Ловушка для бога (сборник) - Сергей Грин

Старый лодочник Тубал весь день ходил по площадкам, где рубили топорами, выстругивали большими длинными ножами части корабля и следил за каждым мастеровым. Сокрушённо покачивая головой, он негромко бормотал молитвы, не веря, что этот огромный корабль когда-нибудь сможет отплыть от берега. Но день ото дня он видел, как остов корабля преображается, и красота его линий, высокого носа, созданного чтобы разрезать высокие волны, постепенно захватила лодочника. Вечерами, перед тем как уйти в город, он подходил к кораблю, гладил его по прохладному гладкому телу и просил Ашерат не гневаться на То Мааса, который, наверное, когда-нибудь станет самым великим лодочником во всей Финикии.

В день праздника нового рождения Ашерат, Тубал пришел в храм, ведя на верёвке за собой молодого козлёнка. Каждый в городе уже узнавал Тубала в лицо. Он стал знаменитым и старый лодочник, привязав козлёнка у жертвенной плиты, неторопливо и с достоинством поднялся по ступеням в храм и прошел ближе к алтарю, кивая головой людям, приветствовавшим его. Храмовые служки зажигали светильники с пальмовым маслом, поправляли накидки из тончайшего египетского полотна на большой статуе богини Ашерат. Все ждали выхода верховного служителя храма. Бомилькар вышел из дальней маленькой двери позади алтаря в сопровождении двух служек, несущих в руках небольшие факелы. В полной тишине они подошли к алтарю богини и зажгли две огромные чаши светильников. Пламя взметнулось вверх, осветив всё пространство храма, и воздух наполнился запахом благовоний. Бомилькар выждал время и запел низким, дрожащим от напряжения голосом молитву великой богине. Стены храма гулко повторяли звуки молитвы. С каждым новым двустишием голос Бомилькара поднимался всё выше и выше, почти к женскому голосу и, наконец, с последними словами молитвы рухнул вниз в тишину храма. Бомилькар стоял в оцепенении с поднятыми руками и десятки людей не смели пошевелиться. Наконец служитель устало опустил руки и громко и отчётливо сказал:

– Хупшу, дети города! Нам стало известно, что рядом с городом, в бухте больших чаек, творится невиданное святотатство. Нечестивцы строят корабль, изображение которого высечено на стене нашего храма нашими предками. Они хотят сравняться с сестрой божественного и могущественного Ваала, хотят затмить её и тем унизить.

Люди, стоящие рядом с Тубалом, посмотрели на него и в страхе отодвинулись. А служитель продолжал:

– Но Ашерат не простит им этого. Не будет прощения и тем мужам города, которые, забыв о нуждах храма, потворствуют этому, вместо того, чтобы принести подобающие жертвы храму великой богини. Я знаю, что великая и могущественная придёт и накажет осквернителей богов. Им недолго осталось ждать!

Испуганный Тубал пришел в бухту и, найдя Томаса, отвёл его в сторону:

– К нам пришла беда! Я чувствовал, что так и будет, – зачастил он. – Жрец в храме Ашерат проклял нас. Он придёт сюда и гневом богов уничтожит нас всех. Теперь даже царь и мудрейший Гебалм не смогут нас спасти! Я боюсь, что моя дочь и жена, которые остаются днём в городе одни, могут попасть в беду.

– Не бойся, отец! Ты увидишь, сама Ашерат защитит нас! Верь мне!

– Ты мальчишка еще, То Маас! Откуда тебе знать, что ночная богиня вступится за нас, если её призвал уже верховный жрец храма?!

– Разве ты не видишь, что Ашерат уже положила свою руку на наши плечи? Мы строим самую большую лодку в Финикии. Даже в Египте нет такой. Ты станешь самым богатым лодочником в городе и построишь себе новый большой дом. К Иллейне будут свататься самые богатые купцы и ремесленники, а ты будешь сидеть в большом саду, пить терпкое вино и вспоминать то время, когда к тебе пришла удача.

– То Маас! Твои речи сладки как спелые плоды смоковницы! Но разве ты не слышал, что говорят наши рабочие?! Многие из них ночуют здесь в палатках, чтобы не тратить время на ходьбу из города. Но сегодня вечером они свернут палатки и уйдут в город. Они боятся, что даже воины царя не защитят их! Что могут сделать четверо стражников со служителем храма Ашерат?! Они не посмеют даже приблизиться к нему!

– Отец! Оставь слугу в городском доме и приведи жену и дочь сюда. Здесь мы будем рядом и всегда сможем защитить их. В нашей большой палатке у склона горы достаточно места для них и для тебя. А я буду ночевать рядом с кораблем. Ночи сейчас теплые…

Узкий изогнутый нож луны едва освещал землю, когда наступающая ночь смела с синей скатерти моря последние отблески света. В бухте, где остались только четверо стражников и семья Тубала, было тихо как никогда. Не было слышно разговоров у костров, глухого перезвона посуды, весёлых выкриков подвыпивших плотников. На большой ровной площадке у начала широкого спуска к кораблю, куда сходились дороги от разных мастерских, стоял большой светильник из обожженной глины, освещавший бухту слабым неровным колеблющимся светом.

Томас вошел в палатку, укрытую широким выступом скалы в стороне от корабля, где в боязливом молчании при свете небольшого масляного светильника сидели на деревянных топчанах Иллейна и жена Тубала, Эмина. Он присел к женщине и обнял её за плечи:

– Мать, я рядом с тобой! Не бойся.

Она прислонила к его плечу голову и беззвучно заплакала. Глядя на неё, Иллейна тихонько всхлипнула и, как маленький котёнок, стала вытирать разом покатившиеся слезы тыльной стороной руки. Вошел Тубал и негромко сказал:

– То Маас! Они идут!

– Отец! Спрячь женщин в скалах бухты. Я останусь здесь.

Женщины встрепенулись, напряглись и заплакали громче.

Верхняя дорога осветилась дальним розовым светом множества факелов, и на дорогу из-за холма вдруг выполз одинокий сверкающий глаз. Этот горящий ненавистью глаз остановился на минуту и пополз дальше, вытягивая за собой длинное тело огненной змеи. Уже стал слышен гул истерических криков взбудораженной толпы. Люди непрерывно что-то кричали. Они подпрыгивали, хватали за руки рядом идущих, грозили кулаками неведомому дальнему врагу и жаждали для него мучительной смерти. Только она могла унять эту страсть толпы, которая была сильнее любви, сильнее боли, сильнее страха собственной смерти. Каждый из них уже был не самим собой, а только частью этой разъярённой кипящей массы. Ненависть опутала и связала всех их воедино невидимыми цепями. Свет от факелов в руках сотен людей качался в такт нервным движениям, то сжимаясь в яркие пятна, то расплескиваясь в одинокие брызги. Крики стали пронзительнее, и голова огненной змеи рассыпалась на точки вокруг верхнего склада, где были сложены сотни нарезанных кедровых досок, сложенных для сушки под навесом из пальмовых веток. Через мгновение навес вспыхнул и обрушился, взметнув вверх сноп коротких искр. Жадное пламя загудело, пожирая высушенную древесину и, наконец, взвилось вверх огромным огненным столбом, осветив всю бухту и остов строящегося корабля. В унисон пламени раздался рёв толпы, повторенный скалами, окружающими бухту.

Бомилькар, служитель храма Ашерат, взмахом руки унял крики толпы и шагнул вперед, оставив остальных позади себя. Он один должен совершить обряд молитвы и уничтожение святотатственного корабля. Негромкий ропот толпы провожал его к площадке, где стоял одинокий Томас, в полсотне шагов за которым высился остов корабля, окружённый легкими помостьями. Воины охраны, не смея противостоять жрецу, стояли на дальнем краю площадки в нерешительности.

Бомилькар набрал в лёгкие воздух и запел молитву вечерней Ашерат. Его голос, сначала неуверенный и срывающийся, набирал силу и вдохновение. Нет ничего прекрасней вечерней Ашерат, когда она восходит над домами, и усталые после дневной работы люди отдыхают под её божественным светом рядом с женами и детьми. Вечерняя Ашерат благословляет женщину и мужчину для продолжения жизни в их детях. Она дарит отдых и сон. Ашерат присылает ночные дожди, которые дают жизнь растениям и плодам. И нет ничего мудрее божественного закона, когда Ашерат уступает своё место на небе брату Ваалу и повелевает людям начать новый день, чтобы своими трудами добыть и принести жертвы в её храм. Прекраснейшая, божественная Ашерат!

Молитва закончилась, и Бомилькар двинулся с факелом в руке к Томасу и кораблю. Стоящая наверху толпа замерла, зачарованная молитвой, не смея пошевелиться. Верхний склад по-прежнему пылал широким пожарищем, выстреливая красные искры в тёмное безмолвное небо, где они гасли, поднимаясь к вечным звездам. Бомилькар остановился в нескольких шагах от Томаса, вглядываясь в его освещенное пожаром лицо. Он ждал, когда тот упадёт на колени и попросит прощения у него и у Ашерат. Им некуда торопиться, так должно быть, так будет всегда. Лёгкий порыв ветра пришел со стороны моря и всколыхнул широкую накидку служителя храма. Он поднял голову и увидел, что небо закрыло тёмное облако, подкравшееся незаметно в безлунной ночи. Порыв ветра ударил сильнее, так что пламя пожара легло набок и опалило людей, стоящих рядом. Крики взметнулись и умолкли. Ветер хлестанул сильнее, и затухающий огонь на складе зарычал взбешенным зверем и снова вспыхнул широкой полосой. Факел в поднятой руке Бомилькара погас. Он обернулся к толпе, чтобы призвать других людей с факелами. Но в это время из нависшей над бухтой тучи выползла светящаяся молния и ударила в ноги Бомилькара. Гром и вой ветра смешались в исступленном крике смерти. Молоты молний застучали по склону горы вместе падающим потоком дождевой воды. Огонь на складе зашипел и погас. Чернильная темнота ночи упала на бухту.