Пол Маккартни - Алан Клейсон

Когда я спросил его об этом незадолго до его смерти в 2002 году, Лонни Донеган ушел от прямого ответа в философские дебри:

— А что есть чистый рок–н–ролл? Вся штука в том, что он по своей природе не может быть чистым. Он хуже скиффла хотя бы в том, что вмещает в себя гремучую смесь из различных направлений. Рок–н–ролл изначально не отличался от ритм–энд–блюза, и бог его знает, что есть на самом деле ритм–энд–блюз. Сельский блюз, привезенный в город и пропущенный через усилители?

Что бы это ни было, первый сингл Донегана, «Rock Island Line» — из репертуара ходячего музыкального архива Лидбелли — также попал в американский Тор 40, что до этого удавалось редко кому из британских исполнителей. Там же оказался и сингл «Freight Train» в исполнении «The Chas McDevitt Skiffle Group»: их вокалисткой была Нэнси Виски, девушка из Глазго. Эта группа тоже, так сказать, приехала в Тулу со своим самоваром, заново аранжировав композицию 1905 года чернокожей госпел–певицы Элизабет Коттон.

В свою очередь, Джонни Дункан, из штата Теннесси, приехал в Англию в составе американской армии, но, дожидаясь демобилизации, остался там, составив серьезную конкуренцию Донегану в 1957 году, на который пришелся пик популярности скиффла. Для пополнения своего репертуара Джонни пользовался тем же источником, что и все остальные, — блюз, госпел, рокабилли, кантри и так далее, — но, будучи истинным янки, он имел неоспоримое преимущество перед местными продолжателями славных традиций скиффла.

И все же именно Лонни, а не Джонни был главным предшественником бит–бума шестидесятых годов, если судить по количеству будущих звезд, которые в молодые годы, еще играя в любительских командах, постигали свое ремесло на его песнях. Так же как и Клифф Ричард, Марти Уайлд, Адам Фэйт и многие другие, кто добился более быстрого признания, Пол Маккартни, купив свою первую акустическую гитару, тоже пробовал себя в скиффле. Как всегда, при поддержке своего отца он сам научился играть на гитаре, обнаружив, что ему гораздо удобнее зажимать аккорды правой рукой, а играть левой.

Пол впитывал поп–музыку, как промокашка, и уже делал, как он считал, весьма неплохие успехи на своем новом инструменте, когда Джим напомнил ему, что, мол, уже пора расстаться с юношескими забавами и начать заниматься серьезным делом. Может, он и считал, что рок–н–ролл — самая захватывающая музыка на свете, но он–то из нее уже вырос. Почему, спрашивается, эта новая мода должна продлиться дольше, чем все мимолетные молодежные течения? Однако рок–н–роллу и в самом деле было суждено прожить дольше, чем всем этим «хула–хуп» и «ча–ча–ча». Разве Пол не прочел в Melody Maker, что многие скиффл–музыканты «переметнулись» в традиционный джаз, это новое «открытие», так они его назвали?

Основные ливерпульские бастионы традиционного джаза были расположены в районе Уайтчепел. Сюда входили Cavern, The Tample, и — с надписью «Вход чудакам, битникам и теддибоям воспрещен» — The Storywille (позже — The Iron Door). Кстати, на танцевальных вечерах Студенческого союза в художественном колледже тоже играл джаз–банд.

Однако ни один «папочка» из Ливерпуля не попал в Тор 20 наряду с Эккером Билком, Крисом Барбером и Кении Боллом, когда в 1961 году разошлись миллионными тиражами «Midnight in Moscow» трубача Болла и «Strangers on the Shore» кларнетиста Билка. Видите ли, здесь мало что зависело от вашего мастерства, важно было быть в нужном месте — в Ливерпуле или Манчестере — и в нужное время. Более того, это были те, кого знали.

Пол Маккартни не знал никого, кроме «The Quarry Men» Леннона и еще парочки скиффл–команд, которые влачили незаметное существование в связи с тем, что эта музыка пока не получила официального «одобрения». Все поп–музыканты принимали наркотики и вели беспорядочную половую жизнь, разве не так? На самом же деле единственным местом, где они могли получить хоть какие–то стимуляторы, были местные пабы, в которых им время от времени разрешалось выступать — помимо эпизодических вечеринок в школах и колледжах.

Вернувшись в реальность, Пол засел за экзамены уровня «О» на аттестат зрелости: два из них он сдал на год раньше срока, а оставшиеся доедал в течение дождливого лета 1958 года. Два месяца спустя результаты экзаменов появились на коврике у входной двери на Фортлин–роуд. Набрав достаточное количество баллов, чтобы перейти в шестой класс, он смог на неопределенное время оттянуть самое болезненное из человеческих решений — о выборе своего будущего, успокаивая себя тем, что, в случае чего, сможет зарабатывать себе на жизнь музыкой.

Он не представлял себе, как Джим собирался давать советы по поводу профессии, к которой большинство людей относятся с полупрезрением, если, конечно, ты не родился в актерской семье — как это случилось с манчестерским юношей Мэлкольмом Робертсом, чьи родители, работавшие в сфере шоу–бизнеса, устроили его в манчестерскую Школу музыки и драмы. Сразу после окончания учебного заведения он сделал головокружительную карьеру. Играя на трубе в Национальном молодежном оркестре, он успел попробовать себя как актер, в особенности в эпизодических ролях в известном телесериале «Coronation Street». Вскоре после этого он получил главные роли в вест–эндском мюзикле «Maggie Мае» («Мэгги Мэй») и гастрольной постановке «West Side Story» («Вестсайдская история»).

При тех же обстоятельствах Пол мог бы быть на месте Мэлкольма. Более того, можно было подняться на ту же высоту, не родившись в актерской семье; живые примеры тому — Фрэнк Синатра и англичанин Мэтт Монро, которому Синатра как–то сделал комплимент, сказав, что «он всегда звучит так, как я — в лучшие свои дни или после того, как хорошо высплюсь». О Монро, этом «певце певцов», отзывались с уважением Бинг Кросби и Пол Маккартни.

Как и Маккартни, Мэтт — урожденный Терри Парсонс (родился в 1930 году) — произошел из небогатой семьи и потерял одного из родителей (отца) в раннем возрасте. Когда заболела его мать, он провел год в сиротском приюте. Послушав ранние записи Перри Комо, Парсонс почувствовал страстное желание стать певцом. Обладая светлым, но сильным баритоном, Парсонс стал подражать Комо на местных концертах, где осознание того, что твое пение слушают солидные дяди и тети, может привести к заблуждению, что ты обладаешь какими–то выдающимися данными. Итак, приобретя некоторую уверенность и надеясь, что ему повезет, Терри сказал своей матери, что собирается стать профессиональным артистом.

Пускай не настолько далекий, как из Ливерпуля, путь от дома Парсонса, где Лондон плавно перетекает в Херфордшир, до эпицентра британской музыкальной индустрии Вест–Энда мог измеряться скорее годами, чем милями. Рабочая жизнь Терри Парсонса началась на фабрике табачных изделий; к сожалению, после этого он так и не смог бросить курить.