Судьба по имени Ариэль - Валерий Ярушин

Валерий Ярушин

Судьба по имени Ариэль

Пролог

Наверное, человечество не раз будет смаковать подробности парадоксальности людских судеб, когда из, казалось бы, подающего надежды, архитектора, рождается выдающийся агроном или из музыканта — кулинар, а грязный оборвыш-докер превращается в певучий секс-символ страны. При этом, гениальных, впоследствии, актеров, «срезают» на вступительных экзаменах…

Видимо в контрастах жизни и существует то таинство сенсационности, которая все время будоражит наши умы.

Не претендуя на оригинальность, все же, скажу, что в моих историях много удивительных и курьезных фактов. Именно по современным меркам. Тогда нам, «семидесятникам» было не смешно, а удивления граничили даже с паникой. Главным образом, потому, что в советской стране надо было УМЕТЬ ЖИТЬ! Цивилизованному иностранцу это понять крайне трудно!

В моих откровениях я буду чаще ироничен, а к неудачам отнесусь по философски, потому как прошло немало времени и многое, как в фокусе, с годами становится более резким и отчетливым…

Это и не мемуары — жизнь продолжается и планы еще имеют очертания… Наверное, разочарую любителей «клубнички» и «постельных» тонов, для этого будет нужен другой романист… Но, я думаю, книга от этого не проиграет, если не наоборот! Более подробно остановлюсь на событиях 60-х, 70-х, 80-х, годов прошлого века, поскольку это был всплеск мировой музыкальной культуры, явивший миру «Битлз», эхом откликнувшимся в СССР.

Одним из явлений советской культуры было возникновение многочисленных ВИА. Известными и почитаемыми почти всегда были столичные музыканты. На этом фоне успехи провинциального ансамбля из глубинки порождали легенды.

В моей хронике воспоминаний — это рождение, жизнь и смерть музыкальной группы, этакой «темной лошадки» советской эстрады.

Думаю, будучи руководителем ансамбля на протяжении почти 20 лет, имею право и честь поведать уважаемой публике о звездном периоде уральской группы. Именно потому, что эта музыкальная жизнь стала моей судьбой, судьбой по имени «АРИЭЛЬ».

Часть 1

Детство (50-е годы)

Уж и не помню — кто поставил мне на детские коленки гармошку — хромку, мама говорила — отец. Это было в пятилетнем возрасте. Музыкальное детство, как в тумане. Оно прошло через многие деревенские праздники в совхозе «2-я пятилетка» в Курганской области у дядек и тётек по маминой линии. Хоть и кликали меня деревенские пацаны «городской вошью», но все равно любили. До сих пор, эти, уже «дяденьки», вспоминают деревенские олимпиады, которые я устраивал для детворы, а вечерами — частушки, под аккомпанемент кровососущих…

А уж на любую пьянку я шел, как на работу! Моих ровесников, как правило отправляли спать, а мне делали стабильное исключение. Вспоминая, вижу себя пацанчиком, сидящим в углу, почти не выпускающего из рук гармошки. Рядом — расстегай и кружка парного молока. А вокруг в самогонно-бражном амбрэ голосят бабы… Тут же подбираю тональность и песня звучит! Я потом начал догадываться, почему в русском фольклоре больше женского вокала. Мужички, как правило, не дожидаясь финала — «сходят с дистанции», намертво сливаясь с салатом…

Мой папа, Иван Андреевич, правда, был небольшим исключением: его мощный голос здорово компенсировал недостающих. Правда и он был — не железный, периодически куда-то уходил. Зато когда возвращался, задавал один и тот же вопрос, почему-то забывая, что он его уже задавал: «Когда ты мне сыграешь «Бродягу»? И уже в четвертый раз разносилось: «По ди-и-ким степя-ям забайка-а-алья-а-а.». Так я тренировал музыкальную память. Правда, папы хватало ровно на два куплета, после чего сразу уходил в анабиоз… Все это я вспоминаю с большой любовью! Пусть — это пьяный фольклор, но фольклор! Как он не похож на прилизанные, выхолощенные радио-теле-эфирные народные песни!

Конечно же, меня в то время выручал мой абсолютный слух, поэтому подбор песен с ходу — это колоссальная практика! До сих пор моя старшая сестра Нина вспоминает тот фурор, который я произвел на выпускном вечере в детском садике. Под песню «Провожала Ваньку мать во солдаты…» я гордо маршировал с гармошкой, попрощавшись с детством! На семейном совете родители решили: сын слесаря и бухгалтера должен стать музыкантом!

Пойдя в первый класс, я уже бегло читал — научила бабушка. Кстати, она, Евлампия Павловна, в молодости была видной сельской купчихой Троицкого района, Челябинской области. Но однажды их семью раскулачили. Ищу серьезные музыкальные корни предков и не нахожу! Говорят, дед Андрей играл на балалайке, отец — на хромке, мама, Анна Ивановна красиво пела народные песни и все… Тем не менее, все почти уверены, что я с блеском сдам вступительные экзамены в музыкальную школу № 2. Но туда я шел на полусогнутых: страшный мандраж, и даже испуг — а вдруг не смогу! Почему-то этот позор мне врезался в память особенно четко… Захожу в комнату: сидят четверо строгих дядь и теть.

Одна из них подсаживается к фортепьяно и говорит: «А ну-ка, Валерочка, отвернись!» — нажимает клавишу, «…и спой!» Что я там проблеял, я уже не помню — в глазах было темно!.. В это время я, видимо, напоминал маленького ягненка. Почему-то, быстро меня выставили за дверь…

Своей фамилии в списках счастливчиков не обнаружил… Это был первый удар судьбы! (В основном, для моих родителей). Оказывается, я получил 3 с минусом, и у меня не обнаружили музыкального слуха!!!

Но мамочка решила не сдаваться! Будучи бухгалтером, решила действовать, как все работники пищеблока того времени — с черного хода, с продуктовой авоськой — к директору! (Она часто делала ревизии в столовых). Вот здесь я боюсь ошибиться — либо Иван Сергеевич был голодный, либо благородный, либо — и то и другое, но как-то быстро было решено: выслушав мамочкины причитания, он взял в свою руку мою ладошку, помял ее и сказал: «Ну что ж, давайте попробуем!» Так меня зачислили «по блату» в класс Тамары Ивановны Семиной. Поначалу я страшно обиделся: женщина-баянистка!… А главное — рёву дался: меня ведь начали учить на баяне, а там 3 ряда. «Хочу играть на двухрядке!» — орал я сквозь слезы! Кое-как уговорили… Быстро освоив баян, я уже играл, все, что звучит. Надо ли говорить, что в общеобразовательной школе, по пению, я имел пятерку! И, как все нормальные дети — хулиганил!

Учителем пения в школе № 50 в то время был старенький подслеповатый Серафим Андреевич. Мы сочинили даже частушку — гамму: «До-ре-ми-фа-соль-ля-си, Се-ра-фи-ма — не форси!» Особенно всем нравилась одна садистская хохма. В то время учительские столы были старые и дырявые. Перед уроком мы привязывали чернильницу крепкой ниткой, другой конец просовывали в дырку и тянули ее до третьей парты. Когда слепенький Серафим пытался обмакнуть ручку в чернильницу, кто-нибудь дергал за нитку, и в результате бедный учитель, под общий хохот, гонялся за чернильницей, как за лягушкой! Потом мне стало его безумно жалко, и я, с одобрения дирекции, заменял этот урок — на концерт по заявкам. Брал старенький баян Андреича, садился на парту, лицом к классу, и под вальс «Амурские волны» в аудитории стояла тишина, как в консерватории… Супер-хитом была песня из «Человека-амфибии» — «Эй, моряк! Ты слишком долго плавал!» Это было и громко и модно! (зародыш будущих дискотек!)