Кот и хозяин. История любви. Продолжение - Питер Гитерс

К моему великому удивлению, мне не посоветовали арендовать небольшую уютную палату в психиатрической клинике, а сказали, что могут помочь, поскольку одна подруга имела дом в Провансе. Если она заинтересуется предложением, то с нами обязательно свяжется.

На следующий день я получил восемь страниц по факсу от женщины по имени Элизабет, которая не только имела прекрасный дом, но и оказалась восхитительным, потрясающим, честным человеком. Элизабет в мельчайших деталях описала свой трехсотлетний дом: сделан из камня, четыре спальни, кабинет и сад размером с футбольное поле. В кухне стояли посудомоечная машина, стиральная машина с сушилкой, в гараже в наше распоряжение предоставлялась «БМВ». Элизабет была француженкой замужем за американцем, муж умер несколько лет назад, поэтому дом наполовину был французским (предметы интерьера, неповторимое очарование), а наполовину американским (многочисленные удобства). Деревенский, хорошо оборудованный особняк — наша мечта! Элизабет предупредила: «У меня нет блинницы. Все-таки мы живем во Франции». Я нисколько не расстроился, потому что мечтал о тонких блинчиках, испеченных вручную, а не о толстых оладьях. Дело улажено: у меня будет новый офис, у Дженис — великолепный сад, у Нортона — трехвековые мыши.

Осталось решить еще один вопрос. К сожалению, здесь мне придется нарушить торжественную клятву, давно данную вместе с близким другом Дэвидом, образцом писательской честности и прямоты. Много лет назад мы пообещали друг другу, что не будем зарабатывать на себе. Такое заявление может показаться несколько двусмысленным и противоречивым. Попытаюсь объяснить. Когда мы с Дэвидом были моложе и мечтали стать известными и успешными писателями, то решили не идти по стопам Филиппа Рота и не писать о своем успехе. Мы оба сдержали обещание. Писатель не должен рассказывать о тяготах профессии, обсуждать коллег по цеху, критиков, редакторов, называть остальных невообразимо скучными и примитивными, поскольку все остальные невообразимо скучные и примитивные питают аналогичные чувства. Правило номер один: никогда не рассказывать о собственном рекламном туре. Неинтересно, глупо и противно слушать, когда говорят: «Да, понимаю, в Боснии трудно. Но представь себя на моем месте, когда к тебе подходит коротышка в парике и пытается заговорить, допуская несколько ошибок в имени: „Доброе утро, Шенектади!“» Кошмар! Дэвид, я не стану описывать тур в подробностях.

Итак, в надежде сохранить последние капли художественного достоинства я был готов, попрощавшись со всеми, к переезду в трехвековой французский дом. К сожалению, я не мог просто прыгнуть в самолет и удрать из Америки. Оказалось, что многие читатели хотели встретиться с Нортоном.

Официально тур в поддержку книги начался в Лос-Анджелесе, хотя пробным стало выступление в Коннектикуте. Мне понравилась идея репетиции встречи с читателями, поскольку никто не знал, как кот поведет себя перед камерами и стану ли я поваром будущего, когда загорится красная лампочка. [8]

Все шло по плану, Нортон держался великолепно. Мы приехали рано, получили инструкции и пошли в коричневую гримерную комнату. За время тура я повидал много гримерок, но ни одна не была зеленой. [9]Может, позвонить на шоу «Шестьдесят минут», вдруг они смогут помочь решить такое несоответствие? Полчаса я ходил по комнате, ерошил волосы, поправлял галстук, костюм, делал массу всего, за исключением распевки и полоскания горла. Нортон чувствовал себя завсегдатаем, как голливудская знаменитость. Кот сидел на диване, разрешал себя гладить и даже вежливо общался с дамой, которая выступала следом. Женщина написала книгу-инструкцию, как правильно укладывать чемодан. Согласен, нет более эффективного способа убедить человека, что он сделал вклад в мировую культуру, чем известность и реклама.

Мы вышли в эфир. Ведущие программы не могли не восхищаться, с какой грацией Нортон сидел у меня на коленях. Иногда кот привставал, пристально глядя в камеру. В такой момент внимание тридцати пяти зрителей переключалось на красавца-кота, меня никто не слушал. Думаю, Нортон проделывал трюк всякий раз, когда я говорил долго и нудно.

В честь дебюта на телевидении я решил надеть красивый щеголеватый темно-синий костюм, который мне очень шел. Однако во время шоу Нортону стало жарко под лампами и софитами, и он, как все нормальные коты, начал линять. К концу программы на костюме осталось столько шерсти, что я выглядел как говорящая доисторическая птица. Еще до конца проб стало понятно: Нортон — звезда.

До издания книги оставалось несколько недель. Нам пришлось дождаться выхода моего творения в свет и отдаться на милость американцам. Ожидание — худшее времяпровождение и для писателя, и для кота. Однако с литературной точки зрения ожидание себя оправдывает. Держа первый экземпляр книги, чувствуешь что-то особенное. Дело не в качестве произведения, Даниелю Дефо написать книгу так же трудно, как Даниэле Стил. Мы все считаем, что умеем писать, однако большинству страшно посмотреть на чистый лист бумаги и не только заполнить его словами, но и создать произведение, которое понравится окружающим. Вот почему писатель заканчивает первый черновик, потом второй, третий, корректирует рукопись, затем сами исправления. Он начинает испытывать возвышенные чувства и полное удовлетворение лишь тогда, когда может взять в руки готовый продукт на несколько сотен страниц, в переплете, с рекламной брошюрой. Момент чистого счастья. Еще не вышли отрицательные рецензии, агент молчит, книги не разлетаются со скоростью света, нет ничего, кроме ощущения, что это произведение — твое духовное продолжение в физической форме. Ощущение длится пару минут, потом писатель возвращается в реальность.

Книга «Необыкновенный кот и его обычный хозяин: история любви» доставила мне особое удовлетворение, потому что в повествовании много личного. За день до начала поездки по стране я впервые увидел книгу в магазине Б. Далтона на Восьмой улице в Виллидже, где должна была состояться встреча с читателями. По сценарию я обязан шутить, острить и подписывать экземпляры книги, а Нортон — выглядеть хорошим котом и производить на публику незабываемое впечатление. Не знаю, сколько раз я мечтал оказаться на месте кота, но все, включая агента по рекламе и Дженис, убеждали меня не совершать ошибку. Оставалось несколько часов до события, я взял Нортона и пошел в магазин, стараясь не привлекать внимания. Это не составило большого труда, поскольку обо мне мало кто слышал и на улицах не узнавали. Нортон стал образцовым котом, залез в сумку, которую я ношу на плече, и не высовывался. Думаю, из моего друга мог получиться отличный сыщик. Я в традиционной манере осмотрел магазин, стараясь не выглядеть надоедливым и дотошным писателем, и приятно удивился, насколько качественной и впечатляющей была презентация моей книги. На витрине красовался огромный плакат с фотографией Нортона. Пребывая в прекрасном расположении духа, я купил одну книгу на удачу, решив, что сделал первую покупку произведения в твердом переплете в Нью-Йорке. Затем я аккуратно переставил все экземпляры на полке так, чтобы был виден не корешок, а лицевая сторона обложки. Все писатели так делают, не верьте тем, кто отрицает! Мне не хотелось, чтобы первая книга, купленная мной, стала последней. Сделав все в соответствии с традицией, я, практически вальсируя, вышел из магазина. На улице я показал обложку Нортону, но она не произвела на кота должного впечатления. Через несколько часов мы вернулись в магазин, теперь Нортон смело рассматривал окружающую обстановку, а я надеялся, что продавец не узнает во мне того нервного, потного от волнения парня, который купил первый экземпляр. Около пятидесяти человек и три докладчика присутствовали на вечере-встрече. Первым рассказчиком стала женщина, написавшая, возможно, лучшую книгу под названием «Загадочные кошки», после выступал автор отличной энциклопедии «Книга Корнелла о кошках». В его докладе меня смущало повышенное внимание к трагедии котов, страдающих заболеванием простаты. Чтобы не упасть в обморок, я забормотал слова из песенки-считалки «Сто бутылок пива на стене». Уверен, никто не заметил. Наступила моя очередь. Я поведал читателям о мотивах, побудивших написать книгу о Нортоне, рассказал несколько удивительных историй. Кстати, редактор решил, что книга должна повествовать о весельчаке, путешествующем с котом по миру; я был просто поражен, что меня посчитали балагуром и весельчаком, и даже не смог возразить. Самым забавным стало поведение кота. Нортон соблюдал рамки приличия во время первых двух выступлений, но сидел в несколько расслабленной позе и едва ли удостаивал ораторов вниманием. Меня кот слушал с нескрываемым восхищением, время от времени поворачиваясь к залу в ожидании смеха и положительной реакции. К сожалению, в конце встречи обозначилась проблема, которой стали аплодисменты. Услышав первые хлопки, Нортон отвернулся от присутствующих и запрыгнул в сумку, подальше от назойливых поклонников. Сначала я подумал, что Нортону не понравилось мое выступление, но впоследствии выяснилось: кота, несмотря на его врожденную храбрость и мужественность, пугали громкие аплодисменты. Теперь всякий раз, если существовала даже самая маленькая вероятность, что мне будут аплодировать, я начинал выступление с просьбы воздержаться от аплодисментов, поскольку мой чудесный и самый храбрый в мире кот боится хлопков. Нортон показался мне более счастливым, когда зал перестал аплодировать. А я, наоборот, походил на неврастеника. Тяжело ощущать себя победителем, когда уходишь со сцены в абсолютной тишине, но я готов на все ради родного вислоухого. После ответов на вопросы и раздачи автографов мы вернулись домой. Наслаждаясь триумфом и теша самолюбие мыслью, что написал бестселлер, я подошел к телефону прослушать сообщения, оставленные на автоответчике, а после хотел собраться в дорогу. Только один мужчина, судя по голосу, средних лет оставил мне сообщение. Цитирую: