Самосожжение - Юрий Антропов

Показалось ли ему, что шатенка в розовом на Алину была похожа, или это и в самом деле так?..

Они с Алиной конечно же не венчались.

Да и были, ясное дело, неверующими.

Зато старый воинствующий Президент ходил в церковь как образцовый прихожанин.

Ага, усмехнулся Гей, может быть, атомы и молекулы, в которые человек превращается с помощью ядерного взрыва, это всего-навсего новый, неведомый ранее даже богу вид человеческой души, которая испокон века отлетала от бренного тела, безмятежно помахивая крылышками?

Предельно компактная форма, ничего не скажешь.

И никаких транспортных проблем при так называемом переселении душ.

Кроме того, модная ныне гипотеза о повторяемости, чрезвычайно обнадеживающая, что и говорить, становится как бы аксиомой.

Более того, возникает уникальная возможность заменить произвольную повторяемость, цикличность которой, наверно, растягивается на века, прогрессивной поточной технологией повторяемости принудительной с помощью соответствующих сугубо материалистических, отнюдь не метафизических сил.

Причем будто ненароком слегка сортируются, перемешиваются если уж не атомы, то молекулы во всяком случае, и повторение индивида, оставаясь как бы природным даром, становится строго контролируемым и, соответственно, планируемым процессом.

О чем давно мечтали лучшие умы человечества.

Но куда при этом денется все то, спросил себя Гей, что составляет сейчас в нашей жизни ее сущность?

Надежда и отчаяние.

Вера и неверие.

Радость и горе.

Совесть и бесстыдство.

Мужество и трусость.

Милосердие и жестокость.

Честь и бесчестие.

Любовь и измена.

Правда и ложь…

Боже мой, прошептал Гей, неужели бесследно канет все то, что было в моей жизни, и снова повторится все то, что было в моей жизни?

Собственно говоря, тревожно ему было всегда.

Хотя иной раз Гей не отдавал себе отчета, почему именно было ему тревожно.

Когда в минуту откровения он сказал об этом Алине, она вздохнула и, помолчав, посоветовала ему поменьше думать о том, о чем думать бессмысленно.

— Например, о чем? — уточнил Гей.

Он смотрел, как Юрик и Гошка едят яичницу. Гошке повезло. Из-за аварии, в которую попали Гей, Юрик и Алина, когда ездили на своей машине к нему в часть, Гошку отпустили домой на одни сутки. И вот он ест яичницу.

— Так о чем бессмысленно думать? — повторил Гей.

— Ну, например, о войне. — Алина была серьезна, она гладила Гошке гимнастерку на краю кухонного стола, сдвинув посуду к тому краю, где сидел Гей.

— Даже о ядерной? — удивился он.

— Даже о ядерной.

— Но как же об этом не думать, если ты знаешь, умом своим понимаешь, что через каких-то полчаса от всего этого… — он посмотрел сначала на Юрика и Гошку, потом обвел взглядом стены кухни, которая была частью их семейной крепости, как говорят англичане, хотя и весьма тесной, малометражной, затем Гей уставился в окно, где цвели три липы, в чьих кронах чирикали воробьи. — От всего этого не останется и следа через каких-то полчаса!

Гей в ужасе посмотрел на Алину.

— Через шесть минут, — сказала она, переворачивая гимнастерку.

— Через шесть?! Откуда ты взяла?!

— Из газет. Официальная информация. — Алина, казалось, была невозмутима. — Первые «Першинги» уже стоят в Европе на старте.

Это она говорит ему… Да ведь сколько раз Гей укорял Алину за то, что она порой не читает газет!

Гошка хмыкнул, сочувственно глядя на отца.

Отставив утюг, Алина ушла в прихожую и тотчас вернулась с газетой.

— Это что — свежая?

Гей смотрел на Алину с недоверием.

— Я ходила за хлебом и купила в киоске «Правду».

— Батоны и «Першинги»… — мрачно сказал Гей. Он долго шелестел газетой, а потом, уходя в свою комнатку, спросил Алину: — И ты считаешь, что даже теперь нет смысла тревожиться о войне?

Алина вздохнула:

— Я же не дурочка… Тревожиться надо. Но какой прок от того, что ты думаешь об этом все время? Работу забросил…

— Наоборот. Теперь моя работа как раз об этом.

— Да разве же в твоих силах что-нибудь изменить?

— Если бы парни всей земли… — усмехнулся Гошка.

— Копирайт, — сказал Гей, — слова Евтушенко.

— Хватит вам собачиться, — строго заявил тут Юрик и ловко сунул карамельку отцу в рот. — Закрой глаза и думай, что ты живешь на Северном полюсе. И тогда тебе станет весело.

— Почему на Северном полюсе? Уже так далеко?! — Гей чуть не подавился карамелькой.

— Это единственное место на глобусе, где нет войны, — сказал Юрик, выбираясь из-за стола.

— А еще в Антарктиде, — напомнил ему старший брат.

Юрик дал и ему конфетку.

— А еще в Антарктиде, — Юрик в упор посмотрел на отца, дожидаясь, как видно, когда тому станет весело.

Но Гей, как ни странно, сидел все такой же хмурый.

— Видишь ли, Юрик, — сказал он, — я совсем не уверен, что на Северном полюсе и в Антарктиде но будет войны.

Юрик глянул на Гошку.

Тот лишь пожал плечами.

— Ладно, — сказал Юрик отцу, — тогда еще раз прочитай в газете, как сделать свое, домашнее бомбоубежище. Помнишь, ты читал вслух? Может быть, мы сами сделаем. На Истре. И тогда не надо ехать на Северный полюс или в Антарктиду.

Юрик еще не ходил в школу.

Поэтому он был оптимистом.

И тем не менее Гей, как и подобает родителю, точнее, гражданину, которому не чуждо чувство гордости за свою отчизну, назидательно произнес:

— Юра, оставь эти глупые разговоры! Хм, собственное бомбоубежище… Зачем оно нам?! Ах, на случай войны… Так вот, заруби себе на носу. Если враг развяжет против нас войну, наша Советская Армия сумеет защитить всех нас! Ты что же, в брата Гошку не веришь? Ведь Гошка и есть солдат.

— Он чернопогонник.

— Это еще что такое?!

— Он служит в стройбате. А у них черные погоны. И вместо автоматов им дают лопаты. Чтобы копали и строили.

Гей переглянулся с Гошкой.

Старший сын пожал плечами.

— Ну, когда надо будет, — сказал отец, — всем дадут автоматы.

— И мне?! — Юрик не то обрадовался, не то не поверил.

— Ты еще маленький.

— Ну а куда же вы меня денете, если у нас не будет бомбоубежища, а война вдруг начнется и всем взрослым дадут автоматы, а что делать маленьким?

Гей увидел, что Алина, отвернувшись к окну, беззвучно плачет.

Он сидел теперь в номере за столом и смотрел на последнюю строчку письма.

«И чем же все это кончится?..»

Кавычек в письме, естественно, не было, но многоточие — было.

Уж не в нем ли и ключ? — с усмешкой подумал Гей.