Самосожжение - Юрий Антропов

— Мы были бы не правы, — задумчиво произнес молодой президент, — если бы во всем обвинили только оператора с репортером или комиссариат, который почему-то не среагировал на уведомление директора программы новостей.

— Да, пожалуй, — без охоты согласился старый президент.

Молодой президент сказал с пафосом:

— Но представьте себе, что вместо одного человека сгорят, причем почти мгновенно, миллионы людей! Дети, женщины, старики… А миллионы других людей при этом будут обречены на мучительную медленную смерть, такую же, какая ждет, вероятно, Гея.

Старый президент увел взгляд в сторону. Возможно, он спрашивал себя, достаточно ли надежны те убежища, которые были сооружены в его стране. Старый президент, хотя и прожил долгую жизнь и видел многое, впервые волей-неволей смотрел сегодня, как горит живой человек. Признаться, это было страшно. Но куда страшнее было представить себе ядерную войну, которая, как знать, покончит со всякой цивилизацией человечества, а может, и с человечеством вообще.

В глубине души старый президент не раз ужасался, мысленно представляя себе такую картину, но тем не менее он был ярым сторонником невиданного по своим масштабам ядерного вооружения. Никто, ни один президент его страны не отличался такой противоестественной, казалось бы, одержимостью. Однако старый президент говорил везде и всюду, что он является противником ядерной войны, как, впрочем, и всякой.

— И я спрашиваю теперь самого себя, — произнес в это время молодой президент, — где же логика нашей мировой политики? Неужели мы и в самом деле уверены, что сохранить мир, не допустить ядерную катастрофу можно только с помощью супермощных ядерных средств массового уничтожения людей?

— Да, но как тогда защитить нашу социальную систему? — спросил старый президент как бы самого себя. — Идейные противники стремятся навязать нам свое представление о человеческом обществе…

— Нельзя навязать то, что не имеет жизненной основы.

— Навязать можно с помощью силы.

— Кажется, для наших стран такой угрозы нет…

— Только потому, что мы сильны!

— Мы… — повторил молодой президент. — Кто именно? Лидеры, которых поддерживает мощный государственный аппарат, или народ?

— Все вместе.

— Позвольте усомниться… Сегодняшний случай доказывает как раз обратное. Народ выражает нам свой протест. В самом деле, все ли мы знаем о воле народа, который представляем?

— Воля народов проявляется во время голосования. Народ знает программу будущего лидера.

— Голосование, увы, подчас ни о чем не говорит. Сказываются известные манипуляции. Демагогия и заданность предвыборных мероприятий, например. Традиционная инертность избирателей, наконец. Невозможность выбора действительно достойного кандидата, который бы устраивал большинство народа.

— Это намек?

— Нет. Общее рассуждение. Которое годится, возможно, не для всех стран.

Старый президент посмотрел на часы:

— К сожалению, время уже позднее. Благодарю вас за сегодняшний звонок. Надеюсь, в следующий раз мы продолжим нашу беседу.

— Будем надеяться, — сказал молодой президент, — что поводом к ней послужит случай не такой экстремальный.

И президенты пожелали друг другу спокойной ночи.

Нет, в глазах президентов акт самосожжения Гея не стал венцом победы над человеческой глупостью и политическим эгоцентризмом, который называют еще и гегемонизмом.

Ибо в мире не произошло никаких существенных изменений.

Впрочем, такая оценка была бы неточна. Изменения, и вполне определенные, произошли даже во время этого короткого диалога президентов. Обе страны, которые они возглавляли, успели за считанные минуты обзавестись новыми ядерными средствами, именно так это называется.

Он решил написать Алине письмо, хотя знал, что письмо придет в Братиславу позже, чем он сам туда вернется, поэтому в почтовый ящик его и бросать не стоило, а, следовательно, и писать.

И тем не менее Гей сел за письмо.

«Так с чего же все началось?» — написал Гей без всякого обращения, будто вовсе и не Алину имел в виду, а одну из социологических проблем.

И до того назревшей, по его мнению, была эта проблема, так хотелось ему рассказать о ней Алине, которая была первым читателем всех его социологических опусов, что он и не заметил, как расправился с этой проблемой на двух страничках. Получилась аннотация будущей книги.

Однако последняя, заключительная, фраза вдруг ускользнула от него. Все никак не давалась ему. Точнее, фраза эта представлялась какой-то сложной, тоже чуть ли не философской, и Гей решил, что сейчас, в таком тревожном состоянии, за эту фразу лучше и не браться, да и все равно она повиснет в воздухе, потому что письмо не дойдет вовремя до адресата.

Злясь на себя, Гей спустился в ресторан и в пустом зале, хотя и уютном, освещенном ровным неярким светом старых канделябров, сидел как на иголках, не понимая, зачем он здесь, и настороженно поглядывал на дверь, будто поджидая кого-то, но отнюдь не переводчицу.

Впрочем, он уже знал, что ему хочется еще раз увидеть шатенку в розовом.

Скорее всего, именно в этом зале, в дальнем углу, в нише, где стояли на столах незажженные свечи, и будет свадебное застолье.

Гей вздрогнул, когда к нему подошла официантка, по сути дела, почти тотчас, едва лишь он сел за стол.

— Просим пана…

Она с вежливым вниманием уставилась на него, приготовив блокнот. И Гей, уводя взгляд в сторону, тихо попросил принести стакан кефира, заранее переживая тайные насмешки и полагая, что ему откажут, как водится в наших ресторанах и кафе, хотя и предельно вежливо, скорее всего, как водится в ресторанах здешних.

Однако официантка с бесстрастным видом черкнула карандашом в своем блокноте и чинно ушла, будто унесла самый крупный заказ за всю историю ресторана, и вернулась почти сразу же, изящным жестом поставив перед Геем стакан с кефиром, как если бы это был не кефир, а фирменный дорогой напиток, который держали сто лот в подвалах «Гранд-отеля» для такого редкого случая, как посещение отеля самим Геем.

Он посмеялся над собой и выпил кефир маленькими глотками, все так же напряженно поглядывая на входную дверь.

Увы, свадебная компания не появлялась.

Гей поставил на стол пустой стакан, и официантка дала ему счет — невероятно ничтожный для роскошного ресторана вечерний счет, а потом, разумеется, вполне натурально и даже с улыбкой поблагодарила пана, хотя пан, уже от растерянности, не дал ей на чай ни одной монетки достоинством пусть бы в пять или десять геллеров, на которые, впрочем, не купишь и спичечный коробок.