Много воздуха, или Не роман - Анна Пумалайнен

плитой, на них специи. Любимая сковородка, не тяжёлая, как раз под силу её тонким запястьям. «Захочу и прямо сейчас сотворю такое, что дом наполнится запахом свежей, живой еды, вдохнёт его полной грудью!». Иногда кажется, что дом тоже питается: ароматами готовки, свежестью белья, и разговорами своих жильцов, звуками голосов, отражениями жестов в зеркалах. «Пойду, обниму сына». Потом Стася включила телевизор, свой любимый канал с хулиганскими мультами, где герои говорили всё, что вздумается и всегда смешили её, где даже если кто-то умирал, то в следующей серии обязательно воскресал. Да что там! Даже торт прилетевший в лицо, не оставлял ни пятнышка на костюме героя в следующем кадре… А что бы вкусненькое приготовить? Выбросив из головы сложные мысли, надев фартук, чтобы не обсыпаться мукой, Стася принялась готовить сырники. Она давно заметила, что именно это блюдо всегда и безотказно освобождало голову от всего лишнего. Смешать яйца, творог, ещё кое-что, всё на глазок… Она любила, чтобы под конец состав хорошо держал форму при лепке, но не превращался в замазку из-за лишней муки. Скатать шарик, обвалять в обсыпке и чуть прижать на сковороде, они подрумянивались быстро, только успевай перевернуть, чтобы не зажарились. Кстати, Март когда-то сетовал, мол, «борщи» мешают женщине развиваться! «Да что бы ты понимал! Кстати, сударь, попрошу Вас из моей головы, я готовлю».

Ужин прошёл по-домашнему мило, сырники удались, телекоробка исправно развлекала, они смеялись, после сын даже помыл посуду без просьбы. Перед тем как лечь спать, Стася вспомнила, что собиралась зашить крохотную дырку на носке колготок, не выбрасывать же из-за такой мелочи. Она присела на диван и начала одно из своих любимых дел, скрываемое от подруг в последние лет двадцать, ведь теперь и ребёнок знает, что чинить свою одежду, а тем более носить починенное – яркий признак неудавшейся жизни, а так же «плохой фен-шуй». Но ей, как ни странно, с детства и до сих пор, нравилось это успокаивающее занятие. Объяснить кому-то было бы трудно (да она и не старалась), какое удовольствие прокладывать незаметные ровные стежки, реставрировать вещь, позволить ей пожить ещё немного. Почти хирургия. «Занималась бы ты бизнесом каким-то, с таким же энтузиазмом, как штопкой и плетением рифм! Уже озолотилась бы». Но, тут ведь как… сердцу не прикажешь что любить, а к чему дышать ровнёхонько.

Глава 9

Закончив работу, Стася пошла, наконец, укладываться спать. «Тр-р» – завибрировал в ночной тишине телефон, пришло новое сообщение от Мартина. Прочитала: «Послушай, что мне прилетело» – прочитала его любимую фразу. «Послушаю, конечно, надеюсь эта птица лучше, чем залетевшая раньше!» Уже привычно надев наушники, она нажала на пуск.

Мелодия плыла как река, переливаясь бликами света на воде, ритм не спеша повторялся, томил и не отпускал, как уверенный партнёр, ведущий в танце. Перед Стэйс, снова встала их последняя встреча. Да, было так… именно так… она была зачарована и снова медлила с ответом. Как сказать, что твоя музыка не просто хороша, она околдовывает? Ну не словом же «круто», не «клёво»! «Очень. Очень красиво, – только и выдохнула Стэйс, затем добавила, – сохрани её обязательно. И если будут слова, то нужны очень хорошие, чтобы не испортить». В ответ прилетел смайл. Что бы мы делали без маленьких мимов в телефонах?! Забыв про сон, она тут же подхватила любимую игру, стараясь придумать стихи, но какими же они должны быть, чтобы не пропало волшебство? Стася не знала. Задачу немного облегчала пара фраз, напетых Мартином по ходу мелодии, они будто срослись с песней, изменять их совсем не хотелось. Она пыталась дописать, дополнить, развить, но походило на то, будто ребёнок подошёл поцеловать тебя на ночь, «спокойной ночи, мама», а ты вдруг говоришь: «Учись завтра хорошо!». Верх нелепости! Однако, Стэйс билась долго: «Я смогу! Я тоже была там!», пока, наконец, пришедший сон не выключил идеи в её голове, оставив силы только погасить лампу у кровати.

Утром, едва проснувшись, она снова взяла в руки блокнот, лежавший прямо у подушки. Перечитала. Ох, нет, не то… Так бывает. Вечером тебе кажется, что получилось очень даже не плохо, а утром сплошное разочарование и нелестные выводы о своих способностях. Что поделаешь?! Она давно знала эту черту за собой и приучила себя вечером не показывать результат никому, а, как говорят, переспать с этим ночь. Вот и в этот раз, слава Богу, что не отправила эти графоманские бредни. Но это означало лишь, что она с новыми силами кинется на штурм Замка Прекрасной Песни. «Я ведь тоже чего-то стою»!

Дорога на работу… «Хорошо, что «села за руль» – не случилось в моей жизни. Вот как бы я сочиняла сейчас?». Метро так не отвлекает, и, благо, ехать почти целую ветку, главное не проехать свою станцию. Она писала и стирала карандаш в блокноте снова и снова: «Может так? … Нет, чушь какая-то». Пара строк уже нравились, но остальное – тяжёлые как камень, совсем не подходят. Переступив порог поликлиники, здороваясь с коллегами, надевая халат, Стася с сожалением убрала записи до вечера и настроилась на рабочий лад: «Проходите, пожалуйста. Садитесь».

Как удивительно устроены люди. А может только она? По дороге на службу, ей казалось, ничто не сможет отвлечь её внимание от необычной песни. Когда же первый пациент пожаловался на сопли и кашель, что-то будто щёлкнуло, и Стэйс, с тем же азартом начала задавать вопросы: «Когда началось? Где болит? Какого цвета?». Как будто одна её часть мирно уснула, уступив место другой, а та, другая, деловито принялась за дело, засучив рукава. Ей не казалось странным такое раздвоение личности: какая разница, какие вопросы решать. «Решать? Я слышала стихи, это что-то другое… Может, поэтому и не получается? – думала она по дороге домой, – Говорят, они приходят откуда-то сами. Или не приходят».

Дома, закончив с делами, она снова взяла в руки карандаш. Нет, «стёрка» в деле была чаще. Было ещё сложнее от того, что песня казалась ей следствием «того вечера», их взаимным эхом. И, да, глупо отрицать: Стася хотела произвести на него впечатление. За последние месяцы она привыкла, что Март высоко ценил её стихи. На самом деле, она не до конца верила, что они так уж хороши, но выкладывалась по полной, у неё просто отрастали крылья. Стася снова и снова переслушивала музыку, пытаясь уловить, куда она ведёт, и снова заснула в изнеможении, впрочем, оставив на бумаге пару сносных, на её взгляд, четверостиший. Редко бывало, что иногда во сне ей приходили слова, они казались удачными, чуть ли не гениальными, но утром Стэйс