Случай - Иван Плахов

– Уне минерале акве, – и прикрыл глаза, полные неожиданно подступившей влагой.

В голове гулко шумела кровь, словно он оказался на морском берегу во время прибоя: при этом морем был он сам, сильным и влажным, словно не знающие усталости волны, жадно облизывающие землю, – и это было для него сейчас важнее, чем весь мир со всем его великолепием вокруг.

– Прего, синьора, пре уна аквеминерале», – вывел его из оцепененья услужливый голос официанта и он с облегчением пригубил стакан с ледяной водой, обжигающей его горло мириадами пузырьков с газом.

– Граци-и-и-и-и, – прожурчал он из себя и постарался как можно более соблазнительней улыбнуться. Откуда у него появились эти способности и привычки он не знал, но и не стремился препятствовать новым возможностям своего тела. Официант от его улыбки весь расцвел, будто он ему подарил 100 евро, и, низко поклонившись, молча отошел.

«Какое счастье – уметь влиять на людей одним лишь взглядом. Или лишь модуляциями своего голоса, – подумал про себя Адам и счастливо вздохнул, – Ну все, мир, держись. Теперь я вам покажу, что может сделать один мужик, обладая таким соблазнительным женским телом, как у меня. Черт побери, а зачем, собственно, мне идти сейчас обратно в антикварную лавку и искать там загадочную хозяйку? Ведь я получил такой шанс в жизни, кому никто и никогда из живущих не предлагал – начать новую жизнь в новом качестве. Ведь это же великолепно. Господи, я только сейчас начинаю понимать, как это здорово».

Неожиданно он испытал первый дискомфорт – ему нестерпимо захотелось писать. Он постарался как можно медленней подняться и, стараясь не делать резких движений, отправился вглубь кафе искать туалет. Тело вело себя неподобающе развязно, игриво покачивая бедрами и зачем-то все время поправляя правой рукой челку на голове и грудь. Инстинкты превалировали в новой телесной оболочке Адама, ведя самостоятельную жизнь вне его сознания. К счастью для себя, он сразу понял, что этому не надо сопротивляться, как если бы ты сел сдуру в случайное такси и оно везло тебя по ему одному ведомому маршруту. Раз привычные правила игры отметили, а новых он не знал, проще было следовать естественному ходу вещей, ориентируясь по обстановке. Найдя дверь с женским силуэтом, он заперся изнутри и тут же посмотрелся в зеркало. Снова поправил волосы, а затем принялся аккуратно задирать подол своего платья наверх до тех пор, пока полностью не оголил нижнюю часть тела. Аккуратно опустив колготки вместе с трусиками до колен, он уселся на холодную крышку унитаза и невольно поежился, отметив про себя, что у мужчины этот процесс занимает гораздо меньше времени и не столь трудоемкий.

Он ослабил напряжение мышц таза и тут же из него захлестала горячая влага. Само мочеиспускание уже доставляло ему удовольствие, заставляя вибрировать всю нижнюю часть живота.

– У-у-у-у, здо-ро-во-о-о-о-о, у-а-а-а, класс-с-с-с-с, – тихо выдавил он из себя, продолжая чутко прислушиваться, а точнее причувствоваться к своему телу.

«Господи, что же будет, когда я буду заниматься любовью? Но для этого нужен партнер или на худой конец вибратор», – последняя мысль рассмешила его, так как нельзя лучше подходила к описанию его нынешнего состояния. Закончив мочиться, он тщательно подтерся туалетной бумагой и, встав с унитаза, вновь натянул на свои упругие ягодицы трусики с колготками, спустил вниз подол своего платья и вновь тщательно оглядел себя со всех сторон, лишний раз убедившись, что его внешний вид в порядке. Посмотрелся в зеркало, снова поправил волосы и вернулся обратно к своему столику, развязно уселся на стуле, перекинув ногу на ногу, и принялся разглядывать текущую мимо него разноязычную толпу, чувствуя на себе многочисленные взгляды непрерывно раздевающих его мужчин. Меньше всего ему хотелось в этот момент сопротивляться желанию его тела выставить себя на всеобщее обозрение толпы и испытывать вибрации чужих эротических желаний, жадно общупывающей его взглядами со всех сторон.

При мысли о том, что он самый желаемый на этой улице мужчина, его охватывает ликование сродни умственному экстазу: это похоже на то, как вдруг из простого «запорожца» пересесть в красный «Феррари», обладать которым хотят все, – но самое восхитительное во всем этом было то, что ему ничего не нужно было делать, достаточно было просто существовать в соблазнительном сосуде нового тела.

Он сидит и смотрит на идущих мимо мужчин, подмечая их реакцию на себя: беззастенчиво вглядывается в их лица, каждое из которых как захватанное меню в ресторане с набором невзыскательных блюд по минимальной цене, – ни одно из них не может предложить ничего стоящего, ради чего стоило бы рискнуть познакомиться. В них, как в сотнях зеркал, отражается желание обладать красивой женщиной, которое тело Адама мощно излучает, гипнотизируя самцов, словно питон кроликов. Пребывание за столиком с одним стаканом воды становится все более рискованным, так как напоминает ему поведение путан из кафе «Академия» на Тверской, где они на летней террасе заказывают всего лишь один стакан воды и демонстративно ждут, пока их кто-нибудь снимет: будучи гостем «Академии», когда бывал в столице по делам, он сам неоднократно пользовался их услугами, отмечая неизменно меркантильный прагматизм столичных шлюх, – зачем тратиться, если по минимальной цене можно занять место в кафе в окружении подвыпивших мужчин, страдающих духовной анорексией и половым недержанием. Этакий клуб ревнителей благочестия похоти, входным билетом в который является средневзвешенный чек в 20000 рублей за вечер, не меньше.

Он делает знак рукой официанту, и когда тот оказывается рядом, вручает пять евро, давая понять, что собирается уходить. Провожаемый подобострастным «Граци, синьора, граци» он встает и, развязно виляя бедрами, присоединяется к толпе туристов, направляющихся в сторону площади Сан-Марко, прямо противоположной от места расположения антикварной лавки, куда он изначально собирался.

Толпа в Венеции – это нечто особенное, самостоятельный объект из смеси любопытства и тщеславия, наблюдать за которым одно удовольствие, быть которым не хлопотно: достаточно просто идти. Прогулки по Венеции единственное занятие в городе, за которое не нужно платить. Все вокруг настолько искусственное и фальшивое, – словно макияж на лице старого актера, давно забывшего как он выглядит на самом деле, – но такое привлекательное, манящее своей пронзающей красотой, что хочется длить свое пребывание здесь до бесконечности, до полного растворения себя в атмосфере города-призрака, жадно запоминая каждый его фрагмент.

В плотной толпе «зомби от красоты» тело Адама само знало, как себя вести: оно не шло, оно себя демонстрировало. Выйдя из глубины лабиринта Кампо Сан-Захарии на оживленную Рива-дельи-Скьявони полную энергичных американских стариков и плохо сделанных китайских клонов Дэн Сяопина и Мао Дзедуна вперемежку с различными вариациями Цзян Цинн, – собаки великого кормчего, – и Чжан Цзын, – последней продажной любви опального Бо Силая, – двигающихся невыносимо медленно, словно всем им некуда спешить, Адам влился в их ряды, как еще один из ярких экспонатов ярмарки тщеславия, выставленных здесь на всеобщее обозрение. У каждого в толпе словно бирка с ценой на лбу приклеена, и большинство гордятся этим, так как к этому они шли всю свою жизнь, прежде чем оказаться здесь и сейчас в компании себе подобных. Венеция – это город, куда люди стекаются со всего мира, чтобы узнать себе цену, так как только здесь можно потратить деньги так, что не будет жалко вспомнить потом до гробовой доски.

Под оглушительные крики гондольеров, плеск волн и гомон толпы, громко шаркающей по серым плитам набережной, Адам благополучно добирается до колонн Сан-Марко и Сан-Теодоро, горделиво обозначающих вход на пьяццетту, где попадает в цепкие руки уличных фотографов, двух стариков с жуликоватыми лицами, одетых в одинаковые тельняшки и капитанские фуражки с золотыми кокардами, обступивших его с обеих сторон под одобрительное цоканье языков и бесконечное клокотанье: «Белиссимо, белиссимо, белла, белла, че белла дона».

Адам замер в испуге, не зная, как ему реагировать на их неприкрытую лесть с явно выраженным меркантильным подтекстом: они откровенно хотели развести его на деньги, но как ему было пока непонятно. Неожиданно для самого себя он улыбается, томно вздыхает и игриво воркует в ответ:

– Нихт пароле, скузато, – отчего приводит престарелых альфонсов в сущий восторг.

– Синьора, бенне, бенне, ноу проблема, да дове сиетте ариватти? Да дове? Прего, уна фото? Прего, прего, че белла дона. Гратута-м-е-н-т-т-е-е-е! Прего, прего, прего.

Плохо понимая, что они ему говорят, Адам продолжал улыбаться, недоуменно пожимая плечами. Наконец, ничего не придумав умнее, он признался на русском: