Много воздуха, или Не роман - Анна Пумалайнен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Новый день пробрался в комнату солнечными лучами. Женщина поднялась с кровати, оделась и тихо вышла из комнаты на лестницу. Мартин заметил её через раскрытую дверь своей комнаты и спросил с улыбкой:
– Не спится?
– Вставайте, сударь, вам на работу пора. А я, кстати, отлично выспалась.
Она обернулась на звук его уютного сонного голоса и рассмотрела лицо, с блаженной улыбкой торчащее из-под одеяла. Подумала: «Ангел… Ну а кто не ангел десять минут после сна? Нет, пять. Все люди похожи на ангелов пять минут после сна». По-прежнему не позволяя естественному ходу своих мыслей, подтолкнуть её к его спальне, женщина поспешила вниз по лестнице: была бы туфелька – могла бы потерять.
Стася поставила чайник на огонь и повернулась на звук шагов, когда Мартин спускался вниз. Ни на секунду не колеблясь, он сходу крепко обнял её. Волна нежности качнула комнату. Подними лицо к его лицу и вас будет уже не остановить… Что-то неслышно застонало у неё внутри: «Прошу… Прошу тебя…». Но ещё момент и объятья разомкнулись. Стася опустила глаза, коснувшись рукой края стола, чтобы остановить полёт комнаты. Она отошла и села на стул.
– Почему это так трудно? – посмотрев на неё в упор, спросил Март.
– Что трудно?
– Быть честными, не притворяться.
И даже сейчас Стэйс не была уверена, что поняла, о чём он спрашивает. При чём здесь притворство? «Простите, сударь, но в нашем тупичке, дамы не приглашают кавалеров». Вслух же она начала говорить что-то мало относящееся к вопросу. Не смотря на то, что ситуация была идиотской, а неудовлетворённость томящей, не смотря на догадку, что каждый из них разговаривает сам с собой, и всё хорошее им только показалось – они блажено улыбались друг другу за деревянным столом, с чашками, полными солнечных зайцев, в руках.
– Когда тебе надо выходить? – Спросила Стейс.
– Да мне тут десять минут идти всего….
Одеваясь у дверей на закрытой веранде, она вдруг увидела на подоконнике одинокую стекляшку от люстры, похоже оставленную хозяевами в надежде повесить когда-нибудь обратно. Грани сияли на солнце, Стася повертела гладкий и сияющий, как галька большой страз и, не устояв, сунула его себе в карман. «Может быть, мне просто хочется забрать себе звезду…»
Утро было ласковым и тёплым. Они снова шли и болтали о всяких интересных вещах, как ни в чём не бывало.
– Я допилю немного нашу вчерашнюю песню и пришлю тебе, – сказал Март на прощанье.
«Точно, мы же ещё песню вчера писали, а не только вели себя как маленькие…» – подумала Стэйс. И они расстались, каждый опять нырнул в свою жизнь.
Глава 8
Стася приехала домой переполненная такой сладкой тяжестью, что хотелось только лечь на кровать и лежать, глядя в окно на высокое весеннее небо. «На что это похоже? – думала она, – а, кажется, у кого-то была похожая проблема. Как там пела Мария Магдалена в Jesus Christ Superstar? «And I don't know what to do, how to love him…». Ну уж, подруга, не поминай всуе! А если серьёзно, как? Как его любить?»
Через час, вспомнив о неприготовленном обеде, женщина принялась за дела, начала отвечать на звонки, а когда сын вернулся из колледжа – остатки морока, наконец, рассеялись. Вернулась прежняя, деловая и собранная Стэйс. Бесцеремонно вытесняя нежность и неопределённость прошедшего дня, женщину обступила повседневность.
Под вечер от Мартина пришло сообщение с аудиофайлом и коротким пояснением: «Дописал твою песню, послушай. Как тебе?». Ох уж эти переходы от земных забот к полётам, и обратно! На секунду Стэйс ощутила что-то вроде досады, кто-то вторгся в её размеренную, организованную, решённую жизнь. Но любопытство тут же победило и она надела наушники. Что это? Тяжёлая, медленная как удары молота основа вела звуки как на убой, слова её стихотворения звучали больными, чужими, украденными и запертыми, ей даже показалось, что они просят: забери нас отсюда. Женщина недослушала, остановила запись. Что ж, придётся признаться, что это… совсем не то. Она вспомнила, как когда-то в самом начале их знакомства, кажется, после её неуклюжей попытки забрать его драгоценное время на пустые разговоры, он отправил ей ссылку на «Правила Лабковского». Это был свод правил для общения, от известного психолога. Стася только усмехнулась тогда: «какие ещё правила?!» Но, заинтригованная необычным началом дружбы, всё же прочитала. Самое интересное, что этот свод правил её вполне устроил, при всём недоверии к правилам, она просто не нашла к чему придраться. Уже не помня номер утверждения, она взяла его на вооружение: «Если тебе что-то не нравится, скажи об этом определённо и немедленно». Ох, не легко Стасе давалась такая определённость! От природы излишне деликатная, она панически боялась обидеть человека, а уж тем более художника, которого, как известно, «обидеть может каждый». Но не признаться, что этот вариант песни – отстой, как говорил её сын, она тоже не могла. Прикрыв дверь в комнату, нажала на встроенный микрофон мессенжера, и начала вкрадчивую речь. «По-моему, это немного не то. Слишком тяжело… как «про войну». И темп медленный. А стихи ведь о другом совсем, они о детстве, о памяти. Нежные…». И вспомнив, другое правило Лабковского поспешила добавить: «Но это только моё мнение, если оно, конечно, тебе интересно».
Он долго не отвечал. «Наверно обиделся, – подумала Стэйс, – Ну, извини, друг, истина дороже». Стася знала за собой много недостатков, но наглого вранья среди них не было, за исключением, может быть слов утешения своим больным, которые иногда приходилось брать буквально с потолка. «Если и ценны чем-то эти странные, трудные отношения, то наверно, попыткой честности. Мартин кажется человеком способным оценить правду. А если окажется, что это не так, что ж… это не первое моё разочарование, переживу. Не первое! Иногда кажется, что уже сотое! Когда же вырастет мозоль, когда же в розовых очках заведутся диоптрии?! Подожди, ну почему он должен был обидеться? Говорят, что наждо уметь говорить правду по-доброму, в таком случае, ты прекрасно справилась, не фыркала же, не смеялась. Хотя, он же вроде профи, неужели его никто никогда не критикует?»
Снова вечер. Как же хорошо дома! Как тихо, надёжно, спокойно, и всё-всё понятно. Спасибо, Господи, что есть дом! Вот полочки над
