, хладнокровные агенты алчной вездесущей смерти.

— Что, брат, не хочется воевать? — подзуживают его остающиеся товарищи. — Если что, не забудь радиостанцию уничтожить. Чтобы духи наши переговоры не прослушивали.

— Да пошли вы! — отмахивается радист. Разобравшись с боеприпасами, он любовно протирает компакт-кассеты, заворачивает их в белую тряпочку и прячет за пазуху. Радист — уважаемый всеми ди-джей местного пошиба. Будет время, порадует пацанов музыкой. Она здесь — великое благо. Помогает отвлечься от окружающего гнета.

Происходит замена и по врачебной части. Сорокапятилетний майор-медик оказывается с похмелья. В таком же нехорошем состоянии и медбратья.

Спирт вроде не пропадает, откуда они достают выпивку — непонятно.

Злостных нарушителей дисциплины сажают в яму. Очень удобно: закрыл решетку на замок, и часовых можно не приставлять. Арестантам при этом не позавидуешь. Днем солнышко жарит, ночью — холод собачий.

Здесь залетчиков продержат день или два, а потом выпустят. Надо же кому-то присматривать за больными, которых из-за плохой воды набралось полбарака.

Майор порывается выполнять долг, клянется, что к обеду будет в норме, но его не слушают. Даже прошлые заслуги не засчитывают в оправдание. Пьяные и похмельные на войне только увеличивают собственные потери. С месяц назад двое бойцов, набравшись в пикете паленой водки, геройствовали на бруствере, шмаляли почем зря в сторону духовских позиций из автоматов, обе «мухи» туда же разрядили. Нормальные, испытанные ребята, а тут развезло и переклинило их после недавней преисподней, откуда полк вышел с большими потерями. Пока начальство разбиралось в причинах стрельбы на переднем крае, прилетела мина, и солдаты досрочно отправились домой в цинковых гробах. Отцы-командиры, конечно, стараются вылавливать сивуху, но пьяные «подвиги» с трагическим финалом нет-нет, да происходят.

Медицинской подготовки у солдат никакой нет, только жгуты на прикладах намотаны. Но этого недостаточно. Случись что серьезное, ни себе, ни ближнему помочь не смогут. Иной раз даже промедол нормально вколоть не получается. То игла согнется, то капсулу шприц-тюбика проткнуть забудешь. Раз такое дело, сопровождать колонну отряжают санинструктора Ксению. «Отстегнут» потом на безопасном удалении от места стычки.

Девушка славится добрым нравом и исключительной старательностью. В беспросветной чеченской мгле умудряется создать для окружающих какое-то подобие уюта и тепла. По всему видно, хорошей хозяюшкой будет. У нее ладная фигура, приятное лицо и черные-черные глаза, полные некой тайны. В полк пришла недавно, но уже стала всеобщей любимицей. Воздыхатели изыскивают шоколад, другие сладости, стараются найти к ней подход. Мысли военнослужащих, в общем-то, понятны. Не каменные истуканы, чай. Однако счастливчиков, добившихся благосклонности Ксении, пока не наблюдается.

Наконец, колонна сформирована. Бойцы рассаживаются на броне. По единодушному мнению, лучше получить очередь из кустов, так хоть есть шанс выжить, чем оказаться в братской могиле при подрыве. На убитых механиков-водителей и наводчиков-операторов насмотрелись достаточно.

Минные дуэли здесь идут полным ходом. Российские военнослужащие щедро, размашисто устанавливают минно-взрывные средства против боевиков, боевики — против российских военнослужащих. Смертоносные «сюрпризы» засовывают даже под трупы, а уж про дороги и говорить нечего.

Дается команда на выход. Ощетинившийся стволами транспорт с лязгом трогается. Сначала укатывает БМП с головным дозором.

Механ-контрактник там бодрый, ездить по-взрослому еще в Грозном научился, потому и не сожгли его до сих пор. С места берет так, что десант едва не падает. Затем идет остальная бронетехника, разбавленная одной зенитной установкой. Без этого скорострельного агрегата в бою никак. Выдает свыше двадцати выстрелов в секунду.

Минута работы — и у противника все в дырках. Захватить исправную зенитку — голубая мечта духов. С ней можно и против легких «коробочек» бороться. Дырки в броне должны получаться не хуже, чем в укрепленных строениях. Чего уж там надеяться на тонкостенное железо, если «зушка» бетонные столбы легко срезает.

Уходящих крестит духовный наставник из Ставропольской семинарии Николай. Священника обдают облака удушливой пыли, но иерей не сходит с обочины. Что ему эта пыль? Люди навстречу непредсказуемой судьбе идут, в геенну огненную. Он поднимает глаза к неподвижному серому небу и едва шевелит губами: