Много воздуха, или Не роман - Анна Пумалайнен

Утром будильник, как положено – разбудил. За завтраком Стася перечитала плоды вчерашних мучений. Что ж… не так плохо! Что-то в этом явно есть. Ей захотелось немедленно отправить слова Марту, что она и сделала уже на бегу, рискуя опоздать. В метро телефон ловил не надёжно, но её это скорее радовало: дело сделано, можно отдохнуть и спокойно приготовиться к реакции человека, которому она доверяла. Выйдя из метро, женщина нетерпеливо открыла чат. Что?! Две скобочки сдержанной улыбки и ни слова в ответ? Ты серьёзно, парень?! «А мне нравится», – мысленно парировала Стэйс. И написала в чат чуть позже, оправившись от неудачи: «В любом случае, сохрани музыку, она прекрасна».

Глава 10

На самом деле, Стася писала стихи не часто, в основном они приходили по случаю. Если точнее, в те моменты, когда душа болела – иначе и не скажешь – от неразделённой любви, смерти близкого человека, бывало даже, вдогонку уходящему лету… Кто-то сказал: «Потеря – мать творчества», для неё так и было. Стихи приходили как носовые платки, протянутые кем-то сверху, как слова утешения. Видимо сейчас она была недостаточно влюблена или не так уж сильно несчастна и, если подумать, её это устраивало. По сути, вся эта гонка с песнями началась потому, что она втянулась в игру. Ведь Стася никогда не верила, что так просто написать по-настоящему стоящие стихи, схватить Бога за бороду. Нет, это вряд ли. И всё же лёгкая неудовлетворённость осталась: «Ты не смогла. Не такая уж ты и способная, как говорил Мартин вначале… Ну и ладно! Что ни делается – всё к лучшему! – утешала она себя, – Зато я заметила это вовремя. Не переоценить себя – тоже победа, и не влюбиться по уши – тоже надо успеть».

Было уже поздно, когда телефон опять проявил признаки жизни, прилетело сообщение. Стэйс почувствовала лёгкую усталость и подумала: «Мне нечего больше сказать. Я попыталась, больше – нечего». Но телефон уже в руках, свет экрана снова резанул глаза в полутёмной комнате. «Вот, послушай, может быть тебе понравится». Стэйс показалось, что у неё нет больше сил, ни писать свои стихи, ни оценивать чужие, всё немного надоело. Интересно, он когда-нибудь устаёт? Но стрелка в сообщении манила коснуться, включить, и услышать, что же там всё-таки. Вот оно: извечное женское любопытство, с него, помнится, начался род людской…

Звучала прежняя мелодия, всё те же нежные волны качали как на руках и уносили далеко-далеко. Но слова! Женщина не верила своим ушам, из всего, что она знала, ей не с чем было сравнить. Каждая строка была стройной, как будто выточенной из драгоценного камня, но лёгкой, летящей. Глубокий смысл не спорил с нежностью, а как будто защищал её. Страсть угадывалась скорее в томном ритме, не называя, не обнаруживая себя грубо в словах. Песня длилась довольно долго, но Стэйс не хватило времени наедине с ней, она тут же включила повтор и слушала, слушала, чуть дыша, удивляясь и тревожась, как за ребёнка, который впервые встал на ножки. «Откуда?! Как ему удалось? Как такое вообще можно придумать?!»

Стэйс прослушала песню много раз, не в силах остановиться. Когда звуки всё же умолкли, к ней пришло необычное чувство радости и покоя одновременно. Было совсем не важно, что эти слова – не её слова. Она не думала больше о том, что не смогла написать. Она перестала спрашивать себя подходит ли ей Март, а она – ему. Ей стало совершенно не важно, влюблён ли он в неё, и если да, то на сколько лет или дней… Она перестала думать о том, как выглядит рядом с ним, а так же что подумают о ней его друзья, если увидят их вместе. И если эта песня – единственное, для чего они знакомились, то – всё не зря. Всё было не зря! Этим вечером, лёжа в темноте, она медленно осознавала: чтобы ни было дальше, теперь Мартин для неё не просто мужчина, и не музыкант, он – тот, кому приходят откровения, и тот, кому она доверяет, потому что не видеть красоту может только слепой, а песня была прекрасна. В этот момент стало совсем не важно будут ли они вместе. Они уже вместе. Только он – на шаг впереди. Для Стэйс было открытием, что увидеть чужой талант в полном блеске, ещё приятнее, чем свой. Хотелось повторять одно лишь неподходящее слово: «спасибо». Ой! Я ведь так и не ответила ему! Стася снова взяла телефон в руки. Но как ответить? Что можно сказать, если она даже потеряла счёт времени, какие слова будут равны впечатлению? Стася всегда была доброжелательна, к тому же его работы и раньше нравились, поэтому теперь ей было страшно повториться, страшно, что он не отличит её нынешнее, совершенно особенное впечатление от прошлых отзывов. Когда она не знала что сказать, то парадоксально быстро нажимала на диктофон без подготовки. «Просто прекрасно, – услышала она себя, – у меня бы так не получилось. Поздравляю тебя!». Поморщившись, она отпустила кнопку диктофона, подумала: «Боже, какая банальность!» Но и внезапная потеря красноречия не испортила ей настроение. Стасе всё ещё казалось, что она где-то в небе, вместе с этой песней, летит, купается в ней… Да какая разница что она сказала, и что он услышал! Разве не ради таких моментов делается всё то, что мы называем искусством, разве не для полной потери себя в чьём-то большом небе, пусть ненадолго? «Без тебя не получилось бы так» – пришло от него. Блаженная улыбка разлилась на лице Стаси, она вспомнила: «… назначаешься Музой…».

Глава 11

Бывают дни, когда внешние жизненные обстоятельства перестают играть важную роль. На работе опять задерживают зарплату, солнца нет давным-давно (кажется, даже в космосе), из зеркала смотрит чьё –то усталое бледное лицо… Добавь ещё воз и маленькую тележку когда-то отложенных и зависших дел. А ты ходишь как будто немного пьяная, с блаженной улыбкой. Так бывает когда влюблена, когда едешь в аэропорт, а через три часа окажешься среди лета и солнца, когда пациент должен был умереть, а выжил, когда на твоих глазах (почему не на ушах?) – появилось чудо. Так и сейчас, Стэйс несколько дней смотрела на мир как будто через фильтр сбывшейся мечты, о которой даже не подозревала совсем недавно. Она знала что некоторое тщеславие ей не чуждо и старалась иронично щёлкать его по носу время от времени,