Случай - Иван Плахов

Вслед за Адамом на малюсенький причал выпрыгнул энергичный сизоносый и, обернувшись, стукнул кулаком по корме катера, крикнув: «Андате! Велосе, велосе!», после чего мотор взревел и катер стремительно исчез в сумерках.

– Прямо, прего синьора русса, андате диритте, пуо аутаре, Джузеппе, пуо аутаре, прего.

Джузеппе решительно зашагал прямо в кирпичную щель между домами, которая оказалась узким проулком-лазом между двумя палаццо, соединенных сверху деревянными переходами. Через каких-то двадцать метров старик остановился у мало приметной двери справа и постучал несколько раз, используя комбинацию из длинных и коротких звуков, после чего она тут же открылась, и в освещенном проеме мелькнула женская фигура, сразу же отступившая вглубь помещения, пропуская вовнутрь Джузеппе с Адамом и сизоносым Антонио.

Как только они оказались внутри, дверь захлопнулась, а позади Адама раздался хриплый с изрядной вульгарностью голос:

– Буано сера, синьора э синьери. Добрый вечир в Саду Задоволень.

Адам оглянулся на голос и увидел полуодетую в джинсовые лохмотья брюнетку с отличными формами, которые бесстыже выступали из-под узеньких полосок ткани.

– Ты говоришь по-русски? – удивился Адам.

– Ни, по-китайськи. Здогадайся с трех разив?

– Приятно слышать родной юмор. А у тебя фигура хоть куда!

– У тебя теж ничего, подруга, – прохрипела брюнетка, закрывая дверь на засов, – так ти русская, заради якой сегодни организуют бал?

– Бал? – удивился Адам, с недоумением пожимая плечами, – Я сюда приехал… приехала на фотосъемку. Они мне обещали.

– Охрененно фото и солодко життя? Проихали, подруга. Эти двоэ пройдисвита всем втирают одну и ту же пургу. Ничого, скоро розберешся, що тут до чого.

– А ты сама откуда?

– З Кыева. Тут вже два роки.

– Ну и как? Много здесь наших?

– Так почитай пмайже половина.

– А ты кто по образованию?

– Я-то? Ти смиятися будешь – историк. Як тоби?… А ти хто по профессии?

– Я архитектор. А что?

Тут сизоносый сделал знак рукой брюнетке, и она тут же послушно умолкла, встав перед ним и склонив голову.

– Что это за место? – спросил его Адам, с интересом оглядываясь по сторонам: они находились в боковой анфиладе, отделанной мрамором и богатой лепниной, с зеркалами и свечами, потолки которой покрывали плафоны с потемневшей барочной живописью.

– Оксана, ракконта и ди куэсто посто.

– Як тебя звуть, подруга?

– Франческой, – ответил на ее вопрос Адам и мысленно рассмеялся, представив, что бы сказала хохлушка, если бы узнала его настоящее имя.

– Франческа? – недоуменно прохрипела Оксана, но, переборов свое удивление, продолжила, – Це палац «Иль Неро» або «Чорний» палац, вин заеднаний с палацом «Каза Нуово» и «Каза Веккья». Вин знаменитий тим, що тут жив английський поет Байрон, – ну, той, що написав «Чарльз Гарольда», – и тут вин, за легендою, написав початок своэй поеми «Дон Жуан». Правда прикольно, якщо врахувати, що тепер тут разсташовуються найзнаметиши порностудии в Италии и кинотеатр, де фильми цих студий показують. Формально тут приватни квартири, але це лише прикриття: насправде вси палаци належат комусь, хто содержит вси ци студии и кинотеатр потай, але имени його нихто не знае. Напевно, це мафия, як усе в Италии.

– А ты что здесь делаешь?

– Ха, здогадайся с трех разив! Я тут работаю и живу.

– Правда? – искренно удивился Адам, – И хорошо платят?

– А ти що, хочешь мени запронувати больше? – и расхохоталась с такими пошлейшими интонациями, что Адам искренне усомнился в том, что у нее есть диплом историка.

– Здесь правда жил лорд Байрон? – обратился он к сизоносому старику, на что тот энергично закивал своей головой в фуражке и коротко подтвердил:

– Си, си, – а затем добавил, – Белла русса, инглезе поэта. Куэсто место для долче витта, перфетто посто для любви, пер долче амморе, калинка-малинка. Пер фавор, прекрасна русса, Оксана тебе помочь готовить к фотосессия, о-кей? Она мочь помочь, о-кей? Прего, идить за Оксана, я ждать тебя в зале! О-кей?

– Ладно, веди меня, красавица, на фотосессию, – чувственно, со всей возможной патетикой вздохнул Адам, отчего его тело самопроизвольно встряхнуло головой и вильнуло бедрами, словно какая-то сладостная бесконтрольная судорога пробежала по нему сверху вниз.

– Якби я не бачила, що ти баба, то реально подумала, що ти чоловик, – показывая дорогу Адаму, бросила через плечо Оксана, уверенно двигаясь по анфиладе залов к лестнице на верхние этажи, где располагались гримерные, как вскоре убедился Адам. В одной из них она предложила ему переодеться в черное вечернее платье, заранее приготовленное для него. Помимо платья, на кресле лежало ожерелье в качестве украшения из муранского стекла изумрудно-золотого отлива и браслет в виде змейки ему в пару.

– Це тоби, – коротко бросила Оксана и грязно выругалась.

– Это ты обо мне? – удивленно вскинулся Адам, но хохлушка только глумливо улыбнулась и прохрипела,

– Це я про нашу паскудний життя, дура. Разумишь, Франка, – ничего, што я так тебя буду кликати, – мы все хотим великой и чистой любви, анасправди повинни постоянно торгувати собою, щоб выжити. Коли я вчилася в университети, то так сильно хотила виихати за кордон, сюди, в Италию, що ночам молилася богу, лишь б вин почуял мою молитву и ее осуществил.

– Ну так радуйся, бог тебя услышал. Ты же здесь!

– Ты издеваешься з мене?

– Почему?

– Я ж хотила опинитися тут в качестве жены заможного италийця, а не в роли порнозирки, знимаэться у фильмах для взрослых.

– Ты порнозирка? – искренне удивился Адам, с нескрываемым интересом разглядывая фигуристую Оксану. – Слушай, а как это – быть порнозиркой? Это по нашему порнозвезда? Тебя действительно трахают во время съемок? – горячо принялся интересоваться у нее Адам, вплотную подойдя к ней и трогая указательным пальцем правой руки ее грудь, – Это силикон?

– Трахают тебя понарошку або насправди, ти сама сьогодни дизнаешься, якщо тоби пощастить. Не боышся?

– А чего бояться, если бог создал женщин именно для этого, не так ли? – усмехнулся Адам и попросил, – Помоги мне переодеться, будь лаской. Так, кажется, у вас говорят на Украине?

– В Украине, – зло поправила его Оксана и, отступив от него на пару шагов, криво усмехнулась, – Я не обязана этого делать. И не буду! Одегаючись же в вечернэ наряд, не забудь зняти свое нижнее белье. Оно тоби не знадобиться.

– Слушай, ты не пышешь дружелюбием. Я тебе не конкурент, понимаешь? Я здесь случайно, ради развлечения. Мне с тобой тут нечего делить. Понимаешь? Мне просто интересно испытать себя в новом качестве.

– Якому?

– Не знаю. Слушай, а ты этих двоих, что меня сюда привезли, знаешь?

– Бачила тут их неодноразово на трибунах, але хто такие конкретно, не знаю.

– На трибунах? Это как?

– Ну, тут е в центри будивли зал, де устраиваются бои без правил, на них народ робить ставки, а таки, як ми, граемо роль ескорту для одиноких человикив з грошими. Наше завдание – их развести на бабки, але как, щоб вони не обиделись и знова сюди пришли. Це закрытий клуб для богатиев з целому свиту.

– Ну, судя по твоим словам, сюда мужики вместе с женами не ходят?

– Да по-ризному, сама побачишь.

Слова Оксаны совершенно заинтриговали Адама: оказаться в центре Венеции в тайном месте, куда съезжаются предаваться запретным развлечениям богачи со всего мира, это ли не самое заманчивое приключение, которое может испытать мужчина, превратившийся в женщину и желающий испытать свою сексуальность, – лучшего и желать было нельзя. Подойдя к креслу, он двумя пальцами поднял ожерелье и, подбросив его в воздух, поймал в открытую ладонь и сжал в кулак.

– Никогда не понимал, что движет бабами в любви к подобным безделушкам.

– Якби ти знала, скильки стоит це ожерелье, то зминила б свою думку, – с нескрываемой завистью выдохнула Оксана и тут же уточнила, – Слухай, а чому ти говориш про себе в мужском роди. Ти що, лесбиянка?

– Нет, что ты, – захохотал Адам, словно сумасшедший, но потом, вовремя спохватившись, зажал свой рот ладонями и, отдышавшись, проворковал со всей возможной женственностью, на которую был способен его голос, – Я дура, понимаешь? У меня всегда, с самого детства, проблемы с падежами и местоимениями. В некотором роде орфографический критинизм. Дизорфография. Я из-за нее даже школу с трудом закончила. Она, оно, он – для меня все одно. В общем дура я, понимаешь. Дура.

– Чи не парся, у мене таки ж проблеми с италийским. Вообще, падежи – це жесть. Ось живешь соби, говоришь и не помечаешь, що говоришь правильно, без акценту або ошибок. А тут мени сразу же вычисляют на раз. Любов у них мужского роду, а сифилис женочого. Прикинь? Чому?

– Не знаю, я, кроме русского, не умею говорить. Не учила, думала, что мне никогда не пригодится. Я и по-русски-то говорю не очень, если честно. Но нам, женщинам, и не надо, наверное, уметь говорить. Как думаешь?